Мы в пятом классе - Матвеева Людмила Григорьевна (версия книг TXT) 📗
— В другом! Больно ты умный. А курей держать где? Я из-за курей здесь третий год терплю! У меня раньше здесь недалеко свой домик был, участочек, редисочка, петрушка. Куры. А потом всё кувырком пошло. Дом снесли, квартиру дали. С ванной. Ванна — это хорошо. А курей где мне держать? В ванной? На пятом этаже?.. Цыпа, цыпонька, цыпа.
Петух в сарае вдруг истошно заорал. Забеспокоились в клетках кролики, белые мыши, морские свинки. Ещё тревожнее заметалась Генриетта. Павлин выдернул маленькую голову из-под крыла и взвизгнул противным голосом.
Максим тихо позвал:
— Гена, Гена, Генриетта. Это я пришёл, узнала меня? Не бойся.
Она всегда смотрит вниз. А тут подняла голову, маленькие неприветливые глазки взглянули на Максима. Что они выражали?
Он тихо, бесшумно отпер дверцу клетки, на цыпочках подошёл к гиене, накинул ей на шею ошейник, прицепил карабинчик поводка. Будет рваться Генриетта? Не понравится ей на привязи? Нет, терпеливо стоит, не рвётся. Значит, понимает. А шерсть у неё жёсткая, пыльная. Полосатая гиена, только полосы при неярком свете лампочки почти незаметны.
Максим медленно вывел гиену из клетки. Она шла за ним, не упиралась, не лаяла. Конечно, она догадывалась, что он ведёт её на свободу. А свободы хочет всякий.
Когда они отошли от станции юннатов, Максим опять услышал голос Таисии Степановны:
— Ушёл и не попрощался. Воспитание.
Значит, она не заметила, что Генриетты в клетке уже нет.
Максим и гиена быстро уходили по дорожке.
Парк показался Максиму в темноте очень большим, деревья — очень высокими, и шумели они высоко, под самым чёрным небом. Дорожка, по которой он ходил много раз, теперь почему-то была узкой, ноги проваливались в снег.
А рядом семенила Генриетта, задние ноги у неё короткие, а передние — длинные.
Максим для храбрости сказал:
— Да здравствует свобода!
Кто поймёт Павликова?
Игорь Павликов идёт по коридору и заглядывает в лица девочек. Девочки на этом этаже все высокие, Игорю приходится на цыпочки подниматься, чтобы отыскать нужного человека.
— Павликов! Иди на свой этаж! — кричит ему дежурная учительница. — Зачем ты сюда забрёл?
— Я одного человека ищу, — серьёзно отвечает Игорь, — мы договорились.
Коротко остриженные волосы немного отросли и теперь торчат на его голове, как колючки у ежа. Держится он независимо, но сегодня это даётся ему не так просто: неприятности опять свалились на его колючую голову.
Таня как будто почувствовала — сама вышла ему навстречу, когда он поравнялся с дверью её класса.
— Игорь, хорошо, что ты пришёл.
— Ничего хорошего. — Они отошли к окну в коридоре. — Одна несправедливость. Он говорит — телевизор не будешь смотреть целую неделю. Я говорю — без телевизора неделю только дикарь может прожить. Он говорит — я из тебя сделаю человека. Я говорю — я и так человек. А он перестал со мной разговаривать, отец называется.
Игорь тяжело вздыхает и смотрит в окно. Таня знает, когда человеку тяжело и на душе у него скребут кошки, ему почему-то хочется смотреть в окно, хотя все эти заснеженные скамейки и девочка, уткнувшая нос в пушистый воротник шубы и чёрный пудель с ярко-жёлтым ошейником в этот момент совершенно человеку не интересны. Но он их разглядывает внимательно-внимательно. Это значит, что настроение у человека совсем плохое.
Но он пришёл к ней, значит, верит, что именно она, Таня, сможет ему помочь. Она, взрослая девочка, высокая, смелая, сумеет найти выход. Игорь смотрит снизу вверх очень ясными, немного печальными рыжими глазами, смотрит с доверием и просьбой. И Таня начинает чувствовать себя сильной и смелой, способной на решительные поступки.
— Ты можешь рассказать, что ты натворил? За что тебя все ругают?
— Вот именно, что ни за что! — У Игоря очень честное и справедливое лицо. — Я ничего не сделал. Ко мне придираются все, я же тебе и говорю.
Да, это не так просто, договориться с Игорем Павликовым. Такие люди не выкладывают всё подряд.
Мимо идёт Максим. Он останавливается, прищуривается на Павликова и вдруг говорит:
— Павликов! Я тебя знаю.
— Меня все знают, — отвечает Игорь. — Делов-то.
— Послушай, это ты вчера на школьную крышу залез и там дурака валял? Ну ты даёшь!
