Вовка из нашего класса - Третьяков Юрий Федорович (книги полностью txt) 📗
— Коробки и я тебе могу дать.
— Ну-ка, покажи.
Я дал Вовке коробки, он разглядел их, засовал в карман и сказал:
— Ладно. Приходи часов в семь. Начало ровно в восемь. Да, чуть не забыл! Они еще петь будут! Песни такие — очень интересные! За это с тебя еще один коробок!
Вовка ушел, и я принялся думать о религии. Один раз я сам чуть не сделался религиозным. Но, как сказал папа, это было предпринято в корыстных целях. Все дело в том, что в комнате у Полины Харитоновны давно уже стояла пустая птичья клетка. Я спросил Полину Харитоновну, почему она не посадит туда какую-нибудь птицу. Она сказала, что держать в неволе божью пташку — грех, и богу это неприятно. А раз я считался неверующим, то мне было наплевать, что подумает бог, и я стал думать, как бы заполучить клетку себе. Я намекнул Полине Харитоновне, что клетка мне очень нужна. Она сказала: «Молись богу, он тебе пошлет». Ну, молиться я не стал, а просто сказал ей, что молился, и бог велел, чтоб она мне эту клетку отдала или на что-нибудь променяла. Мол, и ей, и богу будет только выгода: бог сразу перестанет переживать, посадит она пташку в неволю или нет, вообще выбросит это дело из головы и займется чем-нибудь другим. Но Полина Харитоновна, вместо того чтобы отдать мне клетку, побежала жаловаться папе, а тот начал изводить меня всякими насмешками. Вот уж, говорит, никак не мог ожидать, что у меня окажется такой ловкач-сын; что он удивляется, как это я мечтаю стать матросом, когда все наклонности у меня поповские, и, между прочим, из меня получится типичный поп и спекулянт, если я и дальше буду так продолжать. Я обиделся и с тех пор больше ни с какой религией не связывался. А клетку Полина Харитоновна куда-то убрала.
Я пришел к Вовке раньше семи часов. Он открыл мне дверь и сказал:
— Ты чего так рано? У меня еще не все готово. Ну, раз пришел, — заходи. Еще никого нет.
Когда мы зашли к нему в комнату, из-под кровати вылезли Сашка Рыбкин и Женя. Вовка покраснел и говорит:
— Они тоже, оказывается, пришли. Обязательно им хочется поглядеть. Ну, пусть… Чтоб не говорили, что я жадный. Как там — под кроватью?
— Ничего, — сказал Сашка, — как-нибудь потерпим.
— Вот и хорошо, — сказал Вовка. — Значит, как позвонит Валентина, вы прячьтесь под кровать, а он будет со мной. А как у них начнется, тогда вы вылезете, и мы все пойдем в прихожую. В Валентининой двери есть щелочка, очень узкая, будем по очереди глядеть, а нашу дверь оставим открытой, чтоб туда бежать, если кто вздумает выйти Понятно? Слышимость очень хорошая!
Вовка был похож на режиссера драмкружка во время школьного утренника. Режиссер всегда там распоряжается, кому где сесть, что делать.
Наконец раздался звонок. Сашка и Женя скрылись под кровать, а мы с Вовкой пошли открывать.
Первой вошла Валентина, а за ней — Ленька Косой ничуть не пьяный, в чистом костюме, потом Полина Харитоновна и еще несколько старушек.
Все они вошли в комнату Валентины, плотно прикрыли дверь и загремели стульями.
Вовка позвал Сашку с Женей и дернул меня за рукав:
— А ты не верил! Видал, Косой-то! В костюмчике, все равно как продавец! А Полина Харитоновна! Вот подожди, как они сейчас запоют!
В комнате у Валентины в самом деле начали петь. Пели негромко и очень жалобно, как патефон, если перевести регулятор на «медленно». В общем, пели они так нудно, что мы скоро соскучились. Один Вовка неизвестно отчего веселился и подталкивал нас:
— Во! Понятно? У меня все без обману! Сказал, что будут петь, — и поют! Здорово поют! Ну-ка, я посмотрю. Сидят: руки на груди — вот так. В потолок уставились. Помрешь! Иди глянь!
А сам скорчил страшную рожу, высунул язык и стал на цыпочках танцевать по прихожей, махая руками и прыгая, как обезьяна.
