Последний чёрный кот - Тривизас Евгениос (книги бесплатно полные версии txt) 📗

— И что это?

— Вода от растаявшего снеговика.

Я молча глядел, как он взял жестянку, стоявшую между ручной кофемолкой и подсвечником, и аккуратно вылил немного воды от растаявшего снеговика в миску с кокосовым молоком, росой с белой лилии, яичным белком и уже растворившимся кусочком сахара.

— Приближается великий момент! — объявил он. — Пора добавить в смесь шестой ингредиент.

— Что именно?

— Щепотку тёртого мела. Вот он там, на чаше весов. Я стащил его из школы, когда дети занимались во дворе физкультурой.

Фредерико потёр мел на тёрке и бросил щепотку в миску с кокосовым молоком, цветочной росой, яичным белком, кусочком сахара и водой от растаявшего снеговика.

Итак, остался последний ингредиент. Три ниточки из подвенечной фаты. Вот они!

И он снял с чаши весов белые нитки.

— Где ты их взял? — спросил я.

— О, это целая история... Я схватил фату, пока невеста принимала ванну, ну, перед тем как наряжаться. А убегая, запутался в свадебном наряде. И пока распутывался, когтями разодрал всё платье на лоскутки. Бедняжке пришлось выходить замуж в халате. Что поделаешь, наука требует жертв, — авторитетно заявил Фредерико и осторожно бросил три ниточки из подвенечной фаты в миску с остальными ингредиентами.

— А теперь что? — спросил я, продолжая помешивать.

— Теперь — волшебные слова.

Фредерико наклонился над миской и трижды вдохновенно произнёс:

— Белый снег, белый мел, чёрный котик будет бел! Белый снег, белый мел, чёрный котик будет бел! Белый снег, белый мел, чёрный котик будет бел!

Оказывается, прошло много времени, а я и не заметил. Наступила глубокая ночь. Лунный свет проникал сквозь пыльное окно и окрашивал серебром покрытые паутиной стены подвала.

И что сейчас будет? — спросил я у Фредерико.

— Как что? Я выпью глоток и побелею.

Он наклонился к миске и отпил большой глоток. Потом посмотрел на меня глазами, блестевшими от возбуждения.

— Здесь нет зеркала, поэтому скажешь, когда я начну белеть, хорошо?

— Хорошо, — согласился я.

— Ты смотришь на меня?

— Смотрю.

— Внимательно?

— Внимательнее некуда.

— Сначала может побелеть моё ухо, или хвост, или мордочка...

Я напряжённо всматривался, но не видел ни малейших изменений в цвете его мордочки, ушей и хвоста.

— Ну что там? — спросил он минут через десять. — Я побелел?

— Нет.

— Совсем?

— Совсем.

— Не может быть... Ты уверен?

— Уверен.

— Может, у тебя близорукость?

— Нет.

— Дальнозоркость?

— Нет.

— Дальтонизм?

— У меня всё в порядке с глазами.

Прошло ещё пару часов, но кот-изобретатель так и оставался чёрным.

— Фредерико, мне кажется, ты зря старался, — сказал я ему по-дружески.

Погоди, не торопись! Думаешь, стать белым так просто? Давай хотя бы рассвета дождёмся. Только смотри не усни, а то пропустишь момент превращения.

Я провёл ночь, глядя на Фредерико. Не спал и он. Всю ночь он смотрел мне в глаза и ждал, когда же они заблестят от изумления и восхищения.

— А может, не нужно было пить? — засомневался он под утро. — Может, нужно было обмазаться этой смесью? Окуну-ка я в неё хвост — вдруг побелеет.

Он окунул в миску хвост, но тот остался чёрным.

— Дружище, прости меня, — сказал я, — но, по-моему, ты зря теряешь время.

— Ты просто маловер! В моём рецепте не может быть ошибки. Значит, что-то я сделал неправильно. Может, нужно было капнуть больше росы, может, голубиное яйцо должно быть побольше. А может, правы те, кто считает, что лебеди — это единственный выход. Хотя как их достать? Ну ладно, что-нибудь придумаю... А потом я буду продавать свой рецепт чёрным кошкам и разбогатею.

— Мне пора идти...

— Ладно. Заходи на неделе, если хочешь. Надеюсь, к тому времени у меня всё уже получится.

Он продолжал внимательно изучать свой хвост, а я потихоньку вылез из подвала на улицу.

