Федька (Повесть) - Левин Дойвбер (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗

— Здорово, Степаныч, — сказал Сорока. — Хлеб да соль.

— Оно бы верней — соль да хлеб. Соли-то больше, — не спеша ответил каптер. — Чего, Вася, пожаловал?

— Такое дело, Степаныч. Приказано птичку эту, — Сорока показал на Федьку, — обрядить. Полную форму выдать.

Каптер недоверчиво смерил Федьку глазом.

— Уж больно птичка эта невеличка. Такой и формы-то нету.

Неторопливо хлебнул из кружки.

— Паренек-то чей? Твой найденыш?

— Точно так.

— Ничего. — Каптер одобрительно кивнул. — Ничего паренек. А только формы для него у меня нету. Не заказана.

Опять хлебнул.

— Лучше б ты его, Вася, домой отправил. Чего ему тут зря топтаться?

— Первое дело — не зря, — сказал Сорока. — Его ко мне в ездовые отрядили. На тачанку. Второе дело… — Нагнулся к каптеру и шепотом: —Не тревожь ты, Степаныч, парнишку. У него вчерашний день беляки отца убили, а ты — топтаться!

— Ну? — Каптер отставил кружку. Испуганно мигнул. — Так насмерть и убили?

— Так и убили.

— Эх-хе-хе! — Каптер от огорчения зачмокал, заохал. Стал чего-то рыться в карманах. — Эх-хе-хе, горе какое!

Достал из кармана карамель. Протянул Федьке.

— На, кушай. Бери, бери.

Встал.

— Значит, приказано обрядить? Так, так. А кто приказал-то?

— Комиссар, Матвей Иваныч.

— Так, так.

— Ты вот что, — сказал Сорока, — ты гимнастерку дай. Гимнастерка-то есть?

— Есть-то есть, да не про его честь.

— А что?

— А велика ему будет.

Не то чтоб гимнастерка была очень уж велика. Не очень. Только скроена она была неладно, — видимо, кроил ее чудак-портной, дурная голова: рукава были длиной в два аршина, до самой земли рукава.

— Вот, — сказал каптер. — И смех и грех.

— Оно и верно, не того. — Сорока вздохнул. — Хотя, с другой-то стороны, ежели рукава закатать, так, может, ничего будет. Как скажешь. Федор?

— Не знаю, — сказал Федька.

— Так не говорят. Боец все должен знать. Сапоги давай, Степаныч.

Каптер сокрушенно развел руками.

— Просим прощения. А только чего нет — того нет.

— Неужто сапог нету?

— Нету. Что есть — от того не отрекаюсь. Обмотки есть. Бутсы есть. Сапог нету.

— Покажи-ка бутсы.

Это были огромные австрийские башмаки из твердой, как доска, кожи, на такой толстой подошве, что Федька, как надел их, так сразу на голову выше стал. Зато и весили они фунтов десять.

Башмаки Сороке понравились.

— Вот делают, черти. На сто лет делают. Таким башмакам износу нет. — Присел. — Ну-ка, Трофимыч. — Медленно повернул Федьку вокруг оси. Осмотрел с головы до ног. — Хоть в бой.

У Федьки глаза загорелись.

— А бой-то скоро будет?

— В четверг после дождика, — серьезно сказал Сорока. — А охота в бой?

— Охота! — сказал Федька.

— Здорово охота или как?

— Здорово охота! — сказал Федька.

— Скажи ты, — удивился Сорока — Вот и у меня так было. — Достал кисет. Скрутил цыгарку. — Помню, первый день, как получил я винтовку, вышел на передовую, лег, лежу. «Подстрелить бы, думаю, какого беляка, хоть бы самого дохлого, только чтоб винтовку-то обновить». Лежу. И, как на грех, никого. Заскучал аж. Вдруг, гляжу, идет. Идет, понимаешь, голубь и прямо на меня. Взял его на мушку, прицелился — бах! И — мимо. «Погоди, — думаю, — от Васьки не уйдешь!» Опять — бах! И опять мимо. Словом сказать, все патроны высадил. И хоть бы оцарапал. «Только б, — думаю, — ребята не узнали! Засмеют!» А беляк так на меня и лезет, так и прет. Я было ходу. А он: «Стой! Стой, — говорит, — раззява! Чего в своего командира палишь?» Гляжу — и впрямь командир мой, взводный. Он, понимаешь, обход делал. Дозоры обходил. «А ну, — говорит, — становись! Смирно! Пять нарядов вне очереди! Шагом арш!»

— Бывает, — сказал каптер, усаживаясь на свое место, под навесом, в тени. — Бывает, что стрельнул в ворону, а попал в корову.

