Мишка, Серёга и я - Зелеранский Ниссон Яковлевич (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
— Гарька, с тебя пол-литра. Не пугайся, я же знаю, что у тебя денег нет… Мы вот что сделаем. Я Перца отправлю в научную командировку. Недельки на три.
— Как же ты его отправишь? — неуверенно спросил я.
— Если Марасан берется, будь спокоен. Перец хотел махнуть к тетке в деревню. Я его отговорил. А теперь переговорю обратно.
Я засмеялся от счастья. Поймав толстую и жесткую ладонь Марасана, я пожал ее обеими руками.
— Сочтемся, — грустно сказал Марасан. — Все Марасана благодарят, а никто не спросит, не нужно ли ему самому помочь. Даже и ты, хоть и интеллигентный.
— Чем же я могу тебе помочь?
— Ах, Гарик, Гарик! — сказал Марасан. — Сделал бы ты для меня одну вещь, а? Понимаешь, я сейчас, как говорится, на дому работаю. Лицо свободной профессии. Но тянет в коллектив, так тянет Гарька, сил нету! Предлагают, конечно, работу. Да все не по душе. Всякие там слесари, фрезеровщики… Вот если бы к твоему папаше! Агентом по снабжению. Мечта моя, Гарик! Чистая работа. Другие о девушках мечтают, а я об этом.
— Нет, нет! — сказал я торопливо. — Папа меня не послушает. Я, пожалуй, пойду, Марасан. Меня обедать ждут.
— Мы с тобой знаешь как сделаем? Алексей Степанович сам прибежит и будет уговаривать: Марасанчик, поступи ко мне на фабрику агентом по снабжению. Знаешь, почему прибежит? Потому, что Марасан спасет тебя от смертельной гибели. Из-под машины вытащит. И свидетели найдутся. Хитро придумано?
— Нет, нет! — закричал я. — Я не хочу больше врать.
В эту минуту Марасан показался мне совсем другим: коварным и страшноватым. Все-таки мама была права, когда говорила, что от него нужно держаться подальше!
— Нет, нет! — повторил я еще решительнее. — Не могу.
— Не можешь? — удивился Марасан. — Не ожидал. Как тебя выручить, так к Марасану. А как Марасана выручить… Что ж, запомним.
И он повернулся к двери.
— Подожди! — закричал я в испуге. — Хочешь, я тебе в чем-нибудь другом помогу? Хочешь, книжку подарю? Нет? Кортик? Нет? Шахматы? Нет? Авторучку?
— Эх, Гарик, Гарик! Боишься, что Марасан тебя продаст? Не такой я человек.
— Нет, я не поэтому. Просто вечное перо на память.
(Я решил сказать маме, что потерял авторучку. Поругается, ну и пусть!)
Марасан покачал головой, потом взял вечное перо и стал его рассматривать.
— Ничего, — сказал он грустно. — Сорок рублей? От друга я взял бы…
— Так я же тебе друг! — закричал я, забывая обо всем, кроме того, что только Марасан может спасти меня от разоблачения.
— Ну, если друг! — сказал Марасан, засовывая перо в карман. — Поверю в последний раз. А сейчас прости. Гостей жду.
Он тряхнул мне руку и шагнул к своей двери. А я, понуро спускаясь по лестнице, вдруг подумал, что, будь у меня хоть десять вечных перьев, я бы все десять отдал Марасану, только бы он и Перец забыли о том, что я вообще существую на белом свете.
Часть вторая
I
Если бы к нам в школу поступил преподавателем литературы Александр Сергеевич Пушкин, первые дни мы ходили бы за ним по пятам, провожали бы его домой, бегали бы для него за папиросами. А недели через две он неизбежно превратился бы для нас из гения в обыкновенного педагога, который ставит отметки в зависимости от настроения, слишком много задает на дом и вообще придирается.
То же самое произошло и с Геннадием Николаевичем. Мы довольно быстро привыкли к тому, что наш классный — известный боксер. А какой он человек, мы просто не могли понять.
Уже на первом классном собрании Геннадий Николаевич заявил, что придает большое значение общественной работе. Мы согласились.
Геннадий Николаевич спросил, какие кружки мы хотим организовать. Мы ответили, что можно любые, но чтобы их обязательно было двенадцать.
— Почему двенадцать? — оторопело спросил Геннадий Николаевич.
