Трагический иероглиф - Коршунов Михаил Павлович (книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Только Дима всё ещё сидел за фанерными «Сообщениями».

Алексей Петрович положил на стол учебники, спросил:

— Что будет дальше? Рим и Карфаген? «Алая роза» и «Белая»?

Ребята молчат. Слышно, как тяжело дышат. В особенности Славка и Стаська. Совсем непохожие близнецы: один чубатый, другой острижен наголо, под машинку.

— Конец наступит или нет? Я спрашиваю!

Молчание.

Древний Рим и Карфаген воевали из-за господства на Средиземном море (первая Пуническая война, вторая Пуническая война…). «Алая роза» и «Белая» — тоже из-за какого-то господства в Англии.

Стаська и Славка воевали по более скромному поводу.

Дима выпрямился и уронил «Сообщения» на пол. Классная доска тихонько шмыгнула носом.

— Вандалы и каннибалы, — сказал директор. — Носороги и боевые слоны.

Из буфета прибежала тётя Ася.

— Приедет отец и пускай заберёт домой, — показала она на близнецов. — Надо потребовать, чтобы он их выпорол!

Мимо открытых дверей проходила Екатерина Сергеевна, учительница рисования. На Екатерине Сергеевне были очки с толстыми стёклами. Глаза Екатерины Сергеевны казались большими и как бы удивлёнными.

Екатерина Сергеевна несла кофейник. Это учебное пособие, натюрморт. Его рисуют в классах, а когда не рисуют — учителя пьют из него кофе.

Екатерина Сергеевна остановилась, поглядела на ребят.

Прибежала и пионервожатая Галя.

— Я отлучилась на минутку к Дарье Ивановне. Хотела получить плакаты на складе… — сказала она, озираясь с грустью по сторонам. — И тут такое вот…

— Надо пороть ремнём, — настаивала на своём тётя Ася и взмахнула в воздухе рукой, показывая, как это делается. Рука у тёти Аси была крепкая. — Чернушина из седьмого «В» отец выпорол, и помогло. Говорят, даже не ремнём, а настольной лампой. Всё равно помогло. Бросил свои аттракционы.

— С ними разве сбор проводить… — сказала Клавдия Васильевна. — Токарев, подними сейчас же «Сообщения» и повесь на место!

Дима поднял «Сообщения» и хотел повесить на место. Но гвоздиков не оказалось: вывалились.

Дима поставил «Сообщения» в угол класса.

— Как же вы, дети… Очень некрасивый поступок. Не гармоничный… — Это сказала Екатерина Сергеевна и переложила из руки в руку кофейник, потому что кофейник был тяжёлым, а руки у Екатерины Сергеевны не были крепкими.

— Визирные линейки на что приспособили, а! — не выдержала опять Клавдия Васильевна. — Поглядела бы Марта Николаевна…

— У каждого на лбу визирная линейка, — сказал Алексей Петрович. — У Шустикова-младшего к тому же лицо в царапинах.

— А ведь я только на минутку отлучилась к Дарье Ивановне, — повторила печально Галя.

— Пол шершавый, вот и царапины, — сказал Славка. Он не желал чувствовать себя побеждённым и тем более — младшим.

У крыльца школы остановился автомобиль «пикап». На нём были нарисованы бублики, сосиски, колбасы.

В общем, натюрморты.

Из кабины «пикапа» вылез отец близнецов. Он работал шофёром, развозил по интернатам и школам завтраки и обеды.

Сейчас он опять приехал, чтобы забрать пустую посуду.

На нём были форменная фуражка и синий берет с надписью «Мостранс».

Дед Валерий хотел что-то ему сказать, но не успел. Директор вывел на крыльцо Стаську и лысого расцарапанного Славку. Отец сразу понял, что случилось.

— Значит, опять, — сказал он.

— Да, — кивнул Алексей Петрович.

Вышли на крыльцо Клавдия Васильевна, Галя и Екатерина Сергеевна с кофейником.

Отец от огорчения стянул с головы берет и вытер лоб.

— Проводили сбор о недостатках, — сказала Галя, — и вот…

— Нет-нет, — заговорила опять Клавдия Васильевна, — с ними надо что-то делать.

