Счастливого плавания, «Шхуна ровесников»! - Подыма Константин Иванович (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗

Приехали в Туапсе и познакомились с «вечными странниками». (Ведь слово «пилигрим» означает именно это.) «Пилигрим» оказался туристско-краеведческим клубом для старшеклассников. Руководят им бывшие вожатые республиканского пионерского лагеря «Орленок» — Владимир и Галина Черноволы, Володя — командир клуба, Галя — комиссар. Сейчас они уже геологи, но работу с ребятами не оставили.

Их квартира на улице Софьи Перовской, 5, получила пилигримское название — «Муравейник». И правда, иного не скажешь, если побываешь здесь вечером, когда собираются все члены клуба.

Открыли «пилигримы» свой краеведческий музей. Собрали множество коллекций — минералов, древесных пород, пресмыкающихся…

Есть у них свои законы.

«Горы не любят слабых, черствых. К вершине в одиночку, без друзей не пройти».

«Если ты пришел в лес — стань его другом. Мы охотимся только с фото- и кинокамерами».

«Если елке надо умереть, чтобы попасть к нам в дом, бросим дом и уйдем в лес к живой елке».

Вот и встречают «пилигримы» каждый Новый год далеко в горах, у заснеженной, пушистой елки…

Свыше двухсот походов совершили они! Но все же главное — дух товарищества, который незримо пронизывает все, что делают «пилигримы».

Надо было купить новое туристское снаряжение — они строят жилой дом в поселке Агой.

Не было денег на многодневный поход — весь клуб выходит убирать яблоки в Ново-Михайловском совхозе.

И поднимаются каждый год к небу брезентовые стены палаточных городов — Пилигримска, Гринграда…

Часто в гостях у туапсинцев были и наши ребята.

Они участвовали во многих делах «пилигримов», во многих походах.

Мне хочется вспомнить один.

Поход, который туапсинцы посвятили годовщине Великого Октября.

Выехали мы на рассвете 6 ноября. До Лазаревской добрались на попутных машинах. Оттуда на рейсовом автобусе еще добрых тридцать километров.

Выгрузили рюкзаки, осмотрелись.

Шумела внизу бурливая Шахэ.

— Дожди в горах начались, — сказал Володя Черновол. — Но где наша не пропадала?

Предстояло идти к Главному Кавказскому хребту.

Дорога старая, давно забытая. Ходят по ней лишь лесники да охотники. А раньше, в годы Великой Отечественной войны, по ней доставляли оружие и боеприпасы защитникам Кавказа.

Громыхали здесь тяжелые, неповоротливые орудия, подпрыгивали в ящиках патроны.

Сейчас идем мы, «пилигримы» и «шхунатики», двадцать два человека.

Заночевали тут же, не сходя с дороги. Сойти и некуда — внизу обрыв с бешено клокочущей рекой, вверху — скалы. Поднимались весь следующий день. Лезли вперед, срезая углы и карабкаясь по глинистым склонам. Лишь к вечеру оказались у цели, на высоте Главного Кавказского хребта.

Вставал слева Фишт, в синей глубине громоздились белые вершины…

Долго стоять и любоваться видом на Кавказ не пришлось. Темнело быстро, а надо было нарезать папоротник для подстилки, собрать хворост, поставить палатки.

Жарко разгорелся огромный костер. Отбрасывал блики на лица мальчишек и девчонок…

Было Седьмое ноября. В честь праздника — салют. Галя Черновол вручает представителям разных городов — Новороссийска, Москвы, Ростова-на-Дону — по горсти каштанов.

Падают в огонь каштаны и взрываются, разбрасывая искры…

Но пора спать. Ведь завтра снова в путь…

С самого утра лил дождь. Мелкий и холодный, размыл дорогу. Мы свернули в лес, шли по нему чуть ли не весь день.

Потом — неприступный Грачев венец. Вздыбившиеся скалы, устремленные в небо. Внизу, за водоворотом туч — долина. Над пропастью вьется узкая, скользкая тропинка. В тумане легко ее потерять. Но мы выходим на горный хребет.

— Что за перевал? — спрашивают ребята у Володи Черновола.

— Безымянный, — отвечает он.

В пожухлой траве притаились окопы. Заржавленный штык. Пробитая осколками каска. Жестокие бои шли в этих местах.

Встает в тумане неясное очертание какого-то дома. Откуда он здесь? Размышлять не приходится. Спешим укрыться…

В охотничьем балагане, сколоченном из досок и фанеры, звучат смех и шутки.

«Пилигрим» Саша Дубинский, худощавый черноглазый парнишка, озабоченно настраивает подмокшую гитару.

— Споем что-нибудь? — предложила комиссар Галя, видя, как все чуточку приуныли. — «Шхуна», есть какая-нибудь идея?

— А ведь сегодня, вы знаете, день рождения Александры Николаевны Пахмутовой! — вспомнил Сережа Корнев. — Девятого ноября… (Еще бы «шхунатику» не знать дня рождения впередсмотрящего!)

Какой концерт был дан на перевале!

За всю свою долгую жизнь не слышали сосны и пихты столько песен!

Пели ребята задумчивую «Нежность», призывную «Орлята учатся летать», задиристую «Мальчиш-Кибальчиш»… Пели до хрипоты.

Костер потрескивал немного, стучал дождь по фанерной крыше… Все новые песни звучали над безымянным перевалом…

И вдруг комиссар тихо сказала:

— В день рождения принято делать подарки? Давайте подарим Александре Николаевне вот этот перевал!

— Как? — удивились ребята.

— Очень просто! У него же нет имени. Теперь будет называться перевал Александры Пахмутовой! Согласны?

Возражающих не было. И снова зазвенела Сашина гитара, и новые песни впередсмотрящего понеслись над горами.

Ребята пели, а я припомнил давний летний вечер, когда впервые услышал песню Пахмутовой. Было это в пионерском лагере на берегу Черного моря.

— Кино привезли! — орал босоногий малыш, мчась от ворот.

Там уже стоял грузовик, с которого киномеханик сгружал аппаратуру. Мальчишки столпились у машины, и каждый старался чем-то помочь механику, донести до кинобудки какой-нибудь ящик.

Мне досталась коробка с пленкой. Шагая по песчаной дорожке, я прочитал на белой этикетке название фильма: «По ту сторону». Тогда я еще не читал романа Виктора Кина и не знал, о чем фильм с таким непонятным названием.

Когда совсем стемнело, все отряды расселись на длинных деревянных скамейках, зажужжал киноаппарат и осветил полотняный экран.

Шел далекий двадцатый год. Разгар гражданской войны. Дальний Восток боролся с интервентами. И два паренька в качающемся на поворотах вагоне, два юных рыцаря Революции, пели:

Проносились по берегу моря электрички, шарили лучи пограничных прожекторов, а из хриплого динамика неслось:

Стучал дождь по фанерной крыше охотничьего балагана, негромко звучали песни, а я вспоминал поездку в Москву, когда я заходил к впередсмотрящему по очень важному делу.

В просторной комнате — большой рояль, полным-полно книг, пластинок. Над раскрытой клавиатурой рояля — листки нотной бумаги, густо исчерканные маленькими значками.

Александра Николаевна расспрашивает меня о «Шхуне». Ей все очень интересно.

— А песни мои уже на дне моря? — улыбаясь, спрашивает она.

— Да, давно положили… А это — вам!

И я вручаю Пахмутовой удостоверение автора Письма в Будущее.