Порог открытой двери - Гуссаковская Ольга Николаевна (бесплатные серии книг .txt) 📗
— Во! — сказал Раджа и показал скомканную пятерку. — Любкин старик раскошелился!
Ян решительно протянул руку:
— Давай сюда!
— Ты чего? — возмутился Раджа. — Деньги мои, что хочу, то и делаю с ними.
— Деньги… велико богатство — пятерка! Были бы мы в городе, я бы тебе показал, что такое настоящие деньги!
Раджа промолчал, потому что знал: Ян не хвастается, в городе у него бывают в руках такие суммы, о которых в их классе никто и мечтать не смеет.
— Давай сюда свою пятерку, я в городе больше отдам! — уже просительно сказал Ян, и Раджа согласился:
— На, бери, отдашь, сколько брал. Мне твоего не надо. Ты что-то задумал?
— Увидишь! — коротко пообещал Ян.
…Наверное, Иван Васильевич очень устал от своих подопечных. Камнем на сердце легло и неловкое скороспелое объяснение с дочерью. Все не вязалось в нем: место, стечение обстоятельств, сказанные слова. Потому И расслабился внутренне, перестал думать о каждом в отдельности. Стоял возле крыльца, курил и вел неспешную сельскую беседу с Данилой Ерофеевичем.
Наблюдал за тихой, но деятельной жизнью рыбацкого поселка. Нужно было только присмотреться, чтобы понять: дома не вымерли, они полны труда. Просто у людей, что здесь жили издавна, были мягкие, ладные движения и негромкие голоса. Они вплетались в несмолкаемый шум моря и гасли в нем, никого не тревожа.
На косе возле бондарной играли в мяч. То ли его отряд; против местных школьников, то ли местные против пришлых. Издали не разберешь. Но мяч летал высоко и напористо отскакивал от азартных ладоней.
Вынырнуло солнце и осветило зеленовато-прозрачную неглубокую бухту и нестерпимо синий остаток неба над головой. Остальное незаметно подмяла под себя теперь уже не черная, а угрюмо-серая туча. Во всех дворах наперебой заорали петухи, словно только и дожидались солнечного подарка.
Мяч на берегу угодил в воду, и ребята дурашливо толкались возле пенной полосы отлива, споря, кому за ним лезть.
Данила Ерофеевич говорил, покуривая трубку, и дым напрасно и долго искал выхода из его усов и бороды.
— Всякие люди есть, верно. Но от некоторых я бы прятал детей. Их же собственных детей! Вот как от Скоробогатова… Ума не приложу, как при эдакой-то изгальной его жизни девка у него такая ладная растет? А уж забавница, уж выдумщица!
Никто не прошел улицей мимо двух мужчин у крыльца. На берегу отняли мяч у игравшей им волны и он снова летал над головами, блестящий и радужный, как мыльный пузырь.
Жизнь казалась прекрасной, а возможности ее — неисчислимыми. Ян, размахнувшись, зашвырнул пустую бутылку на другой берег Студеного ключа, и она далеко в камнях брызнула осколками.
— Нечего тут время давить! — заявил он Радже. — Пошли в Атарген на танцы!
— А что… — протянул тот, расплывчато ухмыляясь. — Идея! Покажем им, как двигаться. А то они, поди, не шейк дают, а как крабы елозят по песку… Ха!
Он подумал о чем-то, морща лоб, потом его, видимо, посетила блестящая идея. Он весь расцвел:
— Девчонок наших надо взять, вот что!
Ян недоверчиво покачал чуть менее пьяной головой:
— Не пойдут. Наташка не пойдет.
— А зачем Наташка? Гальку позови, эта — куда хошь… Ирку не надо, вредная. Ты Гальку позови, она за тобой — куда хошь! — настойчиво повторял Раджа.
— Топаем, старик. Я позову, — решился Ян. — Только бы Иван не засек…
— Так он возле конторы, а мы распадком и прямо к морю. Гальку позовем — и ходу! — Радже все казалось легким и достижимым. Если бы решили друзья, что им срочно надо на Луну, он бы придумал, как и на Луну попасть…
А солнце светило ярко, безмятежно, с почти летней силой. Ключ бурлил на перекатах, спешил к морю и торопил людей. Близкая туча словно бы отступила, исчезла с глаз.
