Мы с Костиком - Петкевич Инга (читаем книги txt) 📗
Никифор покраснел.
— У меня нет мамы, — неожиданно для себя сказал он.
Кукушкины дети разом глянули на него и сразу же опустили глаза и стали тереть свои кастрюли.
— Ты врёшь, — некоторое время спустя сказала девочка. — Такими вещами не шутят, и мы не хотим больше с тобой разговаривать.
Мальчик ничего не сказал, лица его видно не было, но шея и уши у него вдруг разом покраснели.
Никифор повернулся и бросился бежать, он бежал и бежал, и никак не мог убежать, и наконец прибежал домой.
А дома опять неприятности. Кузьма на этот раз облился керосином. Он каким-то чудом забрался на стул, снял с полки бутыль с керосином и сначала облил себя, а потом стал поливать всё вокруг, даже картошку. На этот раз ему, наверное, всё-таки попало, потому что он стоял в своей кровати весь голый и орал что есть мочи. А мать сидела напротив него и, опустив руки, жалобно глядела, как он орёт.
— Мам, а мам, — позвал её Никифор. — Давай я тебе что-нибудь помогу.
— Ты поможешь… — недоверчиво протянула мать.
— Ну честное слово, — сказал он. — Ну хочешь, что угодно сделаю. Ну хочешь, в магазин схожу.
— В магазин… — мать задумчиво посмотрела на него и улыбнулась. — А что, — сказала она. — Пожалуй, сходи. Вот и сахар кончился. Почему бы тебе не сходить?
И она дала Никифору рубль.
— Не потеряй, — сказала она.
— Ну вот ещё, — сказал он.
В магазин вели две дороги. Можно было идти прямо, так было ближе, но в обход зато интереснее, и Никифор выбрал вторую дорогу.
Он спускался к реке. Кукушкиных детей уже не было, и только тётка по-прежнему полоскала бельё. Ему очень хотелось узнать, кто же такие кукушкины дети, но спрашивать он не любил.
Тропинка петляла в кустах вдоль речки. И он ещё издали услышал крики и плеск воды. Он поспешил туда, и когда вынырнул из кустов, то увидал моряка, который размахивал руками и что-то громко орал. А в реке барахтался и тоже громко орал какой-то мальчишка. Сначала Никифору показалось, что мальчишка тонет, но потом он вспомнил, что в этом месте очень мелко, и сразу всё понял.
— Вдох!!! — орал моряк. — Правая рука — выдох. Левая рука — вдох… Ноги, ноги, не забывай про ноги!!! У-у-ух!.. Да что ты там, раков ловишь?
Но мальчишка в воде, казалось, ничего не слышал, он изо всех сил месил воду ногами и руками и громко ревел.
«Вот если бы меня так учили, — завистливо подумал Никифор, — давно бы поплыл».
Он ещё немного посмотрел и пошёл дальше. Тропинка вывела его к железнодорожному полотну. Некоторое время она шла вдоль насыпи, а потом ныряла под неё. Здесь, под насыпью, был сделан бетонный проход. Тут было сыро и прохладно. У стены стоял небольшой деревянный ящик с крышкой. В этом ящике был родник, вода из которого считалась самой вкусной.
Никифор открыл крышку и заглянул внутрь. Вода была тут же, рядом, и до неё можно было дотянуться рукой. Было видно жёлтое песчаное дно, на дне блестела монетка. Из воды на Никифора посмотрел другой Никифор. Этот другой был совсем не тот, как в зеркале. Тот, в зеркале, корчил рожи и показывал язык. Этот же, из колодца, был тёмный и важный, и Никифор побаивался его.
— Меня за сахаром послали, — сказал Никифор.
— Лали, али, — глухо отозвался другой.
— А… — сказал Никифор и быстро опустил крышку.
Он прошёл над насыпью и вышел на другую сторону.
С грохотом пронёсся товарный состав. Никифор начал было считать вагоны, но тут же сбился и подумал, что лучше было бы подождать под насыпью, чтобы состав прогрохотал у него над головой… Но особенно задерживаться было некогда. Ему ещё нужно было зайти к своим друзьям, которые жили как раз по пути. И Никифор сошёл с тропинки и полез напролом через кусты. Кусты были густые, но скоро кончились. Только Никифор вылез из кустов не сразу, потому что любил сначала посмотреть со стороны… Из кустов ему были видны вагоны, но это были не просто вагоны, которые ездят по рельсам. Нет, эти вагоны никуда не ездили, а стояли тут уже второй год, потому что это были вагоны-дома, с трубами и крылечками. На их стенах висели корыто, стиральная доска, пила и санки. Сохло бельё, из трубы шёл дымок и пахло печёной картошкой. Здесь жили его друзья. Правда, те друзья, которые жили тут в прошлом году, уже куда-то уехали. Но и новые друзья были не хуже старых.
