Девочка-тайна - Нестерина Елена Вячеславовна (серия книг TXT) 📗
Из самого чёрного мрака лучше всего видно яркий костёр; окружённое тёмным пространством космоса, светит прекрасное солнце; самая непроглядная тьма – перед рассветом. Так и любовь, казалось Оле, невозможна без мучений, потери и обретения. Чем больше ждёшь и тоскуешь – тем радостнее быть вместе. Об этом и были её картины, и их главными персонажами являлись девушки – прекрасные, влюблённые и ждущие, в средневековых или совершенно фантастических одеждах. И их юноши – сильные, благородные, наверное, готичные. Но скорее просто романтические, как вслед за Гликерией объясняла себе Оля.
Поздно вечером, укладываясь спать, Оля по сто двадцать пятому разу слушала особо полюбившийся ей альбом Lacrimosa. К ней в комнату заглянула приехавшая в гости мамина сестра – и Оля вспомнила: духи! Точно такие же духи, какими всегда пахло от модной и милой Милы, были у Гликерии! Пять секунд на вопрос-ответ понадобилось Оле, чтобы узнать, как они называются и что за аромат составляет его основную ноту. Аромат пачулей составляет – хе-хе… Ещё пять на то, чтобы подумать: мистика! Именно про тётю Милу Оля придумывала в детстве, что она – гадалка-колдунья из московского магического салона! Вот какое совпадение. И всего секунду Оля потратила на то, чтобы прийти к выводу – всё это не случайно.
Ведь хоть они и дружат: вернее, гуляют по горам, по долам с Гликерией, хоть она иногда и сообщает, что ей нравится, а что нет, – но ведь не более того! О себе она совсем не рассказывает, да и о них с Сашкой не спрашивает. А почему? Не интересно? Понятно, что ничего особенного они собой не представляют – но всё-таки! Как-то чудно. Может, правда с её семейством что-то не так? Может, дело не в безобидной готике, которая так пробрала Сашку и не даёт покоя ей, Оле?
Не раз Оля и одноклассницы, озадаченные тайной новенькой, обсуждали – что же с ней может быть такого? Жизнь они знали неплохо – благодаря Интернету, книгам и кино в основных тенденциях разбирались. Так что, не отставая от моды, о тревожной доле благородных вампиров, оборотней и прочих инфернальных страдальцев Оля хорошо знала. Дойти до того, чтобы, как в недавнем прошлом Огузова, влюбиться в вампира, причём вымышленного, – она не дошла, конечно, но свою дань увлечению трендом отдала. Однако, чтобы поверить в реальное существование всего этого, – и в то, что новенькая имеет ко всей этой мистике прямое отношение… А в то же время магическим образом поверженный Комков?.. Вампиры, конечно, подходили больше всего: они вечные, весь мир для них дом, вот они и катаются куда хотят, то тут поживут, то там. Может, девочке со старинным именем Гликерия тоже лет двести, поэтому ей всё по барабану? С оборотнями примерно та же тогда петрушка – днём, если она оборотень, Гликерия в школу ходит, ночью превращается и бегает по степи, каких-нибудь одиноких путников загрызает… Или версия с криминальной романтикой: её семья – преступники? Приехали тут, в глуши, скрываться? Ну, или колдуны – само собой. Ещё была версия, что семья Гликерии когда-то раньше тут жила, а вот теперь вернулась на родину предков. Или просто ищет родственников. Или наследство тут получает. Поджидает, когда можно зарытый предками клад выкопать. Может, и так, конечно… Но, как удалось почерпнуть из скудного рассказа Гликерии о себе, – учительница географии как-то удачно спросила, откуда она приехала, – выяснилось, что перед тем, как приехать сюда, Гликерия пожила в таком количестве городов и сёл, что мысль снова возвращалась… да-да-да, к вампирам. Больше версий выдвинуть девочки не могли.
Ну так что, задавала себе вопрос Оля: магия, вампиры, преступники, семья гордых готов – какую тайну скрывает подруга Гликерия? Да точно – подруга? И скрывает ли?..
А пачули – что-то смешное и старушечье было в этом слове. Совсем не стильное что-то. И очень старомодное. Может, духи с пачулями потому, что Гликерии и правда двести лет? Бред… Пачули, пачули, пачули… Вот ведь…
Глава 8
Новый гот
Беспощадный зимний ветер весь день драл в мелкие лоскуты снеговые тучи, осыпал ими степь и город. К вечеру он нагнал с моря новых туч, тяжёлых и влажных. А сам затих.
