Боевая тревога - Хомченко Василь Федорович (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Как и куда убегал Ваня, он вспомнил только потом. Страшно было глядеть, как Потапыч, усевшись на полу, уминал рыбу. После рыбы Потапыч съел фарш, приготовленный коком для фрикаделек. Фарш ему понравился. Потапыч даже облизнулся и зевнул. Зевая, он увидел Ваню на столе. Посмотрел на него уже не зло, а добродушно, закивав мордой, должно быть, благодарил за ужин.
Камбуз Потапычу понравился: тепло, чисто, все вкусное. Но, видно, понимал, что нужно уходить, не дома же. На прощание похлебал из миски соуса, попил воды из кастрюли и грохнул дверью.
Ваня-кок соскочил с полки, схватился за голову. Из чего же теперь ужин готовить? Рыбу Потапыч съел, от фарша тоже ничего не осталось. Побежал к мичману, рассказал ему обо всем.
Мичман пришел на камбуз, посмотрел на остатки ужина, покачал головой.
– Обжора! – сказал Ваня. – В другой раз придет, дам очередь из автомата.
– Голоден, потому и обжора, – сказал мичман.
Еще он сказал, что теперь Потапыч зачастит сюда.
Но стрелять в него не нужно. Белых медведей и так осталось мало. Он посоветовал поставить недалеко от камбуза ящик и туда складывать все отходы. Ну и рыбину иногда можно подложить.
Оба вышли во двор, посмотрели, где ящик поставить. Решили к столбу привязать.
– Потапыч бросается на людей, когда очень голоден, – сказал мичман.
Так Ваня начал подкармливать Потапыча. Каждый день что-нибудь клал в тот ящик. Потапыч приходил незаметно, очищал ящик, и никто его не видел.
Иной раз Ваня несет еду Потапычу, а матросы смеются:
– Медведь медведю обед несет. Ваня, а белый Потапыч, часом, не из-под Мозыря?
Правда, раза два Потапыч попробовал заглянуть в камбуз, скреб когтями дверь, стучал в нее лапой, но Ваня не открывал, знал, что это за гость, и кричал:
– Потапыч, не ломись! Иди в свой камбуз. Там для тебя треска приготовлена.
СОЛДАТ БОРЕЙКО
Этот маленький гарнизон находился далеко от города и от железнодорожной станции, в глубине большого лесного простора. Стоит там казарма-одноэтажный деревянный щитовой дом и три таких же щитовых домика, каждый на две семьи, для офицеров. Скрипучие старые сосны и ели плотно окружают казарму и прикрывают ее своими ветвями, как зонтом. По крыше и стенам казармы шаркают ветви – будто собрались со всего леса звери и скребутся, царапают когтями, просятся к солдатам в их уютные комнаты. А зверей в тех лесах полно. Однажды на окно казармы вскочила рысь, усатая, с острыми короткими ушками, уселась на подоконник, ноздри раздула, ощерилась, глаза уставила на дневального Карпова. Карпов, увидев впервые такого зверя, подумал, что это кот-великан какой-то, и стал звать к себе: «Кис-кис!..» И пачку печенья протянул – на, ешь, кот! Рысь, конечно, не воспользовалась добротой Карпова, убежала.
В гарнизоне живут пятеро детей, среди них двое школьников – Ваня и Таня. Своей школы в гарнизоне нет, детей возят за пятнадцать километров в поселковую школу. Каждое утро к дому, где живут Таня и Ваня, подъезжает «газик». Шофер рядовой Борейко дает два коротких, как писк морзянки, сигнала и ждет, пока его пассажиры, размахивая портфелями, не выбегут из дому. Они бегут к машине со всех ног. Кто первый добежит, тот и займет место рядом с шофером. Чаще всего это место достается Тане.
Был понедельник. Борейко подъехал раньше обычного и, зная, что дети в это время еще завтракают, машину поставил подальше от дома, сигнала не давал. Настроение у него было плохое – испортили с раннего утра. Только успел после подъема брюки надеть и сапоги обуть, как услышал чей-то восхищенный крик: «Борейко, полюбуйся на себя» О-го-го, вылитый!» Он тут же догадался, что повесили новый номер стенной газеты. Бчера, закрывшись в комнате старшины, до самого отбоя просидела редколлегия. О том, что он попал в газету, Борейко почувствовал еще вчера вечером, разговаривая с батарейным художником и поэтом Карповым. Уж очень глаза у того были таинственно-хитрые. И знал, за что попал: два дня назад получил за ночную стрельбу из автомата двойку. Досадная неудача. «Пули пошли на ферму в гости», –шутили солдаты. А Карпов, этот первый снайпер (до армии был призером по стрельбе), даже рассердился тогда на Борейко: мол, подвел всех, общую оценку батареи снизил…
Борейко, проходя по коридору, остановился возле газеты, этак безразлично-насмешливо пробежал глазами по ее столбцам, и настроение у него совсем испортилось: о нем написали дважды. Сержант Мартынов критиковал его за то, что не старается постигнуть огневой премудрости, потому и пускает пули в белый свет. Но самое противное – карикатура: идет Борейко по казарме, а из карманов разный мусор сыплется. И стихотворение под карикатурой: «Неужели вам не видно, что дневальному обидно целый день с метлой стоять и за вами убирать». Несомненно, рисовал карикатуру Карпов, и стихотворение такое только он один на батарее сочинить может.
