Приемыш черной Туанетты - Джемисон Сесилия Витс (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Я видела их, я уверена, что видела одну. Может быть, только и была одна, — вмешалась Елена с лукавым огоньком в глазах.
— Я видела всех, они бегали по полу, — резко объявила гувернантка.
— А я видела, как они взбирались по ножкам стола, — простонала Люсиль.
— С вашего позволения, мадам, я осмелюсь сказать, что мистер Филипп никогда не выпускает из клетки своих маленьких зверьков.
— Как вы смеете говорить это, Бассет? Неужели мисс Ван-Нарком и все остальные выдумывают? — строго прикрикнула мадам Эйнсворт.
— Никоим образом, сударыня. С вашего позволения, может быть, это было то, что называется «оптический обман», — почтительно заметил старый дворецкий.
— Пустое, Бассет! Это возмутительные выходки мальчишки. Это делается нестерпимым…
— Позволите мне пойти в комнату мистера Филиппа, сударыня? Если зверьков нет в их клетке, я соглашусь, что они были в моей комнате. — Бассет поклонился и вышел так же спокойно, как и вошел.
Через несколько минут он вернулся и торжествующе сказал:
— Все так, как я и ожидал, сударыня! Зверьки спят в своей клетке, прижавшись друг к другу, а мистер Филипп сидит у себя и готовит латинский урок.
— Это действительно очень странно, — проговорила мадам Эйнсворт с недоумевающим видом. — Но я еще не убеждена! Можете идти к себе, Бассет, а когда мисс Ван-Нарком станет лучше, я расследую это дело.
Бассет низко поклонился и вышел.
— Слава Богу! — прошептал он, закрывая двери в свою комнату. — Пока я выгородил малыша, все будет и дальше хорошо, если горничная не испортит дела. Она понимает, в чем дело, но слишком добра, чтобы выдать мальчика.
Глава 22
Филипп выступает в защиту «детей»
Приехавший доктор, найдя заболевание Люсиль легким, прописал успокаивающее питье и ушел.
Девочку уложили в постель, и бабушка не захотела оставить ее даже на время обеда. А так как и гувернантка должна была постоянно находиться при своей воспитаннице, то обедали в столовой только молодые Эйнсворты и Филипп. После обеда они сидели в гостиной.
Мистер Эйнсворт был взволнован, миссис Эйнсворт — раздражена, а Филипп совсем притих. Хорошее настроение мальчика как рукой сняло, он был бледен, и на лице его виднелись следы слез. Он старался углубиться в чтение, но время от времени украдкой поглядывал то на мистера Эйнсворта, то на его жену, которые обсуждали предобеденное происшествие.
— Как это глупо — потакать нелепым фантазиям Люсиль, — говорила с раздражением миссис Эйнсворт.
— Но ведь не только Люсиль утверждает это, моя дорогая, все говорят, что видели что-то, — мягко возражал мистер Эйнсворт. — Не могут же все ошибаться!
— Я не знаю, я не могу объяснить этого. Я знаю только, что Филипп здесь ни при чем, как и «дети», — отвечала уверенно миссис Эйнсворт. — Я была в комнате перед самым переполохом, и мыши спокойно спали в клетке, о чем говорит и Бассет. Как это несправедливо со стороны мама обвинять Филиппа в том, что он выпустил мышей, рискуя растерять их, только затем, чтобы напугать Люсиль!
— Мама, можно мне пойти в свою комнату? — спросил Филипп, подходя за прощальным поцелуем.
— Конечно, мой дорогой. Как ты бледен! Тебе нездоровится?
— Я здоров, спасибо, но… но я устал.
— Не волнуйся, мой милый, из-за этой глупой истории. Я уверена, что когда мадам Эйнсворт успокоится, нам удастся убедить ее, что ты здесь ни при чем.
Филипп помедлил, умоляюще глядя на миссис Эйнсворт, затем еще раз поцеловал ее нежнее обыкновенного и тихо вышел из комнаты.
Оставшиеся в гостиной сидели некоторое время молча. Первым нарушил молчание мистер Эйнсворт, заговорив довольно неуверенно:
— Филипп знает об этой истории больше, чем мы думаем. Я вижу, что у него есть что-то на душе.
