Княжна Джаваха - Чарская Лидия Алексеевна (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Я вздрогнула от испуга…
Стон повторился… Нет, не стон, а нежный голос, похожий на шелест ветерка:
— Нина!
Тогда я поняла, что меня звал Юлико, лежавший в соседней комнате. И странное дело, мои страданья как-то разом стихли. Я почувствовала, что там, за стеною, были более сильные страдания, более тяжелые муки, нежели мои. Юлико терпеливо лежал, как и всегда с тех пор, как упал, подкошенный недугом. До него, вероятно, долетали звуки пира и музыки и веселый говор гостей. Но о нем позабыли. Я сама теперь только вспомнила, что еще накануне обещала принести ему фруктов и конфект от обеда. Обещала и… позабыла…
Вся красная и смущенная за мою оплошность, перешагнула я порог его комнаты.
Лучи месяца серебрили его белокурую головку. Он казался бледнее и меньше среди своих белых подушек, при мерцающем полусвете наступающей ночи.
— Тебе хуже, Юлико? — спросила я, на цыпочках приближаясь к нему.
— Мне хорошо, — сказал он, — я только хотел вас видеть.
— Сейчас я сбегу вниз и принесу тебе орехов и шербета. Хочешь?
— Нет, кузина… я не хочу сладкого… а если вы мне принесете кусочек мяса, то буду вам очень, очень благодарен!
— Мяса? — удивилась я.
— Да… или немного чади! я очень голоден… я целый день не ел сегодня.
Мое сердце сжалось от боли. Боже мой, о нем позабыли!
Бедный Юлико! Бедный маленький княжич, голодающий на своей роскошной постели, покрытой гербами своего великого рода!
О нем позабыли!.. Слезы жалости жгли мне глаза, когда я сбежала вниз, громко крича перепуганной Барбале, чтобы отнесли обед маленькому князю. Когда я вернулась в сопровождении Андро, несшего тарелки с жарким и супом, Юлико казался взволнованным.
— Андро, — приказал он своему слуге, — поставь все это и иди… Мне больше ничего не надо.
Как только Андро вышел, он схватил мои руки и залепетал тревожно:
— Ради Бога, никому не проговоритесь, Нина, ради Бога! А то бабушка рассердится на Родам и Анну, что они забыли накормить меня сегодня, и их, пожалуй, прогонит из дому!
Он ли говорил это? Какая перемена случилась с моим двоюродным братом? Он ли это, поминутно жаловавшийся на меня то отцу, то бабушке за мои проделки?
Я его просто не узнавала!
— Что с тобой, Юлико, — вырвалось у меня, — почему ты стал таким добрым?
— Ах, не знаю, — возразил он тоскливо, — но мне хочется быть добрым и прощать всем и любить всех! Когда я лежал голодный сегодня, у меня было так светло на душе. Я чувствовал, что страдаю безвинно и мне было чудно хорошо! Мне казалось временами, что я слышу голос Дато, который хвалит меня! И я был счастлив, очень счастлив, Нина!
— А я так очень несчастна, страшно несчастна, Юлико! — вырвалось у меня, и вдруг я разрыдалась совсем по-детски, зажимая глаза кулаками, с воплями и стонами, заглушаемыми подушкой. Я упала на изголовье больного и рыдала так, что, казалось, грудь моя разорвется и вся моя жизнь выльется в этих слезах. Плача, стеная и всхлипывая, я рассказала ему, что папа намерен жениться, но что я не хочу иметь новую маму, что я могу любить только мою покойную деду и т. д., и т. д.
Он слушал меня, упираясь локтем на подушки и поглаживая тонкими высохшими ручками мои волосы.
— Нина, Нина, бедная Нина! Если б ты знала, как мне жаль тебя!
Тебя!
Он говорил мне ты, как равный, и это меня ничуть не оскорбляло.
Тут не было пажа и королевы, тут были две маленькие души, страдающие каждая по-своему…
Когда мои рыданья затихли, Юлико погладил меня по щеке и ласково произнес:
— Ну вот, ты успокоилась. Я буду говорить тебе ты, потому что люблю тебя, как Дато, а Дато я говорил ты.
— Говори мне ты, — разрешила я и потом жалобно добавила с полными слез глазами: — и люби меня, пожалуйста, потому что меня никто больше не любит.
— Неправда, Нина, тебя любит твой отец… Ты это знаешь! А вот у меня никого нет, и никто не любил меня никогда во всю жизнь.