— Это кто ж корова? — сказал Сорока. — Взводный?

— Я не про то, — сказал каптер. — Я про то, что разные стрелки бывают. Иной стрелок и в овин головой не попадет.

— Ну, ну, Степаныч! — сказал Сорока. — Нечего!

Возвращаясь, встретили комиссара. Он их не заметил, спешил куда-то, на ходу листая какие-то бумаги, вшитые в зеленую папку.

— Матвей Иваныч! — окликнул его Сорока — Вот, обрядил!

Комиссар приостановился. Посмотрел на Федьку. Одобрил:

— Ничего.

— Ему бы теперь домой, на деревню, — сказал Сорока. — То-то бы ребята позавидовали.

— А где дом-то? — сказал комиссар. — Далеко?

Федька неопределенно махнул рукой.

— По шашé.

— Как?

— Да по шашé.

— По «шашé»… — Комиссар укоризненно покачал головой. — Плохо говоришь.

— Неграмотный я.

— Это как? Ни читать, ни писать?

— А на что мне твое писание? — равнодушно сказал Федька. — Сбрую за него дадут?

— Ладно. Нечем хвастать-то. — Комиссар повернулся к Сороке. — Ты уж, Василий, займись им. Для начала хоть буквы-то покажи. А то куда его такого?

— Есть!

Комиссар ушел.

— «Сбрую»! — проворчал Сорока. — Разве можно так говорить?

— А как?

— А по-человечески. Он — первым делом — твой комиссар. И потом — постарше тебя, поумней будто. Чего дичишься? Чудак!

Федька ходил по лагерю туда-сюда, приглядывался, присматривался и дивился и понять не мог: где ж тут война? Ему казалось: война — это выстрелы, взрывы, это команда: «за мной!», это крик: «ур-ра!» А тут, гляди-ка: сидят бойцы, полдничают, курят. Один вот не спеша орудует огромной кривой иглой — «походные» чинит. Другой развернул газету и важно, степенно, беззвучно шевеля губами, водя пальцем по строке, читает передовицу. Третий развалился на солнце, лежит, преет. Война-то где ж?

— Стой! — У ворот стоял часовой. — Куда?

— Никуда, — сказал Федька. — Гуляю.

— Давай назад!

— Чего?

— Назад!

«Строго у них! — подумал Федька. — Вот она где, война-то!»

Повернул назад. Дошел до коновязи. Остановился. Коней он, Федька, любил, а кони тут были как на подбор, добрые кони.

У коновязи, с метлой и лопатой, ходил дневальный, Андрей, веснушчатый, белобрысый, смешливый парень.

— Ну, что? — сказал он, увидав Федьку. — Куда отрядили?

— На тачанку.

— На место Мишки?

— Нет, — сказал Федька. — Ездовым.

— А-а-а, — протянул Андрей. — Ездовым.

— Что, а-а? — сказал Федька. — Плохо?

— Отчего плохо? Не плохо. Только, мне сдается, такого парня в строй бы.

— А на тачанке что?

— И на тачанке ничего. Только в строй бы оно лучше. Конь да сабля — и пошел чесать. Лихо.

«Это верно, — подумал Федька, — в строй бы оно лучше».

— А ты ему скажи.

— Кому это? — спросил Андрей.

— Да этому… командиру.

— Что сказать?

— Чтоб в строй.

— Ты что, вправду? — Андрей захохотал. — Где тебе в строй! Шутки шутишь!

— Сам же говорил.

— Мало ли, — сказал Андрей. — Говорить — не дрова руб…

И осекся и отпрянул — Федька вдруг засопел, замахнулся.

— Я те поговорю! Я те посмеюсь! Ду-ра!

Повернулся. Пошел.

— Куда? — сказал Андрей.

Федька не оглянулся, не ответил.

Андрей долго и испуганно хлопал глазами.

— Ну-ну! Ну, парень!

Глава вторая

Вечером из соседней деревни, где стоял штаб полка, прискакал связной, вихрастый хват в малиновых галифе. Сообщил: приказано остаться в усадьбе до следующего дня, отдохнуть, подготовиться, подтянуться — предстоит большое дело. Связной подмигнул: «Важное, можно сказать, дело предстоит!»

— Одним словом, к бою готовьсь? — сказал командир первого взвода Потапов.

— Одним словом — два слова! — Связной вскочил в седло, зацепил поводья. — Одним словом — два слова! — крикнул он. Крикнул, гикнул и умчался.

Комиссар улыбаясь поглядел ему вслед.

— Огонь!

— Медеор! — сказал Мишка Дорофеев. — Просто медеор!