Сабля атамана Рассказы (пер. с марийского) - Васин Ким Кириллович (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Избушка производила жалкое впечатление. А Келаю она нравилась: ни один дом в деревне не стоял так близко к речке и ничей двор не окружали такие густые заросли шиповника, в которых можно заплутаться, как в настоящем лесу.
Но комиссар, взглянув на избушку пастуха, только грустно покачал головой. Келай, увидев, что его дом не понравился комиссару, опустил голову.
— Ничего, не горюй, — ласково сказал комиссар, — придет время, построим вам новый дом, прекрасный и светлый, как дворец.
— Как у Харитона? — спросил робко Келай.
— Еще лучше, — улыбнулся комиссар.
Келай в ответ тоже улыбнулся, подумав: «Ну и шутник же комиссар! Кто же станет нам строить новый дом, когда у отца денег нет?»
В это время Васлий увидел в окно комиссара и вышел из двери навстречу гостю.
— Андрей Петрович, товарищ комиссар! — радостно воскликнул Васлий. — Дождался я тебя все-таки. Спасибо, что пришел.
— Да я давно собирался заглянуть к тебе, — ответил комиссар, крепко пожимая руку пастуху, — все времени не было. Сам знаешь, работы по горло. А сегодня наконец выбрался. Меня к дому сынишка твой проводил. Бойкий он у тебя.
Только теперь Васлий заметил кровь на ухе сына:
— Что случилось? Подрался с кем?
Келай, почти забывший про свое разодранное ухо, вдруг снова почувствовал боль и, всхлипывая, начал рассказывать, как все было.
— Проклятые! — выругался отец. — Чувствуют свою близкую погибель, так готовы даже на ребенке зло сорвать!
Услышав возмущенный возглас мужа, из дома во двор выбежала мать Келая.
Она бросилась к сыну и, отирая кровь с уха сына, запричитала:
— Чтоб им сдохнуть, проклятому племени! Мальчонку средь бела дня изувечили! Говорила ведь я: худо будет. Погоди, и до тебя доберутся, Васлий!
Старый пастух нахмурился:
— Знаю, злы они на меня, за каждым шагом следят. Но что же мне из-за этого голову перед ними склонить? А ты, Марпа, попусту не реви, слезами горю не поможешь. Встречай-ка лучше гостя, — и, повернувшись к Андрею Петровичу, спросил: — Ты, чай, проголодался, пока по деревням бродил?
— Врать не стану, проголодался…
За столом Келай сел на свое любимое место — в углу возле окна; Андрея Петровича пастух усадил на единственный в избе стул.
— Эк, калтак! [19] — сокрушенно приговаривала Марпа, наливая из чугуна в большую деревянную миску жидкие зеленые щи. — Угощенье-то у нас никудышное, даже стыдно гостя за стол сажать: мяса нет, крупы нет, ладно вот картошки накопали и варим с крапивой.
— Да, угощенье у нас, Петрович, неважное, так что не обессудь, — подмигнул Васлий. — Кочкай, комиссар, «наша марийская вера такой: кочкать надо» [20].
Впрочем, извинялся он зря: Андрей Петрович зачерпнул ложку горячей похлебки и сказал:
— По нынешним временам, Васлий Ямбулатович, и такой обед подай господи. Мы-то хоть такую похлебку хлебаем, а в Петрограде и Москве рабочим дают по осьмушке хлеба на день — и все. Да не только в Питере и Москве, по всей России рабочие голодают.
— И откуда ты всегда все знаешь? Небось от приезжих слыхал?
— И от приезжих, а больше узнаю из газет и книг. Прочитаешь газету или какую хорошую книгу — и весь мир перед тобой как на ладони.
— Счастливый человек, который знает грамоту, — с завистью вздохнул старый пастух. — Умел бы я грамоте, уж я бы все книги до буковки прочитал… Только кто нас, голопузых, будет учить? Вон Келаю восемь стукнуло, а он тоже, видать, без школы останется. В нашей-то деревне школы отродясь не бывало и в селе, говорят, закрылась…
— Не горюй, друг, — проговорил Андрей Петрович, — к осени обязательно откроем, не останется Келай без школы. Мы и тебя самого грамоте обучим.
— Какой из него грамотей на старости лет… — усмехнулась Марпа.
