Принцесса льда - Ярцева Евгения Сергеевна (читаем книги онлайн .txt) 📗
Если бы Маша логически оценила неразрешимость всех этих вопросов, она бы наверняка отступила, сдалась и отказалась от своей второй, главной, жизни. Так человек, стоя над обрывом и глядя себе под ноги, испытывает страх высоты и головокружение и непременно срывается в пропасть. Но Маша запретила себе смотреть вниз. И в обеих жизнях выглядела вполне обычно. Только присмотревшись, можно было бы заметить в ее взгляде странную напряженность. Но никто к ней не приглядывался. Ни мама, увлеченная своей карьерой, ни учителя, привыкшие, что Маша держится в незаметных середняках и не проявляет к учебе ни особого рвения, ни явной небрежности. Правда, Сергей Васильевич порой бросал на нее проницательный взгляд, и ей казалось, что вот сейчас, сию секунду он обо всем догадается и выведет ее на чистую воду…
…Маша шла по тротуару, глядя себе под ноги, и лицо ее было таким тревожным и озабоченным, что прохожие оборачивались, гадая, что случилось у этой девочки, почти девушки, с длинной светлой косой и серыми глазами. Один из них остановился:
– Маш, привет!
Маша вздрогнула, подняла голову:
– Ой, привет. Ты меня прямо напугал!
Гоша не стал спрашивать, «что случилось», только посмотрел на нее внимательно. И заговорил, как ни в чем не бывало:
– Ты к метро?
– Ага.
– Я с тобой дойду.
Они зашагали рядом.
– Варя говорит, что ты бросила фигурку, потому что тренер ушла. Правда бросила?
Варя была Гошиной одноклассницей и бывшей Машиной одногруппницей: они вместе занимались у Тамары Витальевны.
– Правда, – сказала Маша. Искоса взглянула на Гошу. Ни с того ни с сего ей неудержимо захотелось поделиться с ним своей тайной. – Вообще-то, неправда.
И Маша начала рассказывать. Что ее тайне скоро год. Что она тренировалась сама летом и осенью, а с зимы учится у Волкова и каждый день по секрету от мамы ездит на каток. Они давно подошли к метро и стояли у какого-то магазинчика, а она все говорила. Теперь уже о том, что в конце апреля выступает на «Хрустальном коньке» с программой на музыку песни Эдит Пиаф. И что ей сказочно повезло.
– Представляешь, раньше вместо короткой программы в регламенте стояло соревнование по фигурам. А в этом году его бац – и отменили! Осталась одна произвольная программа. Поэтому я должна ехать туда всего на день! А если бы соревнование проводилось с фигурами, надо было бы ехать в Одинцово на два дня и жить в гостинице, и что бы я делала? Мне бы пришлось срочно заболеть! Я же не могу не ночевать дома. И тогда – прости-прощай, конечек хрустальный!
Маша обыкновенно выражалась через пень-колоду, а стоило ей капельку разволноваться или потеряться, не могла связать двух слов. Но рядом с Гошей у нее откуда ни возьмись прорезался риторический дар.
Дальше она рассказала, что для выступления нужно платье, что она копила деньги, которые мама выдавала на школьные завтраки и обеды, и теперь у нее есть почти шесть тысяч. Что разыскала в Интернете магазин спортивной одежды, где продаются недорогие платья, и сейчас как раз туда едет.
– Ну ты гигант! – сказал Гоша с неподдельным уважением.
– Да ну, я себя чувствую какой-то авантюристкой. Всех за нос вожу, везде вру.
– Забей. Это поступок с большой буквы, понимаешь? А где этот магазин?
– На «Марксистской».
Гоша потеребил себя за нос:
– Может, и мне туда съездить? Мне нужен спортивный костюм для физры. Вдруг там найдется подходящий?
Платья в магазине были одно лучше другого – глаза так и разбегались. Взять красное с серым? Черное с золотом? Нет, лучше бирюзовое! Маша перевернула бирку. «10.000» – было выведено на ценнике. Она принялась шарить по всем вешалками, уже не обращая внимания на цвета и фасоны – смотрела только бирки. Но ничего дешевле, чем за восемь тысяч, не нашарила. Реальные платья оказались куда дороже виртуальных…
Тут Гоша замахал из соседнего зала:
– Сюда!
И с торжеством ткнул в серебристо-синее платье, которое непонятно как затесалось на вешалку с теннисными шортами. На ценнике значилось «5.500».
