Девочка-тайна - Нестерина Елена Вячеславовна (серия книг TXT) 📗
Марина Сергеевна сама от себя такого не ожидала, но первой протянула руку к электрошокеру именно она.
– Вот здесь – на кнопочку нажимайте, – передав ей своё оружие, сказала новенькая, – и приложите к открытому участку тела.
Класс замер. Раздался лёгкий щелчок, и Марина Сергеевна резко отдёрнула электрошокер от своего запястья.
– И всё? – удивилась она. Разряд был действительно слабый, но неожиданный.
– И всё, – кивнула Гликерия. – Я просто прикоснулась этой штукой к твоей, Костя, ручонке, которой ты за мой скутер схватился. Шокер был у меня в одной руке. А другой я у тебя перед носом поводила, помнишь? Ты ведь видел во мне только жертву, которая не сможет оказать сопротивления и потому неопасна, поэтому спокойно на мелькание моих пальцев и отвлёкся.
Костик сидел красный. И молчал. Девятый «А» хихикал. Марина Сергеевна чувствовала себя там, среди них, такой же девчонкой, настолько она была согласна с новенькой. Но на самом-то деле она оставалась учительницей. И ей надо было… продолжать держать марку.
Она вернула электрошокер Гликерии. И только хотела сказать что-то веское, как Лана Бояршинова её перебила:
– А теперь ты на учительницу напала!
– Как? – весело удивилась новенькая.
– Электрошокером! Ты в школу принесла запрещённую вещь.
– Про «напала» – глупость, а про шокер – неправда, – убирая своё оружие в рюкзак, покачала головой Гликерия. – Он разрешён к применению на всей территории нашей страны. Вот инструкция. Я её с собой ношу.
– Но ты гот, ты играешь со смертью, ты деструктивная, с тобой психолог должен разбираться! – затараторила Катя, стараясь перехватить инициативу – разбор поведения девятиклассницы срывался.
– Ну что ж, пусть для вас я буду гот, – нахмурилась Гликерия. – Чтобы защитить и готику, и всё остальное, что вам не нравится. Я смотрю, вы тут выбились в самые главные ученики – и руководите остальными. А почему вы решили, что имеете на это право? Кто вам разрешил определять, каким можно быть, а каким нет? В тапках ходить или в бахилах, в чёрной одежде или в серо-буро-малиновой? Моё мировоззрение, моя чёрная одежда – это защита от вашего весёленького позитива, которым может прикрываться любая подлость и гнусь. Значит, участвовать в концерте, где вы показываете пародии на пародистов из телевизора, – это можно, а гулять там, где нравится, думать, о чём думается, дружить, с кем дружится, или вообще ни с кем не дружить, если не хочется, – это нельзя?
– Ну конечно! Это школа, мы коллектив, так что надо уважать наши правила!.. – возмущённо начала Лана.
– А мы вообще-то ходим в школу учиться, а не тусоваться, – отрезала Гликерия. – Достаточно соблюдать правила приличия. И всё. Коллективом становятся по доброй воле, а не потому, что так кто-то решил. Конечно, управлять людьми, собранными в коллектив, удобнее – но тогда тем более обойдётесь. Вы не имеете права лезть в частную жизнь – ни мою, ни моих друзей. И вести себя так, как хочется вам, вы меня не заставите. Это насилие. И ваш добрый надзор и контроль – форма угнетения. Я – свободный человек, так что фиг у вас получится меня угнетать. – Она повернулась к учительнице: – Марина Сергеевна, наверное, больше нет ко мне вопросов? Тогда я пойду. До свидания.
Вскинув рюкзак на плечо, Гликерия прошагала к двери. И, обернувшись к Лане и Боре, которые остались стоять у доски, добавила:
– Да – те, кто боится всего чужого и непонятного, называются «обыватели». Обывателям кажется, что хорошие и правильные – только они. А остальные должны или подстроиться под них, или исчезнуть. Так вот ещё раз фиг вам. Я тоже хорошая. Хороших на самом деле много. Всяких разных. И нечего устраивать тут суд инквизиции. Вот это как раз смешно.
Дверь за новенькой закрылась.
– Вот коза, я её сейчас догоню! – смело вскочил из-за парты Костик.
– Сядь на место, – остановила его Марина Сергеевна.