А богомольцы все пели и пели. Даже Вовке надоело, и он сознался:
— А все-таки скучно поют. Заладили одно и то же. Лучше бы Косой «Гоп со смыком» спел!
— Может, еще споет?
— Подожди, может, и споет. Тебе бы все сразу.
Но «Гоп со смыком» Ленька петь не стал. Он начал говорить речь. Когда он ходил по поездам, то говорил так:
— Да-рагие братишки и сестренки! Да-рагие папаши и мамаши! Аб-ратите свое внимание на инвалида, па-терявше-го на фронте девяносто восемь процентов зрения! Па-ма-гите, кто сколько может, са сваей трудавой копейки!
Сейчас тем же самым голосом он говорил немножко по-другому:
— Да-рагие братья и сестры, взз-любленные ва Христе…
Он говорил долго и непонятно, да и Возка вдобавок все толкал меня в бок:
— Видал? У меня без обману! Здорово шпарит! Теперь пора же ему «Гоп со смыком».
А Ленька Косой никак не останавливался. В поездах он подолгу не говорил. Скажет коротко, потом споет — и все.
А тут он рассказывал, что скоро все люди погибнут, потому что все они такие плохие, что земля их больше не потерпит и загорится. Есть шансы спастись только у него, у Полины Харитоновны, у Валентины и остальных старушек. А чтоб бог про них случайно не забыл, надо ему постоянно молиться, а в кино ходить нельзя, работать нельзя, книжки и газеты читать — тоже. Даже на поезде и автомобиле нельзя ездить. Поэтому-то, наверное, Ленька и перестал ходить по поездам.
Под конец он сказал, что все должны быть нам братья и не жалеть своего добра.
Я подумал, что если Полина Харитоновна поверит Косому, то у нас на кухне прекратятся скандалы, а уж птичью клетку она мне наверняка отдаст.
И похоже было, что она поверила: сморкалась, плакала и вытирала платочком то нос, то глаза. Помереть-то она боялась даже больше, чем воров: только и знала таскалась по поликлиникам, и всегда от нее пахло какими-то вонючими мазями, которыми она натиралась каждый вечер.
Трудно было сейчас даже поверить, что час назад она орала в «Гастрономе» на какую-то женщину с двумя малышами:
— Чево растопырилась, подлая! Наплодила детишек, как трусиха, прости господи!
В Вовкиной комнате зазвенел телефон. Говорил Коля Степанов из пятого «А». Он спрашивал, начался ли сбор богомольцев, а то они набрали с товарищем спичечных коробков как раз столько, чтоб заплатить за вход.
Вовка сказал, что представление уже кончается и чтоб они приходили завтра.
Когда богомольцы ушли, а Валентина пошла их провожать, Вовка спросил нас:
— Ну как?
— Да так… — зевнул Сашка. — Коробков жалко. Знал бы — не пошел. Говорил: петь будут.
— А что, не пели? — обиделся Вовка.
— Подумаешь, пели… Как кота за хвост тянули… В поезде Ленька лучше пел. И книжку не читали…
— В другой раз обязательно будут! — пообещал Вовка. — Завтра они опять соберутся, пока моей мамы нет. А вас бесплатно пропущу.
Когда я пришел домой, Полина Харитоновна уже копалась на кухне. Для пробы я спросил было насчет клетки и не обрадовался:
— Какую тебе клетку! Я тебе дам клетку! — закричала она на всю квартиру. — Так и приглядываются, что плохо лежит! Ученые! Выучила их Советская власть!
На другой день я позвонил Вовке, и он сказал, что у не го собралось уже человек шесть ребят из разных классов, трое уже спрятаны в шифоньерке, он боится, как бы они там не задохнулись, и богомольцы собрались, и вся остановка только за Ленькой Косым, который почему-то опаздывает.
Я сказал, что он может выпустить ребят из шифоньерки, так как только что я видел самого Леньку. Он шел по улице совсем пьяный в обнимку с другим пьяным, костюм его был порван и весь в известке, третий пьяный шел сзади и играл на гитаре, а Ленька орал на всю улицу:
Вовка сильно расстроился.
— Видно, придется мне назад коробки отдавать, — вздохнул он. — Вот народ!