— Не дурака валял, а снег сбрасывал! — возмущённо выкрикивает Игорь. — Не знаешь, а выступаешь.
— А по шее? — деловито спросил Максим.
— Максим, Максим! — Таня встаёт между ними. — Ты что?
— Ничего, — ворчит Максим. — Полезно было бы.
— Ещё чего! — Из-за Таниной спины кричит Павликов. — Не имеешь права!
В это время звенит звонок, Игорь кидается по коридору.
Таня догоняет его, кладёт руку на его колючую голову, ёжик оказывается совсем мягким. Некоторое время Таня идёт с ним рядом, и Павликов успокаивается.
— Ты и так человек, Игорь. Мы что-нибудь придумаем. Ты не расстраивайся, ладно?
— Я и не думаю расстраиваться. — Он мотнул головой упрямо и вместе с тем беспомощно.
— Ну вот и хорошо. У меня к тебе просьба, Игорь.
— Какая? — загораются жёлтые глаза. — Какая просьба-то?
— Трудная, наверное. Но ты постарайся. Хорошо?
— Ну, постараюсь.
— Знаешь, Игорь, не лазь ты больше на крышу. Ну его, этот снег, без тебя его сбросят.
Почему он смеётся? Хохочет и убегает. Вот и пойми его, маленького взъерошенного мальчика, Игоря Павликова.
Всё равно поймаю
В темноте Серёжа брел почти на ощупь. От железных гаражей тянуло холодом. И тут Серёжа услышал знакомый голос:
— Стой! Кто идёт?
Он застыл на месте и от неожиданности ответил домашним голосом:
— Серёжа.
— Это Серёжка, — сказали в темноте. — Следит за нами, шпион подосланный. Мальчишки, наверное, подговорили.
А другой голос, тоже знакомый Серёже, добавил:
— Сейчас узнает, как выслеживать!
Откуда-то сверху протянулась рука и больно дёрнула Серёжку за ухо. Тут же кто-то сунул ему за шиворот ледышку. И шапку надвинул на глаза. А потом Серёже дали пинка, и он вылетел из тёмного угла на освещённую часть двора.
— Хулиганская банда! — крикнул Серёжа в темноту. А что ещё ему оставалось делать?
Пьяный мужчина всё ещё стоял у подъезда. Он опять погрозил Серёже пальцем.
— Не, парень, это не банда. Там девочки поют, слышишь?
Серёжа потирал горящее ухо, а тоненькие мечтательные голоса пели песенку про ручеёк и про улыбку.
Серёжа ничего не понимал. Ухо горело, на спине таяла ледышка. А главное, Звёздочка пропала.
Пьяный был разговорчивый.
— Они там уже несколько дней поют. Мы с Черепенниковым сядем у гаражей выпить-поговорить, а девочки наверху поют. Хорошие девочки, спокойные, не хулиганки нисколько.
Голоса в темноте звучали стройно и ласково. «А за окном стоит весна, весна по имени Светлана».
Серёжа всё-таки крикнул в сторону гаражей:
— Всё равно поймаю!
Никто не откликнулся, и он пошёл домой. Вдруг, пока он бродит здесь и получает зазря тумаки, Звёздочка как-нибудь чудом появилась дома? Вдруг она ждёт его?
Когда надеяться не на что, начинаешь верить в чудеса.
Облака, похожие на аистов
А Таня?
Таня меняется на глазах. Может быть, счастливые люди вообще особенные.
Таня вдруг услышала, что снежинки, которые летят ей навстречу, не шуршат, а звенят. Раньше шуршали, а теперь звенят. И этот звон можно слушать долго, стоя на одном месте и глядя в небо. А когда наконец спохватишься, что не годится стоять здесь посреди дороги так долго, а надо всё-таки идти, куда шла, то ты пойдёшь. Но шаги твои будут такими лёгкими, будто это уже не шаги, а полёт. И облака, оказывается, похожи на розовых аистов. Несутся вперёд аисты, крылья распахнуты, тоненькие ноги торчат назад, длинные шеи стрелкой вытянуты к солнцу. Куда вы, аисты? Далеко, далеко…
Идёт Таня по улице. И улица всё та же — овощной магазин, почта, детский сад с горкой и грибками. Только это уже совсем не та улица. Это особенная улица, и ведёт она в особенную, прекрасную, праздничную школу. А прохожие идут себе, спешат и не знают, отчего девочка идёт, будто летит над землёй. Вот остановилась, покружилась на одном месте, отбросив руку с портфелем — не то она портфель покрутила, не то он её своей тяжестью повернул. Потом улыбнулась чему-то и пошла своей дорогой. Сияют у неё глаза, звенят снежинки, а светофор, конечно же, кажется ей праздничной ёлкой.
