Санькино лето - Бородкин Юрий Серафимович (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Ночью Санька долго не мог уснуть: не давала покоя гармошка, стоявшая на подоконнике. Маняще поблескивала она планками, и казалось, не от луны, а от гармони исходит призрачное сияние на всю избу. Луна висела прямо против окна, похожая на серебряный глобус, на котором можно было различить контуры материков. «Если она покрыта пылью, то почему светится? — вспоминая слова Малашкина, гадал Санька. — Неужели правда люди побывали на ней? Что они чувствовали, когда смотрели оттуда на землю? Позавидуешь».
Иногда срывались звезды, словно мелом кроили темную синь неба, представлялось, что вот-вот произойдет чудо, стоит только терпеливо прислушаться — уловишь какую-то дивную музыку. Санька боялся закрыть глаза, как будто гармонь тотчас могла исчезнуть с подоконника. Никак не укладывалось в голове, что теперь можно будет играть сколько душе угодно, хоть каждый день.
Глава восемнадцатая. Зарубки на косяке
Оставив над деревней высокий простор, солнце скатилось за Евдокимову избу, светит откуда-то снизу, как из погреба, и свет этот теплится на березах, будто бы истлевают они в безмолвной торжественности. И во всей природе уже чувствуется утомление, воздух над опустевшими полями прояснился. Август на исходе.
Сдал Санька русский язык. Понравилось Виктории Борисовне его сочинение, и ошибок сделал всего три. Выскочил на школьный двор — в глазах радуги, как гора с плеч свалилась. Пожалел, что кончилось лето: сызнова бы каникулы.
Раньше родители не отпускали в кино в Ермакове, дескать, обратно идти темно, а сегодня разрешили. Санька надел темно-синий костюм: совсем новый и уже тесен, брючины и рукава стали коротки. Весной они с Валеркой заметили свой рост на косяке у крыльца, сейчас смерились еще раз: Санька сантиметра на три вырос, Валерка — поменьше.
— Тебя догоняю, — пошутил Санька.
— Это ты в больнице вытянулся. Говорят, когда болеют, быстро растут.
— У тебя расческа есть?
— Только зубья смотри не сломай, на твои волосы надо железную.
В костюмах оба испытывали неловкость, потому что за лето привыкли к какой-нибудь одежде попроще, посвободней. Когда шли деревней, Володька Чебаков попался навстречу, не упустил случая подметить:
— В кино, что ли, женихи?
Любит он посмеяться, глаза так и вертятся, зубы все время напоказ. Сам небось каждый вечер в Ермаково бегает. Если бы не встретили его, может быть, позвали бы Ленку, а после этого постеснялись.
— Я знал, что ты сумеешь написать сочиненно, так что вместе пойдем в седьмой, — сказал Валерка.
— Конечно, нам надо вместе.
— Знаешь, я обещаю, что не буду больше дразниться: хватит уж, не маленькие.
Вот он какой, Валерка Никитин! Другого такого друга у Саньки нет. В самом деле, пора за ум браться. Нынешнее лето останется памятным для Саньки, он вдруг с некоторой грустью понял, что уже переступил тот порог, за которым остается детство.
Возле будки стоял автобус. Скрипнул дверцами, покатился вроде бы сам собой, без мотора; стекла поблескивали, отражая низкое солнце. Санька с Валеркой повернули к Ермакову, пока еще по проселку.
Никакой военной части здесь не будет: все разговоры оказались болтовней. Нефти тоже не нашли, бурильщики давно уехали из Малого Починка. И Заболотье останется стоять на своем месте, скоро через него пойдут автобусы дальше; дорога как бы придвинула деревню ко всему большому миру, за несколько часов по ней можно доехать до города, до Волги, а Волга — это самая сердцевина России.
Рассказы
Сенокос
Отец у Шурки с Витькой лесоруб, и живут они в лесном поселке. Как только начнутся каникулы, так ребята целые дни пропадают в лесу. Привольно им тут и все знакомо: лесовозные дороги, тропинки, овраги, ягодники на вырубках, грибные места. Счастливая пора. Она остается в памяти, как один длинный и праздничный день.
