Золотое время - Урманов Кондратий Никифорович (читаем книги .txt) 📗
Поставив котелок с туеском у кострища, дедушка обернулся к лесу и крикнул:
— Ти-и-мка-а!
— Здесь я, дедушка! — вынырнул Тимка из-за березы с Киликушкой в руках.
— Ты где это взял кобчика?
— Вон с той обломанной березы упал… — и Тимка, торопясь, рассказал дедушке все: как он наблюдал за птицами, как они кормили своего детеныша, как он упал. — Только посадить его в гнездо обратно нельзя, туда не залезешь… Я ему уже имя дал — Киликушка. Как покричу: ки-ли, ки-ли, ки-ли — он, смотри, дедушка, уже и рот раскрывает, дам кузнечика, он и съест…
— Он не только кузнечиков ест, а и жучков разных, — сказал дедушка. — Это птица не вредная… Не то что коршун…
— Я ему, дедушка, на березе гнездо сделаю и там с ним спать буду…
— Ну, и сверзишься, как твой Киликушка… Давай будем чай греть. Я вот ягодок набрал, покушай с хлебцем…
После чая Тимка попросил у дедушки перочинный нож.
— Зачем тебе?
— Я прутиков нарежу, Киликушке гнездо сделаю.
Дедушка дал.
— Смотри, только не потеряй, а то вернется папашка с войны, он нам обоим задаст жару-пару. Это его любимый ножик…
Перочинный нож для Тимки был заветной мечтой. Он видел его даже во сне. Расставался Тимка с ножом всегда неохотно.
Может быть, в этом были виноваты родители, они постоянно прятали нож и тем еще больше возбуждали к нему интерес. А нож ничего особенного не представлял — светлая роговая ручка и одно блестящее лезвие. Но Тимке он казался настолько красивым, ловким и острым, что он не мог себе представить что-нибудь более совершенное!
Нож постоянно хранился у отца в сундучке. Изредка он давал Тимке построгать что-нибудь, но вскоре же отбирал.
— Нож — не игрушка. Порежешься, чего доброго, а то еще и потеряешь…
С тех пор как отец ушел на войну, Тимке ни разу не приходилось держать в руках этот замечательный нож. Взял ли отец его с собой, или оставил дома — Тимка не знал. Только здесь, на покосе, Тимка снова увидел его у дедушки.
Сейчас, получив нож в полное распоряжение, Тимка от радости не знал, за что взяться.
А день выдался тихий да солнечный. Тимке казалось, что все вокруг него поет и радуется: поет земля, поют деревья и травы, поет синее безоблачное небо. Везде порхают бабочки: белые, желтые, темно-лиловые, синие; резвятся жесткокрылые стрекозы; в траве неумолчно трещат кузнечики, а сверху, из небесной синевы, звенит и звенит, как множество серебряных колокольчиков, песня жаворонка.
И вдруг эту стройную песню нарушают резкие крики: ки-ли, ки-ли, ки-ли…
Это родители Киликушки появились над станом, увидели на балагане своего птенца и стали звать с собой. Беспомощный Киликушка жалобно отвечал им и махал крылышками, словно показывал: смотрите, я не умею летать…
Тимка будто очнулся.
— Жалко вам свое дите, а я не виноват… — сказал он. — Вот сделаю гнездо, тогда можете прилетать.
Тимка покормил Киликушку, быстро взобрался на березу, нарезал прутьев и сплел между сучками большое, как корзина, гнездо. Устилая его листочками, Тимка говорил:
— Мягкая будет постелька моему Киликушке…
Но странно, Киликушка не стал сидеть в гнезде, а быстро взобрался на ветку над гнездом и там успокоился.
— Ну, что ж, сиди так, если тебе нравится.
Тимка не прочь бы устроить и себе постель на березе, чтобы спать рядом с Киликушкой, но не знает, как это сделать.
Дедушке не понравилось Тимкино устройство.
— Птицы сидят в гнезде, пока они маленькие, а подрастут и гнездо забывают. Все больше на ветках сидят. И носить птиц в руках нельзя, у них перышки мнутся. Пойдешь кузнечиков ловить, его на плечо посади.
— Да он царапается. У него вон какие когтищи острые…
— А ты полотенцем перевяжи плечо, и не будет больно.
До вечера Тимка носил Киликушку на плече. Наклонится, поймает кузнечика и подаст ему. Киликушка без разбора глотает и сереньких, и зеленых, и краснокрылых, только подавай.
Перед ужином Тимка посадил Киликушку на березу и только слез, как Киликушка поднял крик.
— Ишь ты, заскучал, — сказал дедушка. — Ты теперь ему вроде няньки…
— А он не упадет, дедушка?
— Нет, у них лапы цепкие.