«Напраслина, вранье, неправда», – сказал Борейко нарочито громко, чтобы услышал Карпов, проходивший в этот момент мимо. «Почему неправда? – спросил тот. – Тебе же старшина замечание сделал за мусор». – «Потому неправда, что не ходил дневальный с метлой, нет у нас метлы в казарме. Есть щетка». – «Понимаешь, «щетка» не влезает в размер стиха», – сказал Карпов и, конечно же, выдал этим свое авторство.
Борейко вылез из машины, постучал сапогом по всем четырем колесам – в порядке ли они, заглянул под низ и все это делал не для того, чтобы убедиться в исправности машины, а чтобы как-то отключиться от своих неприятных мыслей.
Первым выбежал из дому Ваня. Увидел, что Тани нет, и бросился к машине. Хлопнул дверцей, бухнулся на сиденье возле шофера, крикнул: «Ага, я первый!» – и тогда только поздоровался. Вскоре подошла Таня, важно, всем видом подчеркивая, что ей некуда торопиться, коль переднее место в машине занято. Уселась сзади и сказала так, будто она и была тут главной:
– Можно ехать.
Автомобиль фыркнул и тронулся с места.
– Уроки сделали? – спросил Борейко.
– Сделала, – ответила Таня. – На пятерку.
– Ух ты, на пятерку! – удивился такой уверенности Борейко. – А ты, Ваня?
– Все правильно сделал, – ответил тот тихо и последнее слово точно проглотил.
«На пятерку, а у меня двойка, – опять вспомнил шофер свою ночную стрельбу и сегодняшнюю стенную газету. – Такая жирная двойка». И при воспоминании об этом ему до того стало досадно, что он даже стукнул кулаком по баранке. Сигнал, как живой крик, вырвался из-под кулака.
Проехав еще немного, он отвлекся и успокоился. Уроженец степного района Украины, Борейко до армии никогда не видел настоящего леса, не вдыхал его хвойной прохлады, не окунался в его зеленую красоту. И лесное эхо представлялось ему чудом: каждый твой крик деревья дружно перебрасывают с кроны на крону, ударяя о стволы, и возвращают обратно стоголосым гулом. Любил эту дорогу Борейко еще потому, что всегда встречался с каким-либо лесным обитателем: то заяц перебежит дорогу перед машиной, то лиса мелькнет среди кустов своим желто-огненным хвостом. На той неделе едва не наехал на ежика с тремя ежатами. Успел затормозить. Старый еж – папа или мама – задрал свою мордаху, запыхтел сердито: куда летишь, дорогу дети переходят! Таня и Ваня выскочили из машины, взяли колючие клубочки в руки, а они так и не развернулись. Посадили их под куст, яблоко положили и поехали дальше.
Медведя Борейко видел на дороге только издали. А близко – когда на посту стоял часовым. Косолапый подошел чуть ли не к самой ограде, залез в малинник и давай лакомиться ягодами. Наберет горсть, бросит в рот и смотрит на солдата так, точно и его приглашает: чего стоишь, иди и ты поешь ягод. И хотя, конечно же, видел, что у солдата автомат, нисколечко не боялся: знал мишка, что часовому на посту не разрешается стрелять по зверям.
А вот лося Борейко ни разу не встречал.
Лес на некоторое время расступился, дорога пошла по лужку, над ним стелился туман, густой посередине и редкий по краям. Пронизанный солнечным светом, он светился золотым пыльным облачком. Может, это и было спущенное с неба облачко. Туману оставалось жить недолго, он таял и стекал капельками на траву. На край лужка из зарослей леса выбивалась речка. Вот она блеснула вдали. Недавно через нее солдаты построили мостик. Борейко тоже принимал участие в его строительстве. В начале сентября, когда стояли жаркие дни, на обратном пути из школы Борейко останавливался возле мостика и ловил в корчах (Корчи – здесь: ямы на месте выкорчеванных пней.) речушки раков и налимов, отдавал улов детям. Живых раков и налимов детям было жалко, и они выпускали их назад, в речку.