Маша обратилась к девушке, у которой на блузке болтался бейджик «продавец-консультант»:
– Какие есть размеры?
– Оно единственное, – равнодушно ответила девушка. – Последнее осталось.
Маша зашла в примерочную. Платье было впору. Может быть, чуть-чуть маловато, зато однозначно ей шло.
Ей ни с того ни с сего захотелось выйти из примерочной и показаться Гоше. Она мигом себя одернула: это слишком смахивало бы на «жениха и невесту», как их дразнили в первом классе. Жених водит невесту по магазинам, чтобы она выбирала себе приданое…
– Годится? – спросил он, когда Маша, уже в обычной одежде, показалась из-за шторки.
– Ага! Как родное! А ты себе форму нашел?
– Тут ничего такого нет, – сказал Гоша.
– О-о-ой, как жаль, зря проехался.
– Ну, вообще-то, у меня все равно денег с собой не было, а форма нужна только к маю или к концу апреля, когда физра будет на улице… – Он в шутку принял оскорбленный вид: – Значит, говоришь, я зря проехался? – и показал головой на платье.
– Не зря, – признала Маша с улыбкой. – Спасибо тебе!Дома еще раз примерила платье, полюбовалась на себя в зеркале. Потом распахнула шкаф, выудила из самого низа припрятанный под джинсами и свитерами старый школьный рюкзак. В него Маша заранее собрала все, что надо брать с собой на соревнования, по списку, выданному Волковым: запасные шнурки и косметический набор, нитку с иголкой и диск с музыкой для программы, заколки и лак для волос. Не хватало только платья. Она бережно уложила серебристо-синий сверток поверх мелочовки. Сняла с полки над письменным столом стеклянную танцовщицу – Гошин подарок. «Будет моим талисманом», – решила Маша и сунула фигурку в рюкзак.
Глава 14 Как загрунтовать холст
К концу третьей и началу четвертой четверти Маша с головой окунулась в подготовку к «Хрустальному коньку».
Сергей Васильевич учил с ней программу, в которой стояли всего два тройных прыжка: тулуп и сальхов. Комбинации вращений средней трудности. Заурядные спирали без усложнений. Дорожки шагов, мало чем отличавшиеся от тех, что разучивались для сдачи первого спортивного разряда. Словом, программа состояла из старья, которое Маша прошла давным-давно, еще с Тамарой Витальевной. Ничем новым в ней и не пахло. И в то же время новым было все. Сергей Васильевич разобрал освоенные Машей элементы на песчинки и каждую из них методично раздраконил.
– В тебя въелись приемы, которые сослужили бы тебе плохую службу: через год-другой уперлась бы в технический потолок – и привет, остановка роста! Их надо сровнять с землей, заново распахать поле, пройтись по нему бороной, удобрить и только после этого сеять что-то новое, – толковал он. – Будем танцевать от печки!
Маша согласно кивала, но ее ноги и руки таким «танцам» решительно противились и даже объявляли бойкот. Не так-то просто было втолковать им про «технический потолок»: они цепко держались въевшихся приемов, и привычные элементы вытанцовывались по-новому со скрипом. Маша стискивала зубы, чтобы не впасть в отчаяние. Шутка ли – столько лет учебы, считай, прошли впустую, ухнули в никуда…
Программу для «Хрустального конька» гоняли на каждой тренировке, и с музыкой и без музыки, однако львиную долю времени Сергей Васильевич теперь транжирил на прыжки и вращения. Вернее, на подготовительные упражнения, которыми он тиранил Машу изо дня в день и которые сам величал «грунтовкой».
– Предположим, ты художник. Берешь ты холст и думаешь: «Нарисую-ка я чудесную картину маслом». Но поверхность у холста рыхлая, краску она принимает плохо, для работы неудобна. Плюс ко всему холст впитывает краски, которые его разрушают, а потом разрушаются сами. Поэтому, перед тем как писать картину, художник грунтует холст. Знаешь, каким должен быть грунт? Идеальным! Тонким, прочным и эластичным. Надежным фундаментом для краски. Если художник с грунтом схалтурит – беда. Краска начнет отслаиваться, осыпаться, линять и плесневеть. И вот берет наш художник белила, гипс или мел, добавляет масло или клеевой раствор, смешивает с медом или глицерином в строжайших пропорциях. И кропотливо покрывает грунтом холст. Эту работу никто никогда не увидит и не оценит, но без нее картине не бывать. Так и тебе, прежде чем приступать к картине, нужно загрунтовать холст, чтобы убрать его недостатки!
