Галя - Новицкая Вера Сергеевна (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗

— А до каких же пор?

— Да приблизительно до часу, до половины второго. Разве иной раз уж очень во вкус войду, так сижу до двух. Но это в экстренных случаях, потому что на следующее утро никак глаз не откроешь, точно пудовые гири к векам привешены, — смеясь пояснила Галя.

— Но когда же ты спишь? Ведь невозможно ограничить отдых какими-нибудь четырьмя часами в сутки, притом еще изо дня в день? Ты же заболеешь от переутомления! — волновался Михаил Николаевич.

— Я? Заболею? — рассмеялась Галя. — Да никогда! Я к этому совершенно неспособна. Здоровье ведь у меня железное, а нервы стальные, все, как видите, материал прочный, — шутила она. — Верите ли, дядя Миша, за всю жизнь ни разу не хворала, разве там насморк какой схватишь, так ведь это же не болезнь: почихаешь-почихаешь, и делу конец. А что не досплю немного, так ничего со мной от таких пустяков не приключится, даже и голова не заболит, — уверяла девушка.

— Славу Богу, — порадовался Таларов, — но все это до поры до времени. Подорвать силы немудрено, а потом не наверстаешь, — убеждал он.

— Полно, дядечка, не пророчьте всяких страхов! — взмолилась Галя. — Да ведь и не век же так продолжаться будет, еще каких-нибудь несколько месяцев, а потом получу, Бог даст, заветную бумажку, диплом этот самый, а тогда…

— А тогда? — осведомился Михаил Николаевич.

— Тогда все хорошо. Я у цели. Моя сокровеннейшая мечта быть учительницей. Милая детвора, люблю ее! Такие они доверчивые, беззащитные, это меня всегда трогает и умиляет. Ну как обидеть такого малыша? Ведь рука не поднимется, язык не повернется. Вот туда, к ним. Побыть народной учительницей, потом…

на курсы, хорошенько подучиться самой, а тогда дела найдется много, хорошего, светлого, — вслух мечтала девушка. — Видите, дядя Миша, какие у меня широкие замыслы? Какая я жадная и сколько хочу выпросить у жизни. Вы думали, я скромненькая, а я — вот какая! — весело закончила Галя.

А «дядя Миша» ласковым взглядом следил за своей грезившей, казалось, наяву собеседницей, поражаясь и восхищаясь той жаждой света, знания, тем избытком сил, которых не придавили будничные дрязги, возня с кастрюлями, булками, штопкой чулок — вся та бесцветная, притупляющая ум работа, которой почти два года была завалена девушка.

Быть может, долго еще продолжалась бы эта интересная для обоих беседа, если бы их не позвали к столу.

С визитерами уже было покончено. Бульон, неизменно подававшийся у Таларовых на первый день Пасхи, был готов, и собирались пообедать своей семьей. Однако прежде чем это намерение успели привести в исполнение, в комнате появилось двое запоздалых посетителей: долговязый кавалерист с непомерно длинными шпорами и чрезвычайно хитрым пробором — сын соседнего помещика, барон Липпе, и худосочный, тщедушный правовед с моноклем и лысинкой, гигантскими шагами надвигавшейся на его голову. Этот последний был товарищем барончика и приехал вместе с ним провести праздники у его родителей.

Лихо щелкнув — один шпорами, другой, за отсутствием таковых, одними лишь каблуками, — оба приятеля приложились к ручке хозяйки, затем обворожительно изогнувшись, приветствовали ее дочерей.

— Позвольте вас познакомить с моим beau-frere’ом, — указала Таларова рукой в сторону Михаила Николаевича. — Мишель, с тобой желают познакомиться, — уже непосредственно к нему обратилась она.

После этого приглашения был отвешен еще один почтительный поклон, последний сделанный юношами.

Михаил Николаевич пристально смотрел на невестку и, встретившись с ней глазами, выразительно перевел взгляд на Галю, хлопотавшую около суповой миски. Умышленно или нет, но Марья Петровна не поняла намека шурина. Невольно следя за взором Таларова, оба юноши тоже воззрились в сторону Гали: правовед, вскинул нелепо сидящее в его подслеповатом глазу стеклышко, принялся бесцеремоннейшим образом разглядывать девушку, в то же время не считая нужным раскланяться с ней.