Друзья — Захар, Верка и Светланка — сидели на бревне и, как всегда, грызли кедровые орехи. Эти орехи они сами насобирали прошлым летом в Сибири. Друзья грызли их уже почти год, угощали всех своих знакомых, но орехи всё не кончались. Они грызли орехи и разговаривали.
— Абрикос — это маленький персик, — сказала Светлана.
— А груша — это дыня, — сказал Захар.
— Ну, сказал! — зафыркала Верка-ехидна. — Груша и есть груша.
— Зато ананас — это репа, — нахмурился Захар.
— И-и-и-и!! — взвизгнула Верка и даже задрыгала ногами от смеха.
— Ананас — это овощ, и растёт на грядке, — твёрдо повторил Захар.
— А банан — это морковка, — хохотала Верка.
Захар встал с бревна.
— Ананас — это овощ, — мрачно повторил он.
— Ананаса я не ела, — вздохнула Светланка.
— Я тоже не ел, — сказал Захар. — Но я про него читал…
— А я ел, — Никифор вылез из кустов. — Он кислый, от него язык распухает и губы дерёт…
Все удивлённо рассматривали его и молчали, а Никифор покраснел.
— Меня за сахаром послали, — сказал он и покраснел ещё сильнее, потому что знал, что все они уже давно ходят в магазин и хвастаться этим перед ними просто глупо.
Друзья молчали, а Никифору делалось всё хуже и хуже… И он уже чуть было не удрал от них, как от кукушкиных детей, но Захар вдруг сказал:
— А мы скоро на Дальний Восток уезжаем.
— Океан поглядим, — сказала Верка.
— Океаны никогда не замерзают, — сказала Светланка.
Новость Никифора поразила. Вот опять они уезжают, а он оставайся…
— Когда-нибудь я тоже океан увижу, — неуверенно произнёс он.
— Ну, когда ещё ты увидишь… — Верка-ехидна сделала стойку. — А вот мы уже всё видали, — добавила она, стоя вниз головой.
— Мы уже всё видали, — вздохнула Светланка.
— Ну уж, всё… — усомнился Никифор.
— А вот и всё, а вот и всё! — и Верка пошла колесом.
— Горы видали, моря видали, тайгу видали, мосты, заводы, плотины — всё-всё видали. — Верка шлёпнулась на траву и захохотала.
— Даже медведей и то видали… — вздохнула Светланка.
— Медведей я тоже видал, — сказал Никифор.
— В зоологическом, какие же это медведи, — дрыгая в воздухе ногами, засмеялась Верка. — А у нас медведь вокруг вагона ходил и даже крыльцо сломал. Мы в него из форточки плевались.
— Было, — важно подтвердил Захар. — Мы его потом съели, вкусный был медведь…
— Да, — согласился Никифор. — Вы много чего видали, никто из наших дачников столько не видал. Но вот мой отец тоже много видал.
— Отец… — Верка перестала вертеться и уставилась на Никифора.
— У тебя, значит, есть отец?
— Есть, — сказал он.
Помолчали.
— Отцов меньше, чем матерей, — вздохнула Светланка.
— Ну и какой он у тебя? — спросила Верка.
— Какой? — Никифор задумался.
— Ну, какой, какой? — снова завертелась Верка.
— Он самый, самый… — он посмотрел в небо.
— Самый высокий, что ли? — подсказала Верка.
— Нет, — сказал он. — Просто мой отец самый, самый… — но дальше опять не получалось. Никифор хмурился, сопел, но в голову всё лезла какая-то чепуха: то красная рубашка, то новые отцовские сандалии…
— Ну, какой, какой? — наседала Верка. — Ты что ж, своего отца не знаешь, или у тебя его и нет совсем?
— Бородатый, — вдруг выпалил он. — У него чёрная борода и все зубы золотые.
Бородатый был вовсе не отец, а дядя Сергей, с которым отец ловил рыбу, и, наврав, Никифор сразу же вспомнил про сахар и встал с бревна.
— Идите обедать! — На крыльце вагона стояла тётя Клава и, щурясь на солнце, широко улыбалась.
