Егор. Биографический роман. Книжка для смышленых людей от десяти до шестнадцати лет - Чудакова Мариэтта Омаровна
…Ругаю себя сам и за то, что так поверил редакции, и за то, что впервые поддался на удочку майямской пропаганды».
Что значит – «попал в другую эпоху»?
Вот что. Он уехал из своей страны на пике Оттепели (1954–1962). Я пишу это слово с большой буквы – как название короткой, но важной, имевшей отдаленные последствия эпоха (сравним – Реставрация во Франции и проч.).
Главным ее двигателем стал доклад первого секретаря ЦК КПСС Хрущева на XX съезде партии в 1956 году. Открылись самые настоящие, как в страшных сказках про Людоеда или Синюю Бороду, злодейства Сталина.
Из личных воспоминаний. Я была на втором курсе, когда наш филологический факультет в несколько приемов собирали в самой большой аудитории «старого» МГУ на Моховой – Коммунистической – для прослушивания текста доклада. Секретарь партбюро факультета объявил суровым тоном:
– …Будет оглашен документ ЦК КПСС. Обсуждению не подлежит!
И по всей нашей студенческой массе прокатился недовольный шумок: «У-у-у-у…»
…Только через несколько лет я поняла, что это и стало чертой нового, послесталинского времени – при Сталине скорей всего никто не решился бы обнаружить своего недовольства.
Я вошла в аудиторию одним человеком – а через три с лишним часа вышла другим. В глубинах моего сознания пылала такая фраза: «Никогда!.. Никогда больше я не пойду за идеей, которая требует миллионов убитых!..»
Казалось, что покончено навсегда не только с его злодействами, но и вообще с атмосферой сталинской эпохи.
Весь дружеский круг Тимура Гайдара, шире – вся московская интеллигентская среда охвачена надеждами на обновление страны, на смягчение режима.
Это настроение скоро станет важной частью семейной атмосферы, в которой идет жизнь подрастающего Егора.
Летом 1963 года Гайдары в отпуске в Москве. И все трое читают опубликованный прошлой осенью «Один день Ивана Денисовича». Повесть нового, неведомого автора, рязанского учителя математики Солженицына о советских лагерях. Верней, о том, какой значительной и притом усиленно скрываемой от всех частью советской жизни были сталинские лагеря, покрывавшие огромные пространства страны.
Повесть напечатана в «Новом мире», всем доступном журнале, – и ее читают, не веря своим привычным к слепой машинописи Самиздата глазам!
Казалось – в жизни страны наступил перелом…
На Кубе – по истечении двух первых лет, окрашенных эмоцией победителей, – Тимур Гайдар оказался отброшенным в СССР до Оттепели. Выделенные нами строки в его письме говорят об оценке ситуации – на Кубе строят тот самый социализм, который давно не удовлетворяет близкую Тимуру Гайдару московскую интеллигентскую среду.
Его настроение усугублялось тем, что он остался в Гаване один, без семьи. Только потому, что в Майами – центре кубинской эмиграции – очень активно говорилось о близящемся вторжении на Кубу. И Тимур Гайдар попался на эту «удочку» и решил отправить своих в Москву от греха подальше: и ему, и его жене хватило Карибского кризиса…
К тому же он поверил обещаниям своей редакции, что ему скоро пришлют замену и можно будет вернуться наконец в Москву: в мае он пишет матери, что он здесь – только на месяца два-три…
А дома набирало силу лето. То самое российское лето, о котором сказано Пушкиным:
После палящего или душно-влажного кубинского климата его близкие отдыхали.
Егор жил у бабушки Валентины Александровны в любимом им бажовском доме, в котором было четыре печки. Там огород, большой сад. «Я углублялся в этот сад, получал бездну удовольствия», – вспомнит Егор много лет спустя.
А осенью 1964 года он пошел в школу – теперь уже московскую.
Интервью «Газете», 2003 год:
«– А одноклассники как к вам относились?
– Вы знаете, кто твой дед, интересно первые три недели, а дальше возникают нормальные мальчишеские взаимоотношения. Кому какое дело, у кого какой дед. Интересно, кто сколько подтягивается, отжимается, кто кому может в морду дать и кто как в шахматы играет.
– Вы в детстве дрались?
– Нет, я был спокойный молодой человек… Довольно сильный, занимался плаванием, немножко боксом и карате, что избавляло меня от необходимости быть агрессивным. Чего мне задираться? Это же идиотизм. У меня были со всеми нормальные отношения.
– Вы всегда были очень правильным ребенком?»
Он рассказывал про одну «страшную, просто немыслимую провинность», совершенную им в восемь лет.
«Перед нами поставили задачу сбора макулатуры. Я с большим октябрятским энтузиазмом принялся за решение этой задачи, мы ходили нашим звеном по квартирам, собирали макулатуру. Потом я пришел к себе, спросил у нашей домработницы, нет ли у нас ненужных бумаг. Она говорит: “Посмотри, сколько всего тут есть!” Я сдал “ненужные” бумаги, а потом выяснилось, что это был кубинский архив отца…
Мои родители бегали туда, забирали его обратно. Ну, ничего, даже это мне сошло с рук.
– У вас всегда были домработницы?
– Нет, конечно, это была последняя____Те времена, когда в Москве были еще домработницы, шел поток людей из деревни в город – самое начало 60-х годов. А потом они исчезли. И все хозяйство вела моя мама. Хотя никогда не была домохозяйкой, она профессор-историк…»
22. Круг отцовских друзей
Наконец и отец возвращается с Кубы.
«У нас открытый дом, много гостей, приходят друзья отца: писатели, поэты, журналисты, военные» (Е. Гайдар, 1996).
В этом доме часто бывают поэты – Ярослав Смеляков, Давид Самойлов, Юрий Левитанский, Григорий Поженян, писатель Даниил Гранин, журналисты – Егор Яковлев и Лен Карпинский. Это те, кого назовут потом «шестидесятники» (я расскажу о них подробней в отдельной главе).
Их сближает многое. Они ненавидят Сталина, больше других зная о его страшных преступлениях. У большинства из них на Лубянке и в лагерях погибли родители. Лен Карпинский – единственный сын Вячеслава Карпинского, близкого друга Ленина в швейцарской эмиграции и в последующие годы, редактора газеты «Беднота». (Понятно, что и необычное имя «Лен» – сокращенное «Ленин».) Только много позже друзья узнают, что Лен – не сын его, а усыновленный внук: оба родителя его убиты Сталиным в годы Большого Террора. Таких случаев было несколько – убивая близких, Сталин милостиво позволял большевикам с дореволюционным стажем не отдавать внуков в детдом (у «простых» дедушек и бабушек их отбирали насильно).
Ярослав Смеляков сам побывал в сталинских лагерях трижды – до войны и после.
.. Один из близко знавших Лена Карпинского, философ и просто замечательный мыслитель Александр Пятигорский, в одном из последних интервью дает яркий очерк его личности. Он называет его «агрессивно порядочным» человеком. «Это был человек, который совершенно со слезами и с горечью переживал упадок советского строя, являющийся следствием морального упадка России».
