Повести и рассказы - Алексин Анатолий Георгиевич (книга регистрации .txt) 📗
— А чего вы хотели, он понял? Тогда, после театрального института?..
— Он не виноват, что так получилось. Он никогда не умел переступать через свои принципы… Это достойно уважения. Поверьте мне, Зиночка!
Она защищала его с одержимостью матери. «Человек, которого так защищают, наверно, достоин защиты! — подумала Зина. — Чего-то я в нем, может быть, не разглядела?»
Она хотела напомнить Ксении Павловне о том, что они еще год назад составили подробный план ее возвращения в театр. Во взрослый, где главный режиссер не состоял с ней в родственных отношениях. Зина хотела спросить, почему Николай Николаевич до сих пор не помог подготовить какую-нибудь сцену для пробы в театре. Но спросила совсем о другом.
— А чего он сам хочет… в данный момент?
— Отдать все свои знания…
— ТЮЗ — не лекторий, — сказала Зина. — Нужно еще…
— Он все отдаст!
— Важно, чтобы было что отдавать… — задумчиво произнесла Зина.
— Что вы имеете в виду, Зиночка? Скажите мне. Я ему подскажу… Я всегда была его другом!
— Посоветуйте ему поскорей поставить спектакль для юных зрителей. Поскольку наш театр так называется: Театр юного зрителя.
— Он это сделает! Я только хочу, чтобы вы были друзьями.
«Угораздило их поселиться со мной на одной площадке! — думала Зина. — Теперь все время буду метаться между совестью и Ксенией Павловной…»
— У нас собираются ставить «Ромео и Джульетту», — сказала она. — Для меня в этой трагедии роли нет. Но я все равно буду болеть за спектакль. Николай Николаевич мог бы поставить его… А он отказался. Кстати, я слышу его шаги…
На худсовете предложение комсомольцев тоже было одобрено. Все сошлись на том, что уж если говорить со школьниками о любви, то о любви огромной, великой.
— Я — «за», — сказала заведующая педагогической частью Валентина Степановна, — но лишь при условии, что на этот спектакль о великой любви Иван Максимович не будет проводить первоклассников со служебного хода.
Валентина Степановна считала, что ТЮЗ — это три театра в одном помещении: один — для малышей, другой — для подростков и третий — для юношества. Верней сказать, так считали и все остальные, но она особенно часто это подчеркивала.
— Вспомните свое детство, — как обычно, попросила она членов художественного совета.
— Кто же о нем забывает? — задумчиво произнесла всеми уважаемая Анна Гавриловна — ветеран театра, когда-то игравшая мальчишек, а теперь бабушек.
— Кто забывает? Дирекция! — воскликнула Валентина Степановна. — Год в нашем возрасте — это двенадцать месяцев. А каждый год в детстве…
— …это эпоха! — закончил ее фразу Иван Максимович. — Я с вами согласен.
— Теоретически! А на практике вы каждый вечер ходатайствуете за тех, кто должен ходить в театр утром.
Все в театре разговаривали с Иваном Максимовичем «на равных». И не потому, что «позволяли» это себе, а потому, что к этому располагали характер директора, и его лицо, и его неуклюжая, застенчивая походка. Но непосредственней и резче других высказывалась Валентина Степановна, поскольку пришла в театр с ним вместе, лет двадцать тому назад. И еще потому, что она всех убеждала: «Вот увидите: когда он уйдет на пенсию, все кончится!»
Члены худсовета посочувствовали Тонечке Гориловской: на этот раз ей не придется работать с автором над текстом произведения, что она очень любила делать. И, расходясь, поздравили Костю Чичкуна с хорошей идеей.
— Это не я. Это товарищи, — с мрачным видом ответил довольный Костя.
Иван Максимович попросил задержаться главного режиссера, Костю и Зину.
— Сейчас позвоним в Москву и узнаем насчет молодых режиссеров!
— Лучше пригласить совсем молодого, — сказал Николай Николаевич, задумчиво проверяя и поправляя свои манжеты. — Какого-нибудь дипломника!
— Таким легче будет руководить, — шепнула Зина сидевшему рядом Косте.
— Мы попросим помощи у Терешкиной из министерства, — сказал Иван Максимович и набрал номер междугородной.