Щурка перешел в седьмой класс, а Витька — в девятый. Повезло Шурке: чуть было не уехал брат в техникум, да передумал. Все-таки здорово, когда рядом старший брат, никто в поселке тебя не тронет, и в лесу надежно.
Нынче в делянах земляники жуть сколько, ступить некуда — все красно. Каждый день по два бидона приносили, а сегодня пропал интерес к ягодам, потому что за обедом, когда хлебали молоко с земляникой, отец объявил долгожданное:
— Начальство дало мне несколько дней, завтра на покос поедем.
— И я? — переживая, что его могут не взять, спросил Шурка.
— Конечно. И дедушка поедет с нами. Дома останется хозяйничать одна мать.
Шурка вскочил из-за стола и закружился волчком. Строгий взгляд отца вернул его на место. Но он уже не мог сидеть спокойно, все ерзал и подтыкал локтем брата. Витька, конечно, тоже радовался, только умел сдерживать себя, как полагается старшему. Он теперь во всем первый помощник отцу.
Трудно было дождаться конца дня, потому что ничто не шло на ум, кроме предстоящей поездки. Подготовка уже началась: мать принесла из магазина продукты, отец ушел к дяде Васе договориться насчет трактора, дедушка Иван занялся главным — клепкой кос.
Сидит он у крыльца на низенькой табуретке, обхватив цепкими ногами чурбак, и клюкает легонечко молотком по самому острию косы. Терпеливая работа, глаз нужен верный. Медленно движется коса по «бабке», а молоток неутомимо выговаривает: тюк-тюк-тюк… Долго продолжалась эта музыка, так что и спать легли, все стоял в ушах чистый стальной звук.
Разбудил трактор. Мать взглянула в чулан, поторопила:
— Вставайте, косцы, да снаряжайтесь. Дядя Вася заехал.
Ополоснулись под рукомойником, наспех позавтракали и засуетились с погрузкой. Неделю придется жить там, на речке Сотьме, поэтому надо захватить все необходимое: еду, котелки, косы, грабли, вилы, удочки, топор, фуфайки для ночевок и разные прочие мелочи. Стоя на тележке, дед еще раз проверил поклажу и сделал заключение:
— Кажись, все взяли. Можно ехать.
В кабину к дяде Васе никто не сел — в открытой тележке ехать куда интересней. Мать помахала от крыльца, крикнула вдогонку:
— Смотрите осторожней там!
Шурке представилось, что уезжают они далеко-далеко и очень надолго. Приятная тревога коснулась его сердца, сделалось немного грустно, что мать остается одна.
Рядом на запасной тракторной шине сидели отец, дедушка, брат. Это успокаивало. Тележка бойко катилась за голубым трактором по песчаной лесовозной дороге. Сначала по сторонам тянулся густой ельник, потом распахнулись деляны, только одинокие деревья-семенники возвышались над ними, как часовые.
За делянами километра на два — сосновый бор. Пестрят на гладких стволах затесы, называемые карами. Под ними прикреплены жестяные воронки: смолу собирают рабочие лесхоза.
— На будущий год здесь будем рубить, — сказал отец.
— Экие дерева! — восхищенно покачал головой дед.
Тележку подталкивает на корнях, поклажа громыхает. Но вот колея снова выравнивается и полого идет под уклон. Прохладный березнячок бежит навстречу, листья трепещут как будто от испуга перед трактором. Сотьма! Торопливая, чистоструйная речка, вся в перекатах. Вода кипит под колесами. Видно, как разбегаются в стороны пескари. Трактор, стреляя белыми кольцами дыма, оглушительно трещит, словно горячий конь, взбегает на подъем и останавливается. И сразу тишина закладывает уши.
Дядя Вася выпрыгнул из кабины, скомандовал:
— Ну, таежники, выгружайтесь! Долго вы будете здесь комаров кормить? Когда приезжать-то за вами?
— В субботу, — сказал отец, доставая из дяди Васиной пачки папиросу.
— Благодать здесь. Так бы и остался денечка на два, — позавидовал дядя Вася. — Ладно, трудитесь. Счастливо оставаться.
Он младший брат отцу. Конечно, хотелось бы ему вместе со всеми, да не отпустили с работы.