— Ладно, мать, — отмахнулся Васлий и, глядя прямо в глаза комиссару, серьезно сказал: — Коли правду говоришь насчет ученья, то достань мне, Петрович, самую нужную книгу, чтоб ее, значит, первой прочитать.
Комиссар хитро улыбнулся и вытащил из кармана небольшую книжечку в серой обложке.
— Вот, держи свою самую нужную книгу. Нарочно для тебя прихватил. Я думал, тебя придется уговаривать, чтобы грамоте учиться, а ты сам все понял.
— Чего ж тут понимать? — искренне удивился Васлий. — Такой позор принял я с Каврием из-за своей темноты— всю жизнь буду помнить. Хватит жить слепым, я тоже хочу в книгу глядеть не чужими глазами, а своими.
Келай, забыв о еде, горящими глазенками заглядывал в книгу, которую держал в руках отец. А старый пастух бережно раскрыл книгу, осторожно перевернул одну тонкую страничку, потом другую, и Келай увидел в книге картинки. На одной был нарисован лохматый пес, который задрал голову вверх, загнул кольцом свой мохнатый хвост и как будто лаял. На другой была нарисована баба с ребенком на руках.
А комиссар, водя пальцем по буквам под картинками, медленно читал:
— Ма-ма… Вот видишь, первая буква, как ворота с прогнувшейся перекладиной, это «м», а за ней буква, похожая на шымакш… [21] Если прочесть эти буквы вместе, то получится «м а м а»… А вот эта буква, — продолжал комиссар, показывая на подпись под картинкой, изображавшей собаку, — вроде бы как крендель, это буква «в». «А» и «в»… И получается «ав-ав».
— Ав-ав! — весело залаял Келай по-собачьи.
Васлий нахмурился.
— Ав-ав? — растерянно повторил он. — Что ж, эта книга учит лаять по-собачьи?
Васлий покраснел и протянул руку к книге с таким видом, как будто собирался схватить ее и забросить куда-нибудь с глаз долой, в печку или в угол.
А мать стоит сбоку и улыбается:
— Ну и потешная книга!.. Где только сыскалась такая?
Андрей Петрович, взглянув на обиженное лицо старого пастуха, сразу понял, в чем дело.
— Нет, Марпа-акай, ошибаешься: эта книга — не детское баловство. Самая революционная эта книга, самая нужная для нас: одолеешь ее и все другие прочтешь.
Он раскрыл книгу на другой странице и прочитал:
— «Мы не рабы. Рабы не мы». Видишь, любое слово можно сложить из этих буковок.
Васлий долго смотрел на черные буквы, потом, улыбнувшись, с размаху стукнул кулаком по столу:
— Стой! Дошло! Одну букву к другой — и получается слово! Ну и умен же народ, что выдумали! Давай теперь я сам что-нибудь прочту.
Васлий, подражая комиссару, наставил палец на строчку, но из всех названных Андреем Петровичем букв он узнал только две — «а» и «в». Другие забыл начисто.
— Эх, не упомнил, старый дурак, — выругал сам себя Васлий, почесывая в затылке.
— А ты не торопись. Сразу всего никто не запомнит, будь он хоть семи пядей во лбу, — утешил его Андрей Петрович. — Сегодня две буквы, завтра еще две…
— Э-э, так всех букв до конца жизни не выучишь… А нельзя ли как-нибудь поскорее?
— Коли не терпится, можно и поскорее, — улыбнулся Андрей Петрович. — До зимы одолеем эту книгу, а потом сам будешь читать, и тогда заговорят с тобой книги, обо всем расскажут, многим полезным делам, вещам научат. Ты послушай, какую песню сочинил про книгу один моркинский мариец:
Мы, коммунисты, — продолжал Андрей Петрович, — все время советуемся с умными книгами, и с их помощью на земле новую жизнь построим, и до звезд долетим.
— Ну, уж до звезд… — недоверчиво покачал головой Васлий.
— А как же, на аэроплане. В книгах написано, что возможно это… Может, мы не полетим, а твой сын полетит. Только для этого надо много знать, много учиться, много книг прочесть, и прежде всего вот эту книгу — букварь. И тебе, Васлий, и твоему сыну.
«Будет новая жизнь хорошая, — думает старый пастух. — Дай бог, чтобы все по словам комиссара сбылось…».
