Васек Трубачев и его товарищи (илл. В.А. Красилевского) - Осеева Валентина Александровна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Вечерняя свежесть наполняет комнату, с улицы доносятся, голоса идущих людей.
В кухне начинает шуметь примус. Мазин хватает мокрую тряпку и протирает в темноте стёкла.
Сергей Николаевич тоже просит мокрую тряпку и, низко наклонившись над столом, перебирает запылившиеся книги.
– Откройте окно в той комнате, сейчас проветрим и зажжём свет, – говорит он.
Васёк вместе с Лидой входят в комнату Николая Григорьевича. Лида раздвигает тёмные шторы и открывает окно.
– Убрать бы отсюда скорее кровать! – шепчет она Ваську.
Сергей Николаевич слышит её шёпот и поспешно входит в комнату.
– Нет, нет, не будем убирать! Может быть, ко мне приедет сестра, – говорит он.
Ребята улавливают в его голосе необычные для учителя нотки растерянности и вопроса.
– Тётя Оксана обязательно приедет.
– Она приедет!
– Она приедет! – перебивая друг друга, быстро говорят они.
Чай накрывают на маленьком столике. Держа в руках чашки, присаживаются на диван.
– Ну, а теперь давайте поговорим об учёбе. Рассказывайте мне всё. С кем вы занимались, что проходили по курсу пятого класса? – спрашивает учитель.
Ребята начинают рассказывать. Сергей Николаевич достаёт учебники.
– Это прошли?.. А это? – перелистывая страницы учебника, спрашивает Сергей Николаевич. – Если выдержите по арифметике, то вам останется ещё русский язык, а по остальным предметам, может быть, Леонид Тимофеевич разрешит перевести вас условно.
– Мы ничего не боимся, кроме арифметики, – откровенно сознаются ребята.
– Мы боимся остаться на второй год, потому что ведь мы не лентяи какие-нибудь, – говорит Саша Булгаков.
– И ещё мы боимся разлучиться, – объясняет Мазин. – Вдруг кто-нибудь из нас останется!
– Да, вдруг кто-нибудь не выдержит, что мы тогда будем делать? – подхватывают ребята.
Сергей Николаевич откладывает учебники.
– Судя по всему, что вы мне сейчас рассказывали, я думаю, что вы должны выдержать. Ну, а если уж случится, что кто-нибудь окажется слабее других, то с этим надо будет мужественно примириться. Тем более что никто не будет считать вас лодырями и лентяями. Бывает, что ученик остаётся по болезни, по независящим от него обстоятельствам. В данном случае причиной является война. Конечно, это будет для всех нас большая неприятность, но о разлуке тут говорить не приходится. Предположим, вас посадят в разные классы. Так разве настоящая дружба забывается? Друзья часто разлучаются на долгие годы, уезжают в другие города, и от этого их дружеские чувства нисколько не меняются. Если, конечно, это настоящая дружба! Ваша дружба сложилась за годы совместной учёбы, в тяжёлые дни она выросла и укрепилась. Так как же может быть, чтобы ваши отношения изменились только потому, что вы попадёте в разные классы! Я, например, за эти месяцы узнал короткую и случайную, но не менее крепкую фронтовую дружбу. Под вражеским огнём стояли мы с комсомольцем Васей у орудия. Стояли насмерть, плечом к плечу. Потом расстались… Но ни один из нас не забыл друг друга.
– Но в разных классах у нас будет всё разное… – попробовал ещё сказать Петя Русаков.
– А как же после окончания школы, когда вы разлетитесь в разные стороны? Неужели, расставаясь, вы скажете мне и своим товарищам: прощайте, теперь у нас будет всё разное и мы забудем нашу школьную дружбу? – сказал Сергеи Николаевич, пытливо вглядываясь в лица ребят.
– Нет, нет… никогда мы так не скажем… – смущённо засмеялись они, уверенные, что учитель шутит.
– Ну так вот, друзья мои, – с чувством сказал Сергей Николаевич, – я понимаю, что вам будет очень тяжело, если кто-нибудь останется, но надо глядеть на вещи серьёзно, по-взрослому. Во всех случаях жизни надо быть мужественными. Вы выдержали испытание мужества в борьбе с врагом, вы выдержали испытание мужества в труде и в учёбе – давайте выдержим его и в этом случае!
Ребята поглядели друг на друга. Глубокая печаль была на их лицах. Но печаль эта была уже тихая, умиротворённая словами учителя.