Мы объяснили: чтобы было ровно в три раза больше, чем у «ашек».
— Ага, — почему-то обрадовался наш классный. — Заело! Все-таки хотите обогнать восьмой «а»?
Мы презрительно фыркнули.
— Мы, если захотим, в два счета их обгоним, — небрежно сказал Кобра.
Геннадий Николаевич пересел со стула на краешек стола. Оглянувшись на дверь, он доверительно сказал:
— Знаете, братцы, я тоже их не люблю. Конечно, педагогу так говорить не полагается, в классе разные ребята. Но уж больно все они похожи на манекены из «Детского мира».
— Точно! — в восторге заорали мы.
Ребята стали переходить поближе к учительскому столу, усаживаясь по трое, по четверо на одной парте.
(Приятно было обнаружить, что у нас с Геннадием Николаевичем одно мировоззрение.)
— Только уж если обгонять, — сказал Геннадий Николаевич, — то и по дисциплине, и по успеваемости.
(Все-таки он неопытный учитель. Ему не хватало такта. Он совсем не вовремя сказал надоевшие слова о дисциплине и успеваемости. У нас начиналась дружеская беседа, а он словно пытался превратить ее в обыкновенное классное собрание.)
— А какие кружки будем организовывать? — дипломатично спросил Серёга.
— Давайте сначала закончим разговор об успеваемости, — сказал классный.
— Чего заканчивать? И так все ясно! — закричали мы.
— Нет уж, вы мне твердо пообещайте.
В конце концов мы твердо пообещали обогнать «ашек» по дисциплине и успеваемости. И тогда мы наконец принялись обсуждать общественную работу. Геннадий Николаевич даже снял пиджак и повесил его на спинку стула, будто закончилась торжественная часть и начиналась художественная.
Мы так здорово орали и спорили (Геннадий Николаевич орал и спорил не меньше нас), что в класс заглянул директор. Он с минуту постоял в дверях, послушал, о чем мы орем, и осторожно вышел. Вячеслав Андреевич понимал, что шум бывает бесполезный и бывает необходимый.
Потом Геннадий Николаевич схватился за голову и сказал, что опаздывает на тренировку.
— Ну вот! — закричали мы разочарованно. — Только самое интересное началось.
Геннадий Николаевич недоверчиво посмотрел на нас и просиял.
— Ладно, — поколебавшись, сказал он. — Гуреев, сбегай, пожалуйста, в канцелярию, позвони вот по этому номеру и скажи, что Козлов заболел.
— Сашка, ты скажи, что у Геннадия Николаевича грипп.
— Температура 38.
— И не грипп, а ангина, — сказала Ира Грушева, у которой мать была врачом. — Фолликулярная ангина.
— А разве врать можно? — невинно спросил Серёга.
Но мы набросились на него всем классом.
— Заткнись!
— Знай, когда шутить.
— Беги, Саш!
А Геннадий Николаевич подошел к Серёге, дернул его за ухо и сказал:
— Врать, конечно, нельзя. Но уж больно уходить не хочется.
После собрания мы всем классом пошли провожать Геннадия Николаевича. По дороге мы вспомнили, что забыли про боксерский кружок. И тут выяснилось, что все наши мальчишки мечтают стать чемпионами.
Геннадий Николаевич, засмеявшись, сказал, что он нас понимает. Но организовать боксерские тренировки в нашем спортивном зале очень сложно. Лучше нам записаться в юношескую секцию того общества, где тренируется сам Геннадий Николаевич. Принимать туда начнут с первого января. Тем, у кого не будет четвертных двоек и троек, Геннадий Николаевич даст рекомендации.
Ждать до первого января было невозможно. Кобра предложил все-таки создать тринадцатый кружок — боксерский. Пока мы будем изучать только теорию: Костя показал нам растрепанный учебник бокса, который он выменял на «Трех мушкетеров». Что же касается практики, то с ней придется подождать до первого января.
После собрания мы ходили очень гордые и наперебой хвастались перед «ашками», какой разнообразной станет теперь наша внеклассная жизнь.
Но — увы! — она так и не стала разнообразной. Каждый из нас хотел участвовать лишь в том кружке, который был предложен им самим. Несколько человек угрюмо заявили, что они нигде не хотят участвовать (их предложения были единодушно отвергнуты на классном собрании).