— Красивая девчонка, черт возьми! — подтолкнув локтем приятеля, тоже нахально уставившегося на Галю, прошептал он.

— Прошу к столу, — предлагала между тем Марья Петровна, обращаясь к гостям, но Михаил Николаевич, вспыхнув и переменившись в лице, перебил ее.

Его строгий взгляд остановился на лице правоведа настолько красноречиво, что бойкий юнец растерялся. От смущения он бессознательно сдернул монокль с правого глаза и неизвестно зачем водворил его в левый.

— Виноват, молодой человек, — внушительно прозвучал голос Таларова, — вы, кажется, еще не со всеми познакомились? Моя belle-s?ur [28] по рассеянности не представила вас мадемуазель Волгиной, так я позволю себе исправить ее оплошность. Галя, молодые люди желают с тобой раскланяться.

Приятели, красные, как раки, преувеличенно низко расшаркивались перед не менее их смущенной девушкой, которую ни сама хозяйка, ни ее чопорные гости не избаловали подобной учтивостью.

Вспыхнула и Марья Петровна, возмущенная «скандальной» выходкой шурина. Презрительно повела плечами Леля. Только Надя, обратившая внимание исключительно на внешнюю, комичную сторону происшедшего, едва сдерживалась от душившего ее безумного хохота.

«Дал же ему дядя Миша! У бедного ребенка даже шерсть на лысине дыбом поднялась, он со страху собственные глаза перепутал: монокль с правого глаза в левый ткнул», — издевалась она в душе над правоведом.

— Не могу ли я вам предложить чашку бульона? Это так полезно после всякого пасхального сухоедения, — любезно угощала между тем Марья Петровна. — Прошу покорно к столу.

— Mille mercies! Но право, vous savez [29], в такой день как-то совсем есть не хочется, — отнекивался кавалерист.

При этом молодой человек бросал дружелюбный взгляд на бутылку лафита [30] высокой марки, красноречиво доказывающий, что сей сын Марса отдает предпочтение жидкостям не столько горячим, зато, быть может, более горячительным.

— Tous mes remerciements [31], — галантно брякнул он под столом шпорами по адресу Лели, пододвигавшей ему чашку. — И потом эта страшная жара, которая возбуждает исключительно жажду, — мямлил молодой фат [32].

— В таком случае, рюмочку вина, — догадалась Марья Петровна.

— Это с величайшим удовольствием. Merci bien [33], — поторопился согласиться воин, точно опасаясь, как бы хозяйка не изменила своего благого намерения.

— А вы позволите, граф? — минуя суповой вопрос, с бутылкой в руке обратилась Леля к правоведу, постепенно принимавшему свою обычную, дарованную ему природой землисто-зеленоватую окраску.

— Если вы так любезны, попрошу стаканчик, — с не меньшей поспешностью, чем его товарищ, благосклонно согласился он.

— Вы, надеюсь, будете сегодня у Ланского на вечере? Я льщу себя надеждой иметь le grand honneur [34] протанцевать с вами, — основательно промочив горло, справлялся у Лели кавалерист.

— Право не знаю… Это вопрос еще открытый. Вернее, что нет… — со сжатым сердцем, но милой улыбкой ответила девушка.

— Как? Вы не будете? Но это невозможно!

— Это недопустимо! — возопил юнец. — Ce serait une soiree manquee [35]! Cжальтесь, сжальтесь, Ольга Петровна, и вы, Надежда Петровна. Avez pitie de nous tous! [36] Если вы не приедете, это лишит вечер его лучшего украшения.

— Вот именно, c’est le mot, — его лучшего украшения, — подтянул правовед, пропущенным стаканчиком вина окончательно вернувший себе утраченный было дар слова: — Ради Бога! De grace! [37] — в растяжку фатовато лепетал он. — Мы умоляем…