Эмили из Молодого Месяца. Искания - Монтгомери Люси Мод (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗

Дин и Эмили поднялись на холм к воротам маленького огороженного сада — сада, который был гораздо старше, чем сам дом, построенный на участке, где прежде стоял старый маленький бревенчатый домик первых поселенцев.

— Вот пейзаж, с которым я могу жить, — восхищенно сказал Дин. — О, это такое очаровательное место… Знаешь, Эмили, на холме живут белки. И вокруг полно кроликов. Ты ведь любишь белок и кроликов, правда? А еще поблизости весной распускается множество робких фиалок. За теми молодыми елочками есть маленькая мшистая лощинка, в мае сплошь усыпанная фиалками…

Эмили, на мой взгляд, более красивое имя, чем Венера или Юнона… Обрати особое внимание на ту маленькую калитку. На самом деле она там не очень нужна. За ней всего лишь болото с лягушками. Но разве это не настоящая калитка? Я люблю такие калитки… ненужные калитки… Они обещают приключения. За этой калиткой может оказаться что-нибудь чудесное. Во всяком случае, любая калитка — это тайна, она манит, она символ… А еще… Прислушайся к звону колокола, он звонит где-то в сумерках за гаванью. Колокол в сумерках — это магический звук. Кажется, будто он доносится откуда-то из далекой-далекой сказочной страны… А в том углу сада — розы, старомодные розы со сладким, как добрые старые песни, тонким ароматом. Розы, такие белые, что достойны украсить твою белую грудь, моя любимая, розы, такие красные, что достойны сиять в мягком темном облаке твоих волос… Знаешь, Эмили, я сегодня немного опьянен… вином жизни. Так что не удивляйся, если я говорю как безумец.

Эмили была очень счастлива. Старый душистый сад, казалось, говорил с ней как друг в сонном, мерцающем свете сумерек. Она поддалась очарованию этого места и с обожанием смотрела на Разочарованный Дом. Такой милый задумчивый маленький домик! Еще не старый — поэтому он особенно нравился ей: старый дом знает слишком много, слишком много ног переступали его порог, слишком много страдающих или горящих глаз смотрели из его окон. А этот дом был наивным и невинным, как она сама. И, как она сама, жаждал счастья. Он должен обрести это счастье. Они с Дином прогонят из него призраки того, что так и не случилось. Как приятно будет иметь свой собственный дом!

— Мы также отчаянно нужны этому дому, как он нам, — сказала она.

— Я особенно люблю тебя, Звезда, когда ты говоришь так мягко и негромко, как сейчас, — сказал Дин. — Никогда не говори так с другим мужчиной, Эмили.

Эмили бросила на него быстрый кокетливый взгляд, так что ему очень захотелось ее поцеловать. Он еще ни разу не поцеловал ее. Какое-то внутреннее чувство говорило ему, что она не готова к этому. Возможно, он все же поцеловал бы ее в ответ на этот взгляд, ведь то был час волшебства, когда все кажется чарующим и романтичным… Возможно, он даже окончательно добился бы ее любви… Но он заколебался… и волшебный миг прошел. Откуда-то от подножия холма, с тускло освещенной дороги за еловой рощей донесся смех. Безобидный, невинный детский смех. Но он разрушил какие-то колдовские чары.

— Давай войдем наш дом и осмотрим его, — сказал Дин. Он зашагал через заросшую сорняками лужайку к двери, которая вела прямо в гостиную. Эмили последовала за ним. Ключ с трудом повернулся в заржавевшем замке. Дин взял невесту за руку и ввел внутрь.

— Впервые перешагнем через наш собственный порог, любимая…

Подняв свой фонарик, он обвел дрожащим лучом неотделанную комнату — голые, покрытые лишь дранкой стены, забитые досками окна, зияющие темнотой дверные проемы, пустой камин… нет, не совсем пустой. Эмили увидела в нем маленькую кучку белого пепла, пепла от того огня, который она и Тедди развели много лет назад, в детстве, в тот вечер, когда им захотелось приключений… Огня, возле которого они сидели и планировали свою будущую жизнь вдвоем. Она чуть заметно содрогнулась и повернулась к двери.

— Нет, Дин, он выглядит слишком призрачным и заброшенным. Думаю, будет лучше обойти его потом, при дневном свете. Призраки того, что так и не случилось, хуже призраков случившегося.

