Вторая Нина - Чарская Лидия Алексеевна (читать книги без TXT) 📗
Она сидела в той же комнате, где я нашла ее вчера, и внимательно рассматривала какой-то рисунок на большом листе, разложенном перед ней на столе.
— Вот, Нина, я нашла тебе работу, — сообщила бабушка сурово. — Это древо славного рода князей Джаваха. Они ведут свое начало от грузинского царя Богдана IV, но это не доказано, к сожалению, в документах. Недавно я нашла источник, из которого можно почерпнуть доказательства. Это будет драгоценным приобретением для истории нашего рода. Надо порыться в мемуарах одного из наших предков и тогда… Выпей молока и присаживайся к столу. Я дам тебе выписать имена по женской линии — тебе хватит работы на сегодняшнее утро.
Этого еще не доставало!
Мне — рыться в каких-то мемуарах! Мне — Нине бек-Израэл, не имеющей ничего общего с родом Джаваха?.. Разбираться во всем этом хаосе имен и событий, когда я не осмотрела как следует замка, не влезала еще на башню, не обегала построек и не открыла их назначения! Но, зная по опыту, что открытое сопротивление не приведет ни к чему хорошему, я подошла к бабушке и почтительно попросила:
— Я охотно проработаю весь день, только… только позвольте мне осмотреть замок.
Она окинула меня подозрительным взглядом, пронзившим меня прямо насквозь и, очевидно, не обнаружив никакой хитрости с моей стороны, благосклонно согласилась:
— Можешь осмотреть замок. Но помни, что через час я тебя жду. Торопись.
Через час! Ура! Значит, целый час оставался в моем распоряжении. Чего только нельзя было сделать в продолжении часа! Не теряя ни минуты, я выскочила в сени и, сбежав с крыльца, помчалась к колодцу, из которого черпал ведром воду старый Николай.
— Николай, — крикнула я, — доброго утра!
— Доброго утра! — отвечал он приветливо, — как поживает княжна на новом месте?
— Ах, ужасно! — вырвалось у меня, — ужасно у вас тут, Николай! Мариам выла всю ночь до рассвета и не давала спать. Бабушка заставляет разбираться в старых бумагах и искать какого-то таинственного родственника царского происхождения из рода Джаваха. Словом, ужасная у вас здесь тоска.
— Княжна права, — согласился старик участливо, — не веселой щебетунье-птичке гнездиться в этих старых развалинах, а слепым кротам, которые избегают солнечного света. Теперь еще не так жутко, в летнее время, а вот осенью пойдут дожди, завоют голодные чекалки… Засвистит ветер. У-у! Плохо, совсем плохо будет тогда у нас…
Он помолчал с минуту, испытующе разглядывая меня слезящимися старческими глазами, и, вдруг наклонясь к самому моему уху, произнес загадочно-доверительно:
— Да и теперь не все спокойно в замке, княжна.
— Ну?
Мое «ну» поневоле вышло радостным и восторженным. Если было неспокойно, значит, есть нечто таинственное, нечто необъяснимое, а все таинственное и необъяснимое притягивало меня, как магнит.
— Что такое? Что такое? Да говорите же ради Бога, Николай! — тормошила я старика.
— Пусть не боится княжна! — успокоил он, очевидно, превратно истолковав охватившее меня радостное волнение, — пусть не боится. Не горные душманы грозят замку. Нет. Если бродят они кругом да около, так дикое завывание Мариам не подпустит их близко к замку. Нет, здесь другое. Совсем другое, княжна. Видишь ту башню, что на стене? — неожиданно обратился он ко мне.
Я взглянула в направлении, куда указывал Николай.
— Да, вижу! — кивнула я, не отрывая глаз от серой башенки, резко выделявшейся на фоне голубого неба.
— Там, в этой башне, была комната покойной княгини Джавахи, сестры нашей госпожи, — начал старик, — она жила в Гори и умерла там же, в доме своего сына, пораженная припадком безумия. — Голос старого Николая, по мере того как он говорил, делался все глуше и глуше и, наконец, понизился до шепота, когда он, почти вплотную приблизив губы к моему уху, произнес:
— Вчера ночью я видел в окне башни старую княгиню, да хранит Господь от этого призрака всякого христианина!