И тут же её пробрал холодный пот. Потому что Лана Бояршинова возмущённо проговорила:
– Марина Сергеевна, а чегой-то вы против нас? Вы кого защищаете? Вы что, не понимаете, что так нельзя? Она нас с грязью смешала. Что это такое? Это нарушает демократические принципы. Я скажу завучу… Надо и директору сказать, чтобы…
– Бояршинова, сядь и ты на место, – как можно спокойнее проговорила Марина Сергеевна, наблюдая в окно, как отъезжает от школы чёрный скутер.
– Нет. – Лана направилась к двери. – Я не в вашем классе учусь. Мы не можем это так оставить. В вашем классе вообще дисциплины нет…
– Как это – у нас нет дисциплины-то? – раздались голоса.
– У нас всё нормально!
– А чего мы?..
Вот это точно началась катастрофа. В присутствии целого класса Мариной Сергеевной пренебрегали – одна девочка ушла, вторая вообще её просто послала куда подальше, отказавшись подчиняться. Что же тогда сделают остальные? Это закат карьеры? Поражение? Позор?
Марина Сергеевна на ватных ногах подошла к двери и строго сказала:
– Стой. Ты учишься в школе, а я учитель. Я не разрешаю тебе выходить из кабинета.
– Марина Сергеевна, у вас и так будут проблемы, – усмехнулась Лана.
– Так что – финита ля комедиа, – подскочивший к Лане Костик Комков отвесил потерявшей уважение Марине Сергеевне вычурный шутейный поклон и хихикнул.
И тут… Чёрная молния метнулась из середины класса – и вот Костя Комков снова оказался на полу. Это Сашка Макушев не выдержал, вскочил с места и с размаху ударил его в челюсть.
– Нечего тут паясничать, – встав над поверженным Костиком, заявил Сашка. – Быстро извинись перед нашей учительницей – и пошёл вон отсюда.
– И вы все тоже давайте мотайте! – неожиданно поддержали Сашку одноклассники.
Под решительным напором двадцати с лишним человек «Комитет добра и порядка» покинул кабинет физики. И даже Костика не успел подобрать. Пока он не пробормотал «Простите меня, Марина Сергеевна», девятиклассники держали его на полу.
И скоро сами выбежали на улицу. Потому что Марина Сергеевна, смущённая, удивлённая и уставшая, отпустила их по домам.
…Оля Соколова смотрела на Сашку и восхищалась им. Он был героем – благородным, смелым. Настоящим. Он наконец-то отомстил Комкову. Но – самое главное, защитил учительницу, спас свой родной класс, и с его решительного поступка началось восстание. Такого героического парня Оля любила ещё сильнее – хотя сильнее, ей казалось, было уже невозможно.
Девятый «А» ещё долго бурлил на школьном дворе, обсуждая случившееся и строя предположения, что же теперь за всё это будет. Все, как и Оля, восхищались Макушевым. Он стоял – такой романтический, мужественный, его пальто развевалось на ветру, а лицо оставалось решительным и спокойным. Красавец. Девчонки и ребята наперебой восторгались им.
Но Сашка торопился. Их ведь и так задержали после последнего урока, а у него начиналась тренировка. Так что скоро он умчался. Да и застеснялся он наверняка.
Он такой…
С разрывающей душу нежностью Оля думала про Сашку. Про Атрума. Про своего любимого человека.
И медленно брела домой. Рядом с ней, подпрыгивая на ходу, расстроенным голосом бормотала Татьяна Огузова – про то, что теперь из-за всего этого её могут не взять в состав «Комитета» – несмотря на то, что она уже числится там кандидатом. Но Оля не реагировала на неё.
А потом вдруг… вышла на дорогу, поймала такси и, не объясняя причины и не сообщая куда, уехала! Таня осталась одна – в удивлении и без малейшей информации.
Глава 10
Кто-то косит под гота
Оля знала наверняка, где её искать. Почти сто процентов гарантии, что Гликерия была на заброшенном кладбище – ей нравилось в этом запустении с видом на степной простор, и она частенько гуляла тут после школы.
Такси домчало Олю быстро. Но выгребло всю наличность. Так что, если новенькой на кладбище не окажется, до дома придётся идти, идти и идти…
Очень сильно – и именно сегодня – Оле хотелось обсудить с Гликерией всё, что случилось. Оля бежала к кладбищу – и сердце её билось быстро-быстро-быстро. А вдруг никого тут нет – вдруг Гликерия отправилась домой или выбрала для прогулки другое романтическое место?! Но вот, кажется, свежий след колёс. Вот чёрный скутер – брошен под можжевеловый куст. А вот… Как такое может быть? Такого ведь не может быть, не может! И зачем, зачем?..