И вот теперь тёмная ночь окутала старый дом на морском берегу. Ветер оборвал провода, а лазить на столб, чтобы их починить, не умели ни мама, ни девочка. Помочь им было некому. Здесь, на пустынном краю земли, они были совсем одни. Но такая трудная жизнь была их выбором. Так что мама и девочка боролись с возникшими трудностями и не отчаивались.
Ни звёздочки, ни огонька нельзя было разглядеть в степи и над морской гладью. Но в маленьком доме уже топилась дымная печь, и простые толстые свечи освещали кухню.
Завтра будет день, и помчится к городу машина по тряской дороге, и электричество вернётся в дом. А сегодня мама и девочка, устроившись в кресле поближе к огню, открыли ноутбук и вошли в почтовую службу.
В одни из выходных куда-то запропастился Сашка, писал скудные сообщения, но сам не показывался. И в понедельник… заявился в школу в чёрном длиннополом пальто, вязаной шапке-виллевалке, чёрных кожаных штанах, чёрном френче с воротником-стойкой, зажатым большим египетским крестом. А в брови-то, в брови – пирсинг! Свежепробитый – видно, что кожа вокруг покрасневшая, напряжённая.
– Макушев… О-о-о… – сразу обступили его одноклассники и приятели. И не находили слов.
Не нашёл их и Костя Комков. Он сделал проще: презрительно глянул на Сашку и, не останавливаясь, пошёл дальше – но при этом обтёр пальцы о рукав чёрного пальто. Пальцы оказались в чём-то типа побелки… И Сашка растерялся – Оля это заметила. Комков снова, да, снова унизил его…
– Костик, ты чего? – пробормотал Сашка, пытаясь отряхнуться.
Обернувшись, этот самый Костик пропел:
– Новый гот, новый гот! С новым готом, с новым счастьем…
А затем высунул язык и потыкал в него двумя пальцами, изобразив, видимо, что его прямо-таки рвёт от увиденного.
Макушев вздохнул и посмотрел вдаль. На его лице отразилась гордая покорность судьбе. Наверное, подумала Оля, так переносили насмешки настоящие готы. Наверное…
Пальто и шапку пришлось оставить в раздевалке, к сожалению. Да и пирсинг Сашку пытались заставить снять – и классная руководительница, и завуч. Собрав вокруг себя группу зрителей, он принялся вытаскивать из брови массивную резную гантельку. Показалась кровь и алой струйкой потекла по щеке…
– Всё, всё, Саша, прекрати! – перепугались учительницы. – Оставь так. Снимешь после… Как заживёт…
Так Саша отвоевал своё право на имидж.
– Я порезал палец бритвой, – по секрету зашептал он Оле и эту самую бритву показал, – и этим же пальцем нажал на гантельку. Кровь и брызнула. Убедительно получилось?
Оля долго не могла прийти в себя – она, как и все, не подозревала, что это розыгрыш, и испугалась. Какой же Сашка отчаянный…
А какой симпатичный! Бесспорно, новый образ шёл ему, отрастить волосы – о чём уже давно не раз повторял Сашка, это дело времени. Так что…
– Одобряешь? – показавшись Гликерии в полном параде, спросил Сашка.
Дело происходило на ступеньках школы во время большой перемены. Девочки отправлялись в ларёк за леденцами и жевачкой. Сашка подошёл к ним – его пальто развевалось на ветру, как плащ демонического героя. Оля замерла: что скажет Гликерия её парню, что?
– Ну, если это соответствует твоей внутренней сущности, – улыбнулась Гликерия, – то носи, конечно. Но это у тебя как? Просто одежда или по убеждению? Я имею в виду принадлежность к культуре.
– Это – всё! – широко взмахнув полами пальто, воскликнул Саша.
– Тогда будь королём. – Гликерия улыбнулась.
– Буду!
Он подарил Оле перстень – серебряный, надевающийся сразу на два пальца. Роза и крест, переплетённые между собой цепью… Точно такой же сам Сашка носил на правой руке – и просил Олю носить на левой, так что, когда они брались за руки, их кольца тоже оказывались рядом.