Я не боюсь ни разбойников, ни грабителей, но перед привидениями и мертвецами, перед таинственными загробными жителями я испытываю неясный трепет. Не страх, нет. Это, скорее, сознание своего ничтожества в сравнении с теми, кто отрешился от земной оболочки. Поэтому слова старого Николая произвели на меня двойственное впечатление. Не без некоторого опасения скосила я глаза в сторону башни, отыскивая взглядом амбразуру окна, того самого окна, в котором Николай видел призрак старой княгини. Побаиваясь, я, однако, хотела бы сама удостовериться в правдивости старого слуги…
Будто кто-то подталкивал меня — бежать на башню, узнать, что там, убедиться в чем-то… Впрочем, я не очень-то ясно сознавала, в чем собираюсь удостовериться…
Не раздумывая, я наскоро распрощалась с Николаем и со всех ног кинулась к башне.
Ужасная, скользкая, обросшая мхом лесенка с покосившимися каменными ступенями вела к ней. Торопливо перепрыгивая через ступени, я очутилась на небольшой площадке, откуда взглянула вниз — через зубчатый выступ стены…
То, что я увидела там, потрясло меня сильнее всех призраков на свете! По узкой дороге, между рядами утесов, по берегу кипящего пеной и жемчужными брызгами Терека, приближались коляска и арба, до верху нагруженная вещами, моими вещами из Гори — сундуками, баулами и чемоданами. В коляске сидела дама в трауре, со спущенной на лицо вуалью.
Я узнала бы в тысячной толпе эту тоненькую фигурку, это измученное лицо, чуть затененное прозрачной кисеей. Никогда еще я не любила так сильно мою названную сестру, мою Люду, как в эту минуту.
— Люда! Милая Люда! — закричала я, — скорее, скорее! Мне необходимо видеть тебя. Люда! Люда!
Она сначала не поняла, откуда слышится зов. Потом откинула вуаль с лица, подняла голову, и наши взгляды встретились.
— Нина! Нина! — доносился снизу ее нежный голосок.
Бедная, дорогая Люда! Больная, измученная, слабая, она решила навестить меня, посмотреть, как я устроилась у бабушки. По-видимому, предчувствие подсказало Люде, как плохо ее Нине в чужом месте, и она, пренебрегая своей болезнью, поспешила сюда, в горы, в это уединенное каменное гнездо.
— Сейчас! Сейчас, бегу к тебе, Люда! — крикнула я и, кубарем скатившись с лестницы, помчалась по двору к воротам, призывая старого Николая, отодвинуть засов и впустить дорогую гостью.
Но каково же было мое изумление, когда передо мной, словно из-под земли, выросла великанша Мариам и, широко расставив руки, преградила мне дорогу.
— Пусти! Пусти меня к сестре, негодная! — кричала я возбужденно, отталкивая от себя немую.
Она мычала, хватая меня за руки и оттесняя от ворот всей массой своего громадного тела.
— Сию минуту оставь меня! — топала я ногами, бешено сверкая глазами и в то же время чутко прислушиваясь к тому, что делалось за воротами.
Я слышала, как остановилась коляска, и знакомый, дорогой голос Люды спросил:
— Можно видеть княгиню?
Старый Николай ответил:
— Нельзя, госпожа. Княгиня никого не принимает со дня смерти ее покойной сестры.
— Ну, а барышню, княжну Джаваху, можно видеть? — в голосе Люды уже слышалось некоторое нетерпение.
— И барышни видеть нельзя. Нездорова барышня! — отвечал так же невозмутимо старый грузин.
— Как же, только сейчас я видела княжну на башне! — явно теряя терпение, допытывалась Люда.
— Ну, да! Ну, да, я здорова! Я здесь! Люда! Люда! — выкрикивала я, дрожа от нетерпения и гнева, но тут же огромная рука закрыла мне рот, мешая говорить.
Подняв меня другой рукой легко, как перышко, Мариам прижала меня к своей могучей груди и потащила в дом, негромко мыча что-то над моим ухом.
Я точно обезумела. Я брыкалась, стараясь вырваться из рук великанши, отталкивала ее от себя, кусала руку, закрывавшую рот, и все-таки ничего не могла поделать. Враг был сильнее меня.
Не помню хорошенько, что было потом, сколько времени длилась эта неравная борьба, — только в столовой замка, пред грозными очами моей бабушки, я очнулась.
— Что это значит, Нина? — гневно спросила княгиня, обращая ко мне нестерпимо горящий взгляд.
