Эта милая Людмила - Давыдычев Лев Иванович (читать полную версию книги .TXT) 📗
— Главное, ребята, сердцем не стареть!!!!!
— Не надо печалиться, вся жизнь впереди! — подхватила эта милая Людмила. — Герман, а ты?
— Трали-вали! Трали-вали! — прямо-таки завопил Герка. — Это мы не проходили! Это нам не задавали!
Они кричали, пока не устали, и дед Игнатий Савельевич спросил уже серьёзно:
— Ну, а теперь куда, товарищ командир? Или так и будем орать до утра?
— Может, костёр запалить? — предложил Герка. — И кричать по очереди?
— Нет, нет, надо именно искать, — возразила решительно, даже непреклонно, эта милая Людмила. — Дедушка идёт вниз по течению, мы с Германом — вверх. Через час встречаемся здесь. Какие будут вопросы, замечания, предложения?
— Не имею я права отпускать несовершеннолетних одних в ночь, — недовольно ответил дед Игнатий Савельевич. — А если с вами что стрясется? Или заблудитесь?
— Когда речь идёт о спасении человеческой жизни, — эта милая Людмила резко повысила голос, — необходимо рисковать своей собственной несовершеннолетней жизнью! В конце концов, вопрос может быть решен просто: вы, дедушка, идёте с Германом, а я одна. Тётечка ведь моя, и я должна…
— А я не позволю! — Дед Игнатий Савельевич возмущённо покряхтел, помолчал, виновато кашлянул. — Не разрешаю я. Не имею права. Идёмте все вместе. Вперё-ё-ё-ёо-од… — неуверенно скомандовал он.
Они направились вверх по течению, изредка выкрикивая по очереди:
— Тётечка-а-а-а-а-а!
— А-а-а-ариадна-а-а-а! А-а-а-арка-а-а-адьевна-а-а-а!
— Соседушкаа-а-а-а-а!
Шагали они всё медленнее и медленнее, кричали всё реже и реже, всё тише и тише.
Первым не выдержал дед Игнатий Савельевич, скомандовал:
— Отряд, стой! Отряд, молчи! Надо посоображать, товарищи. Никак не могла здесь заблудиться Ариадна Аркадьевна. Вон всё ещё посёлок видно. Потеряться она могла только где-то вдалеке, но опять же очень далеко она никогда не уходила. Так что глотки дерем мы напрасно.
— Значит, по-вашему, ничего не надо делать?! — возмутилась эта милая Людмила. — Значит, по-вашему, надо возвращаться домой, попивать чаёк, глазеть в телевизор и забыть о том, что человек попал в беду?!
— Я таких глупостей и подлостей и в уме не держал, Людмилушка. Но можно хоть всю ночь тут ходить и орать, а толку никакого не будет. Надо придумать что-нибудь поумнее и, главное, эффективнее. Герка прав: запалим костёр, вы тут останетесь, кричите, если ещё способны, а я бегом-бегом-бегом вперёд. Так? Согласна, Людмилушка, товарищ командир?
— Вполне приемлемый выход из положения. Ничего лучшего не придумаешь.
— Тогда вот вам спички, а я — вперёд! Главное, ребята, сердцем не стареть!
Дед Игнатий Савельевич, громко распевая одну и ту же строку из любимой песни, исчез в темноте, а ребята стали собирать сучья для костра, не замечая, что стараются не отходить друг от друга далеко: честно говоря, уважаемые читатели, им было довольно страшновато, особенно когда луну ненадолго закрывали облака.
— Давай разжигай. — Голос у этой милой Людмилы, сколько она ни сдерживалась, заметно дрожал. — С костром будет не так боязно. А ты не боишься, Герман?
— А чего бояться-то? — еле слышно отозвался Герка, и голос у него дрогнул. — Тигров здесь нет. Медведей и волков тоже… — Не мог же он признаться, что в её присутствии он обязан не выглядеть трусиком. Он чиркнул спичкой, она сломалась, второй чиркнул — сломалась. Третья, четвертая сломались…
— Не торопись, не торопись, — шептала эта милая Людмила, — сейчас вспыхнет огонёк, и сразу…
Руки у Герки немножечко дрожали, и от неловкого движения коробок вдруг вылетел из них, и все спички высыпались на землю.
— Мне стра-ашно… — почти писклявым голоском искренне сказала эта милая Людмила. — О-о-очень стра-а-ашно…
— Не надо, не надо, не надо… — бормотал Герка, суетливо шаря руками по мокрой траве. — Сейчас, сейчас, сейчас!
— Коробочку сначала найди!