Весь пятый «Ю» стоял сзади близнецов. Он тоже вышел уже на крыльцо с портфелями и кедами на длинных шнурках.

Екатерина Сергеевна спустилась с крыльца и незаметно приложила кофейник к нарисованным на «пикапе» бубликам. Поглядела сквозь очки.

Тётя Ася и дежурные по буфету вынесли кастрюли, бидон и ящики.

— Забирайте, — сказала она отцу. — Вместе с ними всё забирайте.

Это она имела в виду близнецов. Ей, конечно, очень хотелось сказать о ремне, но она нашла в себе силу воли и промолчала.

Отец надел свой берет «Мостранс». Открыл задние дверцы «пикапа» и положил внутрь посуду и ящики. Потом затолкнул сыновей — одного сына и другого.

Галя сказала остальным ребятам, что они тоже могут идти домой: сбор сорван и проводить она его не будет — слишком много недостатков в один день. Батурин Вадька и Ковылкин стояли без пуговиц. Дед Валерий поглядел на них и окончательно решил, что «молнии» — это не только модно, но и практично.

Маруся, уже с опрятной косой, подвязанной петелькой, подхватила одну из колясок.

— Скажите маме, что я его забрала. — И она кивнула деду Валерию.

В коляске лежал Марусин брат, густо измазанный зелёнкой. Маруся положила к брату портфель и покатила коляску.

Шустиков-папа завёл мотор, и автомобиль тоже тронулся с места.

Екатерина Сергеевна осталась с кофейником без бубликов, но по её лицу видно было, что она приняла какое-то решение.

Ребята попрощались со всеми и пошли вдоль переулка, две партии — Славкина и Стаськина. Одна партия по одной стороне переулка, другая — по другой. Рим и Карфаген, «Алая роза» и «Белая».

Выпрямились заборы и деревья. Дома перестали держать свои трубы. С облегчением улеглись крышки на колодцах. К луже вернулись воробьи. Осторожно поглядывают на школу: тишина в школе — вещь хрупкая, обманчивая.

Автомобиль едет по улицам Москвы.

Шустиков-папа сидит за рулём грустный. С чего быть весёлым?

Сыновья дерутся. И нет этому конца. Теперь огорчится мама. Она тоже устала от этих драк.

На перекрёстке, уже совсем недалеко от дома, когда автомобиль остановился в ожидании зелёного сигнала светофора, его вдруг начало трясти. Вначале — несильно. А потом всё сильнее и сильнее…

Отец сразу понял — вспыхнула драка. Он выскочил из кабины, открыл задние дверцы. На мостовую вывалились кастрюли, ящики, выпал и покатился бидон. Тут же выпали близнецы и покатились по мостовой вслед за бидоном.

И запыхтели в жесточайшей схватке.

Из других машин выскочили водители. Начали помогать отцу растаскивать сыновей.

На светофоре давно уже зажёгся зелёный сигнал, но никто не может ехать.

Подбегает милиционер:

— Что тут происходит?

— Сыновья выпали из машины. Дерутся, — говорит Шустиков-папа. От волнения он опять снял берет и вытер лоб.

Народ смотрит на Славку и Стаську. Славка оказался расцарапанным ещё больше: асфальт — он не пол, асфальт ещё шершавее.

Шустиков-папа держит сыновей за шиворот, в каждой руке по сыну.

Прохожие говорят, что за драки народный суд наказывает до пятнадцати суток. Есть постановление исполкома. Кто не умеет себя вести в общественных местах, народный суд отправит куда следует. Да ещё остригут под машинку.

Кто-то добавил, что вон один уже и острижен.

И милиционер сказал, что за преднамеренную задержку уличного движения сыновей и оштрафовать не мешало бы. Тоже есть постановление исполкома. Славка и Стаська помалкивали.

Совсем непохожие близнецы, неодинаковые, потому что пострижены неодинаково… Только бабка с кошёлкой на колёсах догадалась, что это всё-таки близнецы, и сказала:

— В народе говорят: хворает один — захворает и другой от огорчения.

— Все вокруг заболеют, кроме них, — ответил отец и посадил Стаську в кузов автомобиля, а Славку — в кабину рядом с собой.