Черные кипарисы - Мошковский Анатолий Иванович (книги без регистрации TXT) 📗
А книг у Аркаши было великое множество. Отец собрал. Он был журналистом, работал в газете в Кипарисах, и маленькая квартирка их буквально начинена замечательными книгами, которые, конечно, и сыграли свою печальную роль с Аркашей — вон во что превратили его!
— Ничего интересного? Да я б каждый день лазил на Гору Ветров. Ох, если б я был покрепче!..
— Стал бы Пржевальским? Магелланом? Миклухо-Маклаем?
— Неплохо бы. Всегда хочется стать тем, кем невозможно.
— Не всегда… — заметил Феликс. — Наш Артем не прочь сделаться дворником.
— Ну нет, сомневаюсь… Он не так прост, как кажется. Ох, если б я…
— Ты все прибедняешься, — пожурил его Феликс. — Ты, конечно, не Геракл, но голова у тебя будь здоров! И знаешь, чего хочешь…
— Ничего я не знаю! — сказал Аркаша. — Вот Ваня — тот знает…
— Ванька? — Внутрь Феликса неожиданно потек холодок. — А что он знает?
— Ты не разговаривал с ним?
— А что с ним разговаривать? До тебя ему, как до звезд.
— Ошибаешься… Ты слышал, у него вчера кровь носом пошла?
— Кровь?.. Отчего?
— Рапаны с Витькой доставал с лодки, глубина большая — не рассчитал. Какие-то сосудики лопнули, что ли…
У Феликса что-то стронулось внутри.
— Разве они так знакомы с Витькой?
— Долго ли ему? У Нанки уже дома побывал, и у меня утащил книгу про Микеланджело, и знаешь, что еще?
— Мне надоело о нем слушать. — Феликс потер глаза. Все в нем так и ходило. Пока он вчера сидел дома и ждал к себе чуть не делегацию, этот самый успел подцепить на крючок не одних балконных крыс. — Ну, мне некогда, я пошел. — Феликс двинулся к выходу.
— Феля, спасибо за книгу! — крикнул Аркаша в спину ему. — Большущее! Будет цела, не бойся…
— Это ты бойся, а не я! — ответил Феликс, и голос его прозвучал резко и несправедливо: чего ж должен бояться Аркаша?
Лучше бы не носил ему книгу, а то может подумать, будто хотел подластиться к нему, угодить… Зачем Феликсу это? И потом, Аркаша не Витька, хотя и тому он дает кое-что просто так, из-за доброты…
Глава 21
ВИТЬКИНА ФАБРИКА
Вначале Феликс хотел сразу же сходить к Витьке, но после встречи с Аркашей раздумал: сгоряча мог накинуться на Витьку и все напортить. И Феликс решил сходить сперва к Захарке. Уж с ним не надо ломать голову, что и как сказать.
Адъютант жил рядом — в соседнем доме. Увидев Феликса, его мать засуетилась, заулыбалась, забегала глазками по его лицу, зачем-то оглянулась внутрь комнаты и сбивчиво объяснила, что Захарки дома нет, что он скорее всего у моря, в бригаде, и, наверно, через часок-другой вернется.
Феликс пошел к рыбацкому причалу.
Здесь, у Скалистого, было мелковато, и сейнеры швартовались в Кипарисах, а тут к берегу жалась разная полуржавая, полуизношенная мелочь: мотофелюги и бесчисленные байды и баркасы, с которых и велся прибрежный лов.
Феликс спустился к сараям и вошел в один. В нем женщины латали и перебирали лиловатые капроновые сети. Кто-то храпел возле стены на этих самых сетях. У двери кто-то смачно жевал бутерброд, заедая зелеными перьями лука, запивая молоком из бутылки.
— Захарки Семеркина тут не было? — спросил Феликс у рыбака в драной, выбившейся из штанов рубахе, который чинил треснувшее весло.
Тот оглянулся и полушепотом сказал:
— Как же… Был тут с утра, когда с моря пришли… Братец ему свежья полную сумку наложил… На рынке ищи его!
«Ловкачи ж они! — подумал Феликс. — Своего не упустят, и Витька правильно крыл тогда Захарку, но…» Но только один он, Захарка, годился ему в адъютанты…
Идти за ним на рынок? Нет уж. Сам прибежит.
И Феликс пошел к Витьке. Витька жил у городского скверика, где было крошечное фотоателье, весы и кафе-мороженое. И здесь, у весов, Феликс неожиданно встретил Лену с отцом — ту самую длинноногую девчонку, ради которой, если разобраться, и ходили ребята на дикий пляж в определенное время и на одно и то же место.
— Пап, взвешусь! — Лена скинула туфли и босиком прыгнула на весы.
Весовщица в белом халате передвинула на шкале гирьку и что-то сказала.