ПОД КОРЫТОМ

Глава двадцатая,

А хотел бы я изменить свой цвет, если бы это было возможно? — спрашивал я себя, шатаясь по переулкам незнакомого района. И если бы удалось побелеть, это был бы по-прежнему я, или уже кто-то другой?

Когда я проходил по саду с увитыми виноградом беседками, малыш, писавший в железный горшок, увидел меня и неистово заверещал во всё горло, подпрыгивая и обрызгивая всё вокруг:

— Мама! Мама-а-а-а! Чёлная коска! Чёлная коска!

Помянутая мама в цветастом халате с засученными рукавами развешивала на верёвке кофточки и слюнявчики. Услышав вопли своего чада, она обернулась, заметила меня, и корзина с бельём выскользнула у неё из рук.

— О боже! — закричала она, меняясь в лице. — Помогите! Убивают! Чёрная кошка!

С грохотом распахнулось окно, за ним другое. Из десятков окон смотрели на меня люди — кто с ненавистью, кто с испугом, а кто с отвращением. Какая-то старушка в страхе перекрестилась.

— Лови её! — издал клич мужчина в пижаме, поливавший из шланга дорожки перед домом.

— Лови её! — эхом прозвучал голос цирюльника, выбежавшего из парикмахерской с бритвой в руках. Следом за ним выскочил клиент с пеной на щеках и раскрытым складным ножом в руке. Двое стариков, игравших в нарды в кофейне за углом, тоже бросились за мной, угрожающе потрясая своими палками.

Я пустился наутёк по узким улочкам, с трудом огибая столбы, врезаясь в детские коляски, проскальзывая в ногах у домохозяек, которые возвращались с рынка, нагруженные овощами. Из окон, с балконов, с веранд в меня швыряли ботинки, босоножки, туфли, тапочки и сандалии. Если б у меня было время собрать всё это, я смог бы открыть обувную лавку.

В конце концов я запрыгнул в сад с вьющимися растениями, забрался на террасу и через полуоткрытую дверь проник в прачечную. Здесь я перевёл дух и огляделся. В глубине комнаты, под окном с потрескавшимися стёклами, я приметил перевёрнутое деревянное корыто, которое опиралось одной стороной на низкую мраморную скамеечку. Я залез под корыто, оно пахло стиральным мылом. И тогда я их увидел — эти синие глаза. Они блестели в полумраке как драгоценные камни. Похоже, в этом месте спряталась ещё одна кошка. Где-то я уже встречал эти синие глаза... А потом я увидел у неё на шее розовую бархатную ленточку с серебряным колокольчиком — и сразу всё понял.

— Агата! — мяукнул я.

Она меня тоже узнала.

— И ты скрываешься?

— К несчастью. А впрочем, и к счастью, раз я встретил тебя.

— За тобой гонятся?

— Ещё как!

— Кто бы мог подумать, что мы встретимся в прачечной под корытом, спасаясь бегством...

Мы разговорились. Мне так нужно было излить кому-то душу! Мы говорили обо всём на свете. Я узнал, что Глория вышла замуж за Расмина. В день свадьбы гостей угощали креветочными крокетами, а молодой паре преподнесли гору дорогих подарков.

— Знаешь, что им подарила госпожа Парлавида? — спросила Агата.

— Что?

— Клубок золотой шерсти. Чтобы они с ним играли.

— Ты всё ещё любишь его? — спросил я.

— Кого?

— Сама знаешь. Расмина.

— Уже нет, — ответила она не раздумывая. — Он всегда был избалованным и капризным. Сплошные прихоти. Сколько я проторчала у него под окнами — он ни разу не снизошёл до того, чтобы заговорить со мной. А если горничная приносила ему завтрак хотя бы на пять минут позже, он нарочно писал на свою подушку и заставлял её за ним убирать.

— Ты теперь любишь другого кота?

— Нет.

Я поколебался немного, но всё-таки спросил:

— А смогла бы ты полюбить меня?

— Может, и смогла бы...

В её голосе слышалась теплота, а бархатные глаза таинственно блестели. Вдалеке слышались звонкие голоса девчушек, игравших в классики на дороге. Солнечный луч упал в мыльную лужицу, и все семь цветов радуги улыбнулись нам. Я почувствовал сладкую дрожь и укусил Агату за ушко. Она потёрлась своей мордочкой о мою. Мы заснули под корытом, крепко прижавшись друг к дружке и бормоча убаюкивающие нежности.