— Терешкина из министерства!.. — с иронией произнес Николай Николаевич.
Зина вскочила со стула:
— Вы знаете Сусанну Романовну?
— Я столько слышал о ней, что, кажется, узнаю, если встречу на улице.
— Если встретите, передайте ей от меня привет!
— Вершит судьбы детского театра?
— Она не вершит. Она помогает…
— Терешкина нам помо-ожет! — мрачно подтвердил Костя Чичкун. — Она лю-юбит нам помогать! — Взглянув на часы, Костя добавил: — Сейчас, правда, обеденное время…
— Она не обедает, — сказал Иван Максимович.
Сусанна Романовна оказалась на месте.
Когда Иван Максимович изложил ей просьбу театра, она воскликнула:
— Вы как раз вовремя позвонили!
— В обеденный перерыв?
— Я не шучу. Есть один замечательный парень, Андрей Лагутин!.. Он ставил «Ромео». Это было его дипломной работой.
— Дипломник! То, чего хочет Николай Николаевич!
— Вот видите… Вы как раз вовремя позвонили. За Андрея дерутся!
Иван Максимович не часто обращался к Терешкиной. Но когда бы он это ни делал, она обязательно восклицала: «Вы как раз вовремя позвонили!» Создавалось впечатление, что Сусанна Романовна сидела и ждала его звонков, стараясь заранее предугадать, что именно понадобится его театру.
— У Андрея есть, правда, одно небольшое условие…
— Наверно, квартира, а? Этого нет. Вы попросите его не настаивать на квартире.
— Он может спать в вестибюле. Или у вас в кабинете. Это его не волнует. Но есть одно условие, которое я прошу выполнить. Он сам вам все объяснит.
— Ну, если министерство нас просит…
— Это я прошу.
— Тем более!
Повесив трубку, Иван Максимович торжественно сообщил:
— Есть режиссер. И как раз дипломник! Терешкина пришлет его. Она просила нас выполнить одно его небольшое условие. Мы выполним, а?
Николай Николаевич нервно поправил манжеты.
— Начинающий режиссер с условием? Мы, помнится, начинали не с условий, а с благодарности за то, что нас приглашали.
— Мы не знаем, с чего начнет он, — сказала Зина. — Иван Максимович разговаривал с Сусанной Романовной…
— А что она еще о нем сообщила? — как бы пропустив мимо ушей Зинину фразу, обратился к директору Николай Николаевич.
— Сказала: «Замечательный парень!»
— Исчерпывающая характеристика для режиссера!..
Валентина Степановна поставила на стол в кабинете директора тарелку с бутербродами, вазу с пирожными и три бутылки нарзана. Увидев это, Николай Николаевич стал нервно поправлять манжеты, которые были в полном порядке. В общении с ними всегда проявлялось его настроение.
— Ну, непедагогично же, право, — обратился он к заведующей педагогической частью. — Он ведь не в буфет приходит, а в театр. Детство какое-то!..
— А вдруг он голодный? — сказал Иван Максимович. — С дороги-то! Это я попросил Валентину Степановну…
— Цветы, бутерброды, шампанское — все это после премьеры, мои дорогие! Если она, разумеется, будет успешной. А такие авансы… Вообще, Иван Максимович, я бы хотел вновь подчеркнуть: не мы должны быть счастливы, что он приезжает, а он должен быть благодарен, что его пригласили. Кто из великих начинал с Шекспира? Даже не припомню. По-моему, просто никто.
В этот момент в комнату ворвалась Зина.
— Встретили! — воскликнула она. — Тут все в порядке? Действительно, замечательный парень!
— Ну вот!.. — Николай Николаевич безнадежно махнул рукой и сел на стул, небрежно положив ногу на ногу, а голову устало откинув назад. Он приготовился к встрече.
— Представляете себе, — продолжала Зина, — он всем восторгается!
— Лакировщик, что ли? — пошутил Николай Николаевич.
— Лакировщики — фальшивые люди. А он от всего сердца! И вокзал ему наш очень понравился, и то, что мы его встретили… «Как, говорит, это все замечательно!» В данный момент восторгается рыбами.
Вообще-то восторженные натуры раздражали Зину тем, что искажали порой истинные события жизни, как бы «подгоняли» их под свое восприятие. Но молодой режиссер не раздражал ее.