— Эйнсворт! — воскликнула миссис. — Я не удивляюсь твоей матери. Она невзлюбила бедного мальчика и пользуется каждым случаем, чтобы выказать свою неприязнь. Но чтобы ты обвинял Филиппа! Ты — зная, как он правдив!
— Разве он сказал, что ничего не знает об этом? — спросил мистер Эйнсворт.
— Я не спрашивала его. Я не хочу своими расспросами вызвать мысли о том, что я сомневаюсь в нем. Он сказал только, что не выпускал мышей из клетки, и я верю, что это правда.
— Ну, хорошо, Лаура, не будем больше спорить об этом. Но если я узнаю, что Филипп скрыл что-нибудь, я буду страшно разочарован, что он оказался не таким, каким я его считаю.
— Правда, Филипп любит иногда подшутить, и там, где другие посмеялись бы над его шутками, твоя мать усматривает преступление. Начни только слушать мать, она без труда восстановит тебя против бедного ребенка. Ты уже, кажется, изменил свое отношение к нему. Он уж не интересует тебя по-прежнему.
— Теперь, милая, ты несправедлива. Я не изменился, я по-прежнему горячо люблю Филиппа, но не закрываю глаз на его недостатки и думаю, что он немножко — только немножко — зол на Люсиль. Не лучше ли поговорить с ним осторожно и попросить его не шутить больше над этой глупой, нервной девочкой.
— Расспрашивать его — это высказать недоверие к его словам. Это будет вторая история после той, что произошла с уроками танцев, а я не намерена делать из мухи слона. Единственный выход — забрать отсюда мальчика как можно скорее. Здесь мы не будем спокойны с ним ни одной минуты!
— Не волнуйся, Лаура, — просил мистер Эйнсворт, — как только мы узнаем, что священник вернулся, мы уедем в Новый Орлеан, и может быть то, что станет известно о мальчике, освободит нас от ответственности за него.
Миссис Эйнсворт ничего не ответила, но и она впервые пожалела, что они поторопились взять мальчика, что не учли всей серьезности, ответственности — взять его на воспитание.
На следующий день, рано утром, мадам Эйнсворт услыхала робкий стук в свою дверь. Увидав Филиппа, она была поражена его бледностью, но вид мальчика был весьма решителен. Впервые нарушил он ее уединение, и мадам Эйнсворт почувствовала, что его привело к ней что-то очень важное.
Голубые глаза мальчика глядели робко и умоляюще, хотя губы были крепко сжаты, плечи приподняты, и вся его фигурка была полна отваги.
— Позвольте мне войти? Мне нужно что-то передать вам, — проговорил Филипп глухим, еле слышным голосом.
— Входи, — холодно ответила мадам Эйнсворт. — Я очень занята нынче, но выслушаю тебя. — Она с достоинством уселась за письменный стол и с деловым видом принялась распечатывать письма.
— Мне нужно сказать вам о вчерашнем, — покраснев, дрожащим голосом произнес мальчик. — Было бы дурно не признаться вам. Я все рассказал только вчера вечером мистеру дворецкому. Я не хочу, чтобы вы бранили его, его не за что бранить, ведь он ничего не знал. Я спрятался за дверью, когда он вышел из комнаты, он даже не помогал мне ни в чем, ничего и не видал. Вы не будете сердиться на него? Не будете? — И Филипп с мольбой вперил взор в строгое лицо мадам Эйнсворт.
— Стало быть, Бассет не в заговоре с тобой? — спросила мадам Эйнсворт с легкой насмешкой.
— Он не знал ничего… Потом только он сказал, что поможет мне. Но я не о себе беспокоюсь. Вы можете наказать меня, как следует. Но бедный мистер дворецкий, я люблю его и не хочу, чтобы он был наказан…
— О, я это вижу, вы большие друзья, — сурово бросила старая леди. — Ну, хорошо, продолжай свои интересные объяснения. В конце концов я не понимаю, что за глупую штуку ты устроил!
Филипп с минуту колебался, но собрался с духом и решил рассказать правду.
— Видите ли, Люсиль постоянно так злится на меня, что я хотел… Я хотел только пошутить. Я хотел ее попугать. Но я не представлял себе, что она может заболеть. Я бы не сделал этого ни за что на свете. Я подумал: как было бы смешно сделать мышку и пустить ее на пол.