III

Это было предложение Дина — провести лето, вдвоем отделывая и обставляя их дом, делая все, что можно, самостоятельно и именно так, как им хочется.

— Тогда следующей весной мы сможем пожениться, провести лето, слушая летящий над восточными песками звон храмовых колокольчиков, любуясь Филе [23] при лунном свете, слушая стон Нила у Мемфиса [24], а осенью вернуться, повернуть ключ в замке нашей собственной двери… и оказаться дома.

Эмили пришла в восторг от этого плана, однако обе ее тетки отнеслись к нему с сомнением: им казалось, что это не совсем прилично, да и вообще так не принято — по всей округе пойдут ужасные разговоры. А тетю Лору тревожила еще и старая примета: не к добру обставлять дом до свадьбы. Но Дина и Эмили не волновали ни приличия, ни приметы. Они просто принялись за дело.

Естественно, они получили кучу советов от всех Пристов и Марри, но не последовали ни одному из них. Прежде всего, они не пожелали выкрасить Разочарованный Дом, а просто обили его досками, чтобы время превратило их в темное дерево. Тетя Элизабет пришла в ужас.

— Это только в Стоувпайптауне дома некрашеные, — заявила она.

Потом они заменили временное, оставленное плотниками тридцать лет назад, дощатое крылечко широкими плитами красного песчаника с побережья. Дин заказал оконные переплеты с ромбовидными стеклышками — которые, как тетя Элизабет предупредила Эмили, будет ужасно трудно всегда держать в чистоте. А еще, по указанию Дина, над парадной дверью было сделано милое маленькое окошко с крошечным козырьком, похожим на лохматую бровь, и в гостиной появилось французское окно, из которого можно было выйти прямо в еловый лесок.

Кроме того, Дин распорядился повсюду поставить наивеликолепнейшие шкафчики и буфетики.

— Я не такой дурак, чтобы воображать, будто молодая жена может продолжать любить мужчину, не обеспечившего ее надлежащими буфетами, — объявил он.

Тетя Элизабет одобрительно отнеслась к буфетам, однако нашла, что обои с ними совершенно не сочетаются. Особенно обои в гостиной. Туда нужно было выбрать что-нибудь веселенькое — цветы, или золотые полоски, или хотя бы — громадная уступка современности — что-нибудь из входящих в моду «пейзажных обоев». Но Эмили настояла на том, чтобы гостиная была оклеена тускло-серыми обоями с рисунком из заснеженных сосновых ветвей. Тетя Элизабет заявила, что сама она охотнее поселилась бы в лесу, чем в такой комнате. Но в отношении обоев (как и во всем остальном, что касалось ее собственного дорогого дома) Эмили была «страшно твердолобой» — так утверждала раздраженная тетя Элизабет, даже не догадываясь, что одна из гордых Марри заимствует выражения у Старого Келли.

Но в целом тетя Элизабет была очень любезна и добра. Из сундуков и ящиков, которые не открывали много лет, она извлекла фарфор и серебро, принадлежавшие ее мачехе. Эти вещи, которые получила бы в приданое Джульет Марри, если бы вышла замуж в соответствии со всеми традициями и за мужчину, получившего одобрение ее клана, теперь достались Эмили. Среди них были совершенно прелестные предметы — такие, как бесценный розовый кувшин из майолики и восхитительный старинный столовый сервиз из настоящего китайского фарфора, свадебный сервиз бабушки Эмили. Сервиз прекрасно сохранился, и все предметы были в наличии: мелкие тонкие чашки, и глубокие блюдца, и тарелки с зубчиками по краям, и круглые, массивные, крутобокие супницы. Эмили поставила его во встроенный шкафчик в гостиной и не могла им налюбоваться. Были и другие предметы, которые ей тоже понравились: маленькое овальное зеркало в золоченой раме с черным котом наверху, зеркало, в котором прежде так часто отражались лица красивых женщин, что теперь оно придавало очарование любому лицу, и старые часы с заостренной крышкой и двумя крошечными золочеными пиками с каждой стороны, часы, которые любезно предупреждали за десять минут до того, как пробить, благородные часы, никогда не застающие людей врасплох. Дин завел их, но запускать маятник не стал.