Все это было сказано так грустно, что я забыла о своем горе, и с сердцем, сжимающимся от жалости, обняла и поцеловала его.
Мы сидели, крепко обнявшись, когда к нам вбежала запыхавшаяся Бэлла. От нее так и веяло жизнью и весельем.
— Одна лезгинка, два лезгинка, три лезгинка и все Бэлла, одна Бэлла, — считала она со смехом. — Больше никто не хочет плясать… Иди на выручку, красоточка-джаным!
— Нет, я не пойду.
— Как не пойдешь? Тебя всюду ищут. Бабушка приказала.
— Скажи бабушке, что я не пойду. Скажи ей, что я посадила большое пятно на платье и не смею выйти. Скажи, голубушка Бэлла!
Она удовлетворилась моим объяснением и побежала вниз, ликующая и радостная, словно сияющий день.
Мы притихли, как мышки. Нам уже не было грустно. Мы тихо посмеивались, довольные тем, что нас не разлучили.
Горе сближает. В первый раз я предпочла общество двоюродного брата — веселой и смеющейся Бэлле.
Глава X
Смерть Юлико. Моя клятва
Юлико умирал быстро и бесшумно, как умирают цветы и чахоточные дети. Мы все время проводили вместе. Бабушка, довольная нашей дружбой, оставляла нас подолгу вдвоем, и мы наперерыв делились нашими впечатлениями, беседуя, как самые близкие друзья. Белая девушка, иными словами — баронесса Елизавета Владимировна Коринг — часто посещала наш дом. Завидя издали ее изящный шарабанчик, так резко отличающийся от грубых экипажей Гори, я опрометью бросалась к Юлико и тоскливо жаловалась:
— Она опять приехала! Опять приехала, Юлико.
Он успокаивал меня как умел, этот глухо кашляющий и поминутно хватающийся за грудь больной мальчик. Он забывал свои страданья, стараясь умиротворить злое сердечко большой девочки. А между тем предсмертные тени уже ложились вокруг его глаз, ставших больше и глубже, благодаря худобе и бледности истощенного личика. Он раздавал свои платья и воротнички прислуге и на вопрос бабушки: зачем он это делает? — заявил убежденно:
— Вчера ночью ко мне приходил Дато; он обещал еще раз зайти за мною. Мы пойдем туда, где люди ходят в белых прозрачных платьях, от которых исходит яркий свет. И мне дадут такую же одежду, если я буду щедрым и добрым… Иной одежды мне не нужно…
Потом, оставшись наедине со мной, он рассказывал мне разные чудесные, совсем незнакомые сказки.
— Откуда ты их знаешь? — допытывалась я.
— Мне рассказывает их мое сердце! — серьезно отвечал он.
Боже мой, чего только не выдумывала его больная фантазия: тут были и светлые ангелы, ведущие борьбу с темными духами зла и побеждающие их. Тут были и райские сады с маленькими птичками — душами рано умерших детей. Они порхали по душистым цветам Эдема и прославляли пением Великого Творца. Потом он говорил о свирепых горных духах, прятавшихся в пещерах…
Страшны и заманчивы были его рассказы…
Однажды я сидела около постели больного, и мы тихо разговаривали по обыкновению, как вдруг неожиданно распахнулась дверь и вошла баронесса.
— Кто это? — спросил он испуганно.
— Меня зовут Лиза! — весело и любезно произнесла она, — надеюсь, я не помешала вам, Юлико?
Он молчал… Потом неожиданно закрыл глаза, точно заснул.
Она постояла в раздумье на пороге, улыбнулась мне немного растерянной улыбкой и вышла.
— Она ушла? — услышала я в ту же минуту шепот моего друга.
— Ушла. А ты не спал, Юлико? — удивилась я.
— Нет. Я только хотел, чтобы она ушла поскорее!
— Но… Юлико, ты ведь хотел быть добрым.
— Ах, Нина! Она заставила тебя плакать, и я не могу этого забыть.
Мои глаза увлажнились от умиления: такой преданности и любви я не ожидала от моего маленького бедного друга!
В тот же вечер отец ходил с баронессой Лизой по саду. Увидя их, я хотела скрыться, но он заметил меня и подозвал к себе.
— Ниночка, отчего ты прячешься? — спросил он. — Вот Елизавета Владимировна хочет подружиться с тобой.
— Я все время с Юлико, папа, — ответила я.
— И хорошо делаешь: бедному мальчику немного осталось жить… Но когда он оставит тебя, ты не останешься одна. С тобою будет твоя новая мама!