Галя всю жизнь была предпоследней. Она считала, что предпоследнему — хуже всего. О Звездном пути первых она не мечтала — слишком обременительно. Конечно, не хотела быть и самой последней в классе. Однако часто думала, что двоечников все клянут, а все равно поневоле о них помнят. А кого в классе волнует ее судьба? По трудным предметам Галя «твердая троечница», по легким — «хорошистка». Не злая и не добрая, не красавица и не урод. Очень аккуратная, чистенькая и словно бы выгоревшая на солнце: неопределенно русая и голубоглазая.
Ее никто не замечал, никто не предлагал ей дружбы. Оруженосцем Иры она стала сама. Та лишь милостиво ей это разрешила. Кроме того единственного случая на кладбище, Ира никогда не говорила ей ласковых слов, но Галя терпела.
Дома жизнь ее мало чем отличалась от школьной. Ее родители поженились поздно. Зарабатывали немного, а тратили еще меньше: собирали на кооператив. Мысли о счастливом будущем на «материке» настолько отвлекали их от настоящего, что дочерью они почти не занимались. А потом родился Славик, и Галю вообще предоставили самой себе.
В классе же появился Ян. Говорили, что мать перевела его из другой школы, чтобы спасти от дурных знакомств. Может быть, так оно и было, Галя об этом не задумывалась, но ей показалось, что в сумеречную комнату, где не рассмотреть углов, влетела жар-птица.
Ослепительному видению нет дела до Смутных теней, прячущихся по углам, жар-птица светит сама себе. Ей не тепло и не холодно от того, что тени ловят отблески ее крыльев… Галя была из тех, кто с юности любит безнадежно.
Ей скоро надоела игра в мяч. Слишком Много собралось на косе ребят, а она терялась в толпе. Галя пошла вдоль берега, отыскивая по пути красивые раковины. На полосе прибоя под тонкой пленкой воды они светились живым розовым светом. В руках моментально гасли. Попадались среди камней коричневые, Сборчатые по краям ленты морской капусты, черные горбатые мидии, суетливые рачки-отшельники в чужих раковинах. Охотились между камнями большие белые чайки, шныряли пестрые топорки с попугайными клювами. И светило солнце.
Ян вырос перед ней внезапно. У Гали перехватило дыхание и выпала из ослабевших пальцев последняя розовая раковина.
— Привет! — Ян небрежно откозырял Гале. — Есть предложение пойти на танцы в Атарген. Ты как?
— Я… я не знаю. А остальные? — растерялась Галя.
Ян никогда не заговаривал с нею наедине. И никогда она не видела у него таких блестящих пристальных глаз.
— Причем тут остальные? — Он досадливо отмахнулся. — Я приглашаю именно тебя!
— Но… как же Иван Васильевич?
— А никак. Он — сам по себе, мы — сами по себе. Пойдем — и все тут. Любка ведь говорила, что берегом моря близко.
Из-за камней, насвистывая, появился Раджа, и Галя вдруг поняла: он выпил. Они оба выпили. Вот почему у Яна так блестят глаза.
— Я… я никуда не пойду с вами, мальчики. — Она сопротивлялась изо всех своих малых силенок.
Но Ян небрежно полуобнял ее за плечи. В ней все замерло, и сердце провалилось куда-то от властного прикосновения его руки.
— Пошли, старушка! Ну, надо же и тебе когда-то начать жить? Не живешь, а киснешь, как чайный гриб в банке!
И Гале показалось, что он прав! Она ведь и впрямь не живет, а вот сейчас, с этой минуты может начаться незнакомая, обжигающая опасной вседозволенностью жизнь. Надо только решиться и не трусить. Вспомнив Ирину повадку, она попыталась так же небрежно закинуть голову и расправить плечи.
— Пошли, мальчики!
Раджа хлопнул себя по груди от восторга:
— Во дает! Ну и тихоня!
Они пошли вдоль берега, скрытые береговым обрывом от глаз всего посёлка. Идти по упругому, выглаженному отливом песку было легко. Солнце светило им в спину, и на песок падали три неровные тени. Галина опережала остальные две.
Игра в мяч надоела всем, и ребята потянулись в поселок. Знали, что спешить некуда: еще не меньше часа придется ждать машину. Утром они прошли кратчайшей дорогой через водораздел, а шоссе огибает целый горный массив, прежде чем скатится к морю.
Иван Васильевич глянул на приближающихся ребят сначала спокойно. Он уже в одиночестве сидел на крылечке и курил.
