Последний чёрный кот - Тривизас Евгениос (книги бесплатно полные версии txt) 📗

Я стал карабкаться, ухватившись за ствол, и сразу почувствовал животом и лапами что-то мокрое и клейкое. Странный какой-то ствол... Чем выше я взбирался, тем труднее было лезть. В какой-то момент я понял, что не могу пошевельнуться. Клейкая жидкость затвердела и крепко держала меня. Я попросту приклеился к стволу. Кто-то специально повесил на дерево рыбьи скелеты, а кору обмазал клеем — и ловушка сработала.

Ну и влип же я! Меня провели как младенца! Теперь я пленник коварного дерева. Могу разве что хвостом махать, но какой в этом толк? Плохи мои дела. Наверняка с минуты на минуту придут люди, чтобы прикончить меня.

— Ко! Ко! Ко! Ко-ко-ко! — услышал я насмешливое кудахтанье.

Какая-то курица меня разглядывала, и, кажется, это зрелище доставляло ей удовольствие.

— Что с тобой? — спросила она.

— Я приклеился. Не видишь разве?

Курица вновь разразилась смехом.

— Ко-ко-ко! Как смешно ты висишь там! Ко-ко-ко! А тебе идёт быть приклеенным!

Ух, я бы ей ответил!.. Но сейчас я сдержался — она была мне нужна.

— Милая курочка, — принялся я перед ней заискивать, — помоги мне отклеиться!

Мог ли я вообразить, что опущусь до такого — просить о чём-то курицу!

— Что, плохи твои дела, красавчик? — услышал я в ответ.

Как видишь. Помоги мне, пожалуйста! Или позови кого-нибудь на помощь. Я знаю, у тебя доброе сердце...

Курица ничего на это не сказала, повернулась и удалилась.

Наверно, пошла за подмогой, подумал я, стараясь не падать духом. Я торчал посреди пустой улицы, крепко- накрепко приклеенный к дереву.

Минут через пятнадцать курица появилась снова. На этот раз её сопровождали толстая утка и белоснежная гусыня. Может, если они втроём станут меня тянуть, я отклеюсь?

— Ты привела подмогу? — уточнил я.

— Подмогу? — удивилась курица.

— Разве ты не за этим ходила?

— Вот ещё! Я просто позвала своих подружек — утку Пепу и гусыню Хариклею.

— Зачем?

— Пускай и они позабавятся.

Курица повернулась к подругам.

— Девочки, позвольте вас познакомить с моим обожателем. Он просто шагу не может без меня ступить! — и она показала на меня. — Правда, он красавчик?

— Хря-хря-хря-хря! Хря-хря-хря-хря! — загоготала утка Пепа.

— Как это ты здорово подметила, дорогая Клокло! — подхватила гусыня Хариклея. — Шагу не может ступить! Го-го-го-го!

— Это такой особенный Клейкий Кот! — продолжала острить Клокло. — Ка-ка-ка!

— Хря-хря-хря!

— Го-го-го!

И три вздорные птицы снова покатились со смеху.

Утка Пепа прямо тряслась от хохота, повалившись на землю.

— Ну ты даёшь! — голосила она. — Я давно уже так не смеялась!

Они радовались, глядя на мои мучения. Мне грозила гибель — а им было весело!

— Убирайтесь отсюда, глупые птицы! Скройтесь с глаз, тупоголовые наседки! — потерял я терпение.

— Девочки, вы слышали? Он назвал нас тупоголовыми наседками!

— Не стоило ему этого говорить!

— Да уж, не стоило!

— Давайте его накажем, чтоб неповадно было! — предложила курица.

— Да-да, — оживились её подруги. — Накажем! Но как, дорогуша Клокло?

— Будем щипать его за хвост!

— Хорошая идея!

— Да, и потом всем расскажем, как щипали за хвост кота...

Они подошли поближе и, подпрыгивая и маша крыльями, силились до меня дотянуться. При этом они не переставали хихикать. Каждая ухитрилась разок меня ущипнуть.

— А давайте ощиплем ему хвост!

— Только попробуйте, вы за это поплатитесь! — попытался я их напугать.

— Поплатились, если бы ты не висел приклеенный, — поставила меня на место утка.

— А сейчас мы тебе его ощиплем даром! — осклабилась гусыня.

Но тут Клокло спохватилась.