— А как же он из гнезда упал?
— Подлететь, видно, хотел, а крылышки не сдержали…
За ужином дедушка отобрал у Тимки нож и спрятал его в карман.
С наступлением темноты Тимка еще раз слазил на березу, погладил Киликушку по голове и на прощанье сказал:
— Ну, теперь спи… Ты на березе, а я внизу… Утром опять будем охотиться за кузнечиками.
С этого дня так и повелось: дедушка уходил чуть свет косить, а Тимка, проснувшись, снимал Киликушку с березы, и начиналась охота за кузнечиками. Родители Киликушки куда-то улетели и больше не появлялись над станом.
Первые дни Киликушка спокойно сидел на плече Тимки и ждал, когда тот подаст ему кузнечика. Иногда больно щипал за пальцы хозяина.
— Лови сам, раз ты так щипаешься… — сказал Тимка.
— Ки-ли, ки-ли, ки-ли… — закричал Киликушка, устремив глаза в траву.
— Вот он, вот… — указал Тимка пальцем на кузнечика.
И к удивлению Тимки, Киликушка слетел с плеча, но сел так, что закрыл собой кузнечика.
— Да не так же! — Тимка хотел помочь, но не успел протянуть руку, как Киликушка уже схватил кузнечика. — Ну вот и хорошо! Не буду же я тебя всю жизнь из рук кормить!..
Так шаг за шагом Киликушка проходил школу жизни.
Ночевал Киликушка по-прежнему на березе.
Однажды Тимка долго проспал, а когда проснулся, увидел: нет на березе его друга. Он подумал, что Киликушка спит в гнезде, и быстро вскарабкался на березу, но гнездо было пустое, и Тимка в отчаянии закричал:
— Киликушка!.. Киликушка!..
Обычно Киликушка сейчас же отзывался своим звонким голосом: ки-ли, ки-ли, ки-ли… Этот голос Тимка мог узнать среди бесконечного множества птичьих голосов, но сейчас он не услышал отклика. Над степью и по опушке звенели голоса мелких певчих птиц, где-то далеко в глубине леса кричала сорока, но голоса Киликушки не было слышно.
— Киликушка!.. Киликушка!..
Невдалеке дедушка сгребал сено, и Тимка решил бежать к нему: может быть, он видел, куда девался Киликушка. Но не успел Тимка сделать несколько шагов, как над ним со звонким криком закружился Киликушка. Тимка весь затрепетал от радости: его Киликушка летает! Сам научился и прилетел на его зов! Киликушка красиво развернулся в воздухе и опустился на балаган.
— Как же это ты так, без меня?! — сказал Тимка с укоризной. — Лес большой, можешь заблудиться Разве так можно?
— Ки-ли, ки-ли, ки-ли… — отвечал Киликушка, глядя в глаза хозяину.
— Кушать захотел? Ну, сейчас мы пойдем к дедушке, там у него много-много кузнецов… Какой же ты молодец, Киликушка мой, — летать научился и голос мой понимаешь!..
Тимка посадил Киликушку на плечо и только отошел несколько шагов от стана, как тот снялся и полетел.
Тимка шел, а Киликушка кружил над ним и звонко кричал, словно радовался, что научился летать, что теперь он свободная и вольная птица. Вот он пошел кругами все выше и выше, потом вдруг остановился в воздухе, помахал крылышками и, неожиданно сжавшись в комочек, ринулся к земле.
Когда Тимка подбежал, Киликушка уже глотал большого зеленого кузнечика.
— Молодец, Киликушка! — похвалил его Тимка и хотел посадить на плечо, но Киликушка быстро поднялся и снова стал высматривать свою жертву…
Запыхавшийся Тимка подбежал к дедушке.
— Киликушка сам научился летать!.. — выпалил он. — Я проснулся, а его нет. Испугался, думал, его какой-нибудь зверь заел, да как закричу: Киликушка! — он и прилетел.
— На то он и птица, чтобы летать… — отозвался дедушка. — Теперь он и пищу сам себе добывать станет…
— А от меня не улетит?
— Не будешь обижать, так и не улетит… Вон, смотри, Киликушка твой опять кого-то поймал…
Теперь каждый новый день приносил Тимке новые заботы, а вскоре этих забот стало еще больше. За прошедшие дни дедушка обкосил всю лесную опушку, где трудно было работать машинам. Через несколько дней после того, как Киликушка научился летать, приехала бригада косарей с сенокосилками и граблями. На стане стало шумно. Теперь Киликушка не мог сидеть на балагане и спасался от любопытных только на березе. Днем Тимка уходил с Киликушкой далеко в поле, там было покойно и для него и для Киликушки, а ночью долго не спал и все слушал, не полез ли кто-нибудь из ребят на березу за его любимцем?