– Если так случится, мы будем иногда устраивать общие экскурсии, работать вместе в одних кружках… собираться здесь у меня, – добавил Сергей Николаевич и, поглядев на ребят, улыбнулся. – Ну, это ещё впереди. А пока поговорим всё-таки о завтрашнем дне. Экзаменовать вас буду я.
– Ой, вы сами! – захлопала в ладоши Нюра.
– Сергей Николаевич, правда, правда? – допрашивали со всех сторон взволнованные ребята.
Сообщение учителя подбодрило и обрадовало их. Казалось, что одно присутствие Сергея Николаевича в классе придаст им завтра смелости.
– Мы даже и думать о таком счастье не могли! – говорил Сева Малютин.
Васёк крепко сжал руку учителя:
– Мы будем завтра стараться изо всех сил!
– Вот повезло нам! – крикнул Мазин.
– А ведь я всё такой же строгий, – улыбнулся Сергей Николаевич.
– Мы знаем, – сказал Одинцов. – Зато вы наш учитель, мы будем крепче держаться при вас.
Ребята вышли из дома учителя поздно.
Когда их голоса на улице затихли, Сергей Николаевич взял дневник и прошёл в комнату отца. Опустившись на узкую постель, он долго читал правдивую повесть жизни – о честности, о мужестве, о безмерной любви к Родине.
Глава 78
Решительный час
Васёк стоял у доски. За передними партами сидели его товарищи. В их лицах было напряжённое внимание, они сидели прямо, не шевелясь и не спуская глаз с Трубачёва. У окна за столом разместились учителя. Яркое осеннее солнце врывалось со двора, падало светлыми пятнами на крашеный пол и весёлыми зайчиками поблёскивало на тёмных очках Леонида Тимофеевича. Директор, откинувшись на спинку стула, внимательно наблюдал, как Трубачёв решает на доске задачу. Елена Александровна сидела сбоку, положив на стол тонкую руку и глядя прямо перед собой. На столе лежала кучка оставшихся билетов.
Сергей Николаевич стоял у окна, наклонив набок голову, и, не отрывая взгляда, следил за каждой появляющейся на доске цифрой.
Васёк отвечал первым. Когда все уже заняли свои места и ребята вытянули билеты, Леонид Тимофеевич спросил:
– Ну, кто из вас хочет отвечать первым? Васёк оглянулся на побледневшие лица товарищей и медленно поднялся:
– Позвольте мне…
Как всегда и везде, в самом трудном деле Васёк Трубачёв остался верен себе.
Сергей Николаевич кивнул головой. Васёк протянул свой билет учителю и подошёл к доске.
Вся школа знала, что в этот час Трубачёв и его товарищи держат экзамен. Около дома по дорожкам прохаживались бывшие одноклассники Васька.
– Его первым вызвали! – спрыгивая с пожарной лестницы, сообщил Лёня Белкин.
– Что ему дали? Какую задачу? – волновались ребята.
– Загляни ещё раз в окно. Решает или нет?
– Не надо, собьёте! Что вы делаете! – сердилась Надя Глушкова.
Но ребята осторожно подкрадывались к окнам.
В коридоре, около закрытой двери класса, безотлучно находились два недавних врага – Алёша Кудрявцев и Витя Матрос.
Прислонившись к стене стриженым затылком, Алёша глядел на потолок, крепко сдвинув тёмные брови. Витя Матрос беспокойно вертелся на месте, прикладывая ухо к двери, заглядывая в замочную скважину.
– Не надо, – шёпотом останавливал его Кудрявцев, – тише!
Витя на минуту затихал. Он от всей души желал Трубачёву удачи и в то же время мечтал о том, что его бывший бригадир останется с ним в одном классе. Пережитые вместе волнения на стройке и мечта о море крепко связали старшего и младшего товарищей. Витя горячо и преданно полюбил Трубачёва. Васёк чем-то напоминал ему ушедшего на фронт брата… Витя ни за что не хотел расстаться с Трубачёвым и не мог допустить мысли, чтобы такой парень провалился на экзамене.
– Как, по-твоему, выдержит? – то и дело спрашивал он Кудрявцева, приближая к нему лицо с чёрными, жарко блестевшими глазами.
Кудрявцев молча пожимал плечами. В классе стояла тишина.
Витя снова заглянул в замочную скважину.
– Стоит! – испуганно сказал он.