— Девочки, уже поздно! Нужно идти, пока не заметили, что мы сбежали из курятника, а то нам попадёт. Ощиплем его завтра.

— Правильно! Пошли!

И они ушли, переваливаясь с боку на бок, хихикая и подталкивая друг дружку.

Я вновь остался один. Время шло. Вдалеке часы пробили полночь. Я сделал отчаянную попытку пошевелиться, но малейшее движение вызывало нестерпимую боль.

И тут я услышал сзади шаги. Человеческие шаги.

Сейчас меня прикончат. А я даже не могу повернуться, чтобы увидеть лицо своего палача.

Шаги приближались. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет у меня из груди. Всё, пришёл мой конец...

НОЧНОЙ ПАТРУЛЬ

Глава двадцать восьмая,

Что с тобой, бедняжка? — услышал я голос. Знакомый голос. Голос тётушки Рины.

Какое невероятное облегчение я почувствовал! Какое счастье!

— Что с тобой сделали эти бандиты? — нежно спросила тётушка Рина. — Бедняжка, как ты приклеился!

Она поставила на тротуар свою большую сумку, порылась в ней, достала потемневшие от времени ножнички и очень осторожно стала срезать прилипшие волоски. При этом она меня гладила, подбадривала и уговаривала немножко потерпеть. И хотя мне было больно, а пару раз даже невыносимо больно, я не жаловался.

И вот, наконец, тётушке Рине удалось меня освободить. Она взяла меня на руки и осторожно очистила мои лапы и когти от засохшего клея. Я потерся о её морщинистые руки и благодарно полизал их. Потом тётушка Рина присела на корточки, достала из бумажного пакета полкотлеты, кусок яичного белка и хвостик сардины и угостила меня, приговаривая добрые слова.

Но не успел я проглотить последний кусочек, как внезапно около нас с лязгом затормозил джип, ослепив нас фарами. Два высоченных типа из ночного патруля, у которых на рукаве была повязка с четырёхлистным клевером в серебряной подкове, выскочили из машины. Отчаянно заверещав, я метнулся, вскочил на столб, а оттуда прыгнул на чей-то подоконник и спрятался за глиняными горшками с майораном.

Патрульные подошли к тётушке Рине. Один из них толкнул её так, что она ударилась о стену.

— Ты что, не знаешь, бабка, что кормить кошек запрещено? — зарычал он.

— Пожалела последнюю кошечку, да? — глумливо протянул второй и влепил ей затрещину.

Тётушка Рина издала глухой стон.

— Мы арестуем тебя! — Патрульный ударил её кулаком в живот. — Ты ещё пожалеешь о своей любви к кошкам, старая дура!

Они грубо схватили мою спасительницу за плечи и с пинками потащили её к джипу, который ждал их с заведённым мотором. Тётушка Рина сопротивлялась изо всех сил, но у неё, понятно, не было ни малейшего шанса. Волосы её растрепались, шаль порвалась, из носа и изо рта текли струйки крови. Нет, я должен ей помочь!

Я с силой столкнул с балкона глиняный горшок, рискуя задеть тётушку Рину. Горшок, однако, попал в цель и разбился о голову патрульного. Тот рухнул на тротуар. Другой в изумлении склонился над ним. Я сжался как пружина, прыгнул ему на спину и принялся царапать его когтями всех четырёх лап.

Тётушка Рина воспользовалась суматохой и, прихрамывая, скрылась в темноте. Я успел хорошенько расцарапать патрульного, прежде чем он с криком сбросил меня на камни мостовой. Вне себя от злости, он вынул из кобуры револьвер и погнался за мной. Его товарищ вскочил, отряхивая с лица землю из цветочного горшка и выплевывая сломанные зубы. Они бежали за мной с проклятиями и стреляли. Пули свистели над моей головой и падали под ноги. Открывались ставни, звенели стёкла, от стен отлетала штукатурка.

Через какое-то время я понял, что они потеряли меня в запутанных переулках бедного квартала, но на всякий случай продолжал бежать. А когда, наконец, остановился, то обнаружил, что добежал до порта. Я встревоженно огляделся. Двое пьяных матросов нетвёрдой походкой выходили из пивнушки. Чайки клевали крошки на мокрой набережной. Докеры выгружали с парусника мешки с ароматным кофе.