Уже выпала обильная роса, и когда эта милая Людмила догадалась зажечь фонарик и увидела коробок, оказалось, что он успел отсыреть. И вместо того чтобы обождать, когда он хоть немного подсохнет, Герка яростно ломал об него спички, пока не сломал последнюю…
— Вот мы и остались без огня! — Эта милая Людмила едва не всхлипнула. — Какой же ты неловкий, Герман! И я не сообразила, что тебе даже спички доверять нельзя… Ничего, ничего, постараемся не расстраиваться. Ведь трудности только закаляют характер… Но всё-таки неприятно… боязно…
Мало сказать, что Герка очень переживал глупый казус со спичками, он прямо-таки терзался, разыскал в траве ещё несколько отсыревших спичек, аккуратно разложил их с коробком на ветках. Ощущение страха немного улеглось, потому что явно трусила эта будущая женщина, и Герка отвлекся тем, что размышлял, как бы её успокоить.
— Скоро дед вернется, — сказал он, — дед далеко не уйдёт. Он ведь за нас боится.
— Он за нас боится! — плачущим и в то же время возмущённым голосом отозвалась эта милая Людмила. — А что вот сейчас с тётечкой? Где она? — Ей было по-настоящему страшно, и она не знала, как побороть страх, как скрыть его от Германа, и с отчаянием предложила: — Пойдём навстречу деду, а?
Герка тоже начал побаиваться, и даже довольно здорово побаивался, и тоже старался не выдать своего состояния, да и к тому же он устал — ноги подкашивались, а при сесть было не на что.
— Пойти-то можно, — неуверенно выговорил он, — а вдруг дед обратно какой-нибудь другой дорогой пойдет?
— Какой — другой? Вдоль берега одна дорога.
— Он велел ждать его здесь.
— Напрасно мы согласились на бездействие! Надо что-то делать! Я вот трушу оттого, что ничем не занята. Надо бы хоть какое-нибудь занятие… Не имеем мы права вот так глупо торчать на берегу и трястись от страха и холода! Хорошо ещё, что комаров почему-то мало, а то бы давно заели нас! И правильно бы сделали!.. Тебе страшно, Герман?
— Ну… немного. Не страшно, а неприятно. Давай в петушков играть? Прыгаем на одной ноге и толкаемся плечами — кто кого заставит на обе ноги встать!
Игра оказалась подходящей, они скоро согрелись, увлеклись и забыли о страхе. И в один прекрасный момент, когда Герка ловко увернулся от толчка этой милой Людмилы, она плюхнулась в воду!
Герка заметался по берегу, хотя и видел в лунном свете, что она сразу вынырнула. Подплыв к берегу, она крикнула:
— Руку дай… петушок!
Берег был обрывистый, хотя и невысокий. Герка встал на четвереньки, мокрая холодная ладошечка ухватилась за его руку, и он легко вытащил эту милую Людмилу на землю.
— Спасибо, Герман! Спасибо, петушок! — прыгая, чтобы согреться, дразнилась эта милая Людмила. — Давно ночью не купалась! Давно в куртке не ныряла! Спасибо, Петенька! Сам-то ты сегодня днём в воду упал, а мне ночью пришлось!
— Ты куртку сними, — пробормотал Герка, — на, возьми мою, а то простудишься ведь… воспалением лёгких заболеть можешь… Ох и попадёт мне от деда!
Запахнувшись в сухую куртку, эта милая Людмила спросила:
— А ты думаешь, мне от тётечки не попадёт?
— Тётечку ещё найти надо, а дед скоро вернется.
— Что делать-то будем?
— Домой, домой! Я не мокрый, а и то холодно.
— Нет, нет, кто-то из нас должен обязательно оставаться здесь. Ты ведь не струсишь?
— Не… струшу, — ответил Герка, и сам не расслышал своего голоса, спросил: — А ты одна идти не боишься?
— Я уже ничего не боюсь, — гордо заявила эта милая Людмила. — Я боюсь за тебя, Герман.
— А ты… ты сама-то не бойся, а я… я… я попробую… — Герка весь похолодел, представив, как он останется тут, в темноте, один, но выговорил, с очень большим трудом шевеля непослушными губами: — Беги давай.
— По… бегу, Герман. Только потому, что другого выхода нет.
— Да, да… — И он снова не услышал своего голоса и поэтому несколько раз кивнул. — На, фонарик возьми.
Они немного поспорили, кому фонарик нужнее. Герка был до того уже напуган, что ему было всё равно: какая разница — трястись от страха с фонариком или без него? Герку неудержимо тянуло броситься вслед за этой милой Людмилой, но он впервые в жизни испытывал что-то вроде почти неосознаваемого желания перебороть самого себя.