— Ой, хорошо! Похудела на килограмм! — засмеялась Лена, и ее тонкие брови подпрыгнули вверх. — Плати двушку!
Лена спрыгнула с весов, с лету попала узкими ступнями в стоящие рядом туфли.
— А что скажет мама? — спросил отец. — Не пущу больше так далеко заплывать.
— Попробуй! — Она капризно крутнулась всем своим легким точеным телом в синем платьице, и по этому движению вдруг стало видно, какая она спортивная и сильная. — Вот познакомлюсь с теми мальчишками, будешь ходить один.
— Только посмей, — грозно сказал отец, и они засмеялись.
«Уж не с нами ли хочет она познакомиться?» — подумал Феликс, придерживая у весов шаг, хотя ему сейчас было совсем не до нее.
Потом он заглянул в Витькин двор и увидел у открытого сарая Витьку на табуретке и пятерых его братьев — босых, замурзанных, в трусиках и штанишках — один одного меньше.
Во двор Феликс не вошел. Он быстро зашагал к себе домой. По пути забежал в гастроном, пролетел мимо мясного отдела, где, словно играючи, отточенным топором на деревянной, в глубоких шрамах плахе Анин отец рубил говядину. Он заметил Феликса и спросил:
— В мясце не нуждаетесь? Есть неплохое.
— Благодарю. — Феликс пошел в кондитерский отдел и купил кулек мятных «Театральных» леденцов.
Матери дома еще не было. Феликс нырнул под тахту и вытащил несколько пар летней обуви. Выбрал коричневые сандалии — они были почти новые, он и сам бы еще проносил их год-два, если б мать недавно не купила ему другие, более современной и красивой формы. Авось не заругает — она редко ругает его.
Завернул сандалии в газету и пустился к Витьке. Странно, но теперь он чувствовал себя уверенней и спокойней. Хоть и гадко было на душе.
— Привет! — Феликс кивнул малышам, и Витькина голова высунулась из двери сарая. — Что новенького?
— Это у тебя надо спросить.
На Феликса уставился десяток цепких пытливых глаз.
— А ну хватай! — Он протянул малышам кулек, и к нему проворно потянулись грязные худые ручонки, и в их еще молочных зубах громко захрустели конфеты. — И ты возьми. — Феликс протянул кулек Витьке, и тот не отказался.
— Фабрика на полном ходу? — Феликс заглянул в дверь, где у стола стоял дед, худой и морщинистый, с седыми космами, неряшливо торчащими из-под шляпы с обвисшими полями, без ленты, и помешивал кисточкой в металлической банке. Он мельком посмотрел на Феликса и по обыкновению не поздоровался.
— В простое, — сказал Витька.
— Что так? Сырья не хватает?
— Хуже. Появились конкуренты, делают из кусочков дерева змей. — возьмешь за хвост — двигаются, как живые, и язычком дергают… Два рубля штука — и как хватают! У нас перестают брать.
— Чуму на их голову! — воскликнул Феликс.
Витька невесело улыбнулся, на лице же деда появилось явное недовольство: морщины из мягких, устало-добрых превращались в резкие и сердитые…
Не потому ль, что Витька часто убегал к Феликсу с его фабрики?
Над головой деда на полках лежали затейливо изогнутые, с розоватым блеском внутри раковины рапан, желтовато-пористые, выброшенные штормом куски пемзы, высушенные, отлакированные и еще ждущие лака крабы, горки мелкой ракушки, камушки диковинных расцветок, стопки картона и дощечек, мотки проволоки, бесчисленные бутылочки и баночки с клеем, красками, лаками, разный инструмент… Из этой домашней фабрики выходила на рынок их продукция: оклеенные цветными ракушками шкатулки с тщательно вделанными блестящими фотографиями наиболее красивых мест их побережья: туманного и романтического Дельфиньего мыса, зубцов Горы Ветров, набережной с кипарисами, и на каждой шкатулке красовались неизменные, прямо-таки бессмертные слова: «Привет из Скалистого!», или «Помни Скалистый!», или «Не забывай Скалистый!», ну и все такое прочее. Некоторые образцы недоделанной или сохнущей продукции стояли на особой полке. «Как это убого!» — всегда думал Феликс, глядя на эти изделия, и как-то сказал об этом Захарке, так тот даже завизжал от счастья, и потом всем это повторял, и, как утверждал Семка, даже на рынке, при покупателях, вслух критиковал их продукцию… «Не смей! — сказал ему тогда Феликс наедине. — Это удар ниже пояса…» — «А чего он меня высмеивает за рыбу?» — ответил Адъютант, и его нельзя было угомонить, да, признаться, Феликс особенно и не старался: уж очень весело было во дворе от воплей и наскоков этого задиры на Витьку и от того, что тот отвечал ему… Просто умереть можно было со смеху!
