Нина Сагайдак - Мищенко Дмитрий Алексеевич (читать книги полные TXT) 📗
Может, и надо было пообещать Жоре, что она придет на именины Сережи? А теперь сослалась бы на плохую погоду, вот и все, никто не был бы в обиде. А так сиди и думай, что сделает Жора, разобидевшись на нее.
Чтобы избавиться от беспокойных мыслей, посеянных Павловским, Нина достает дневник, который прячет обычно за портретом отца, и перечитывает последние записи. Потом берет ручку, обмакивает перо в чернильницу и задумывается. Надо бы так писать, чтобы написанное было понятно ей одной…
И вдруг кто-то постучал в окно, близ которого она сидела. Девушка отшатнулась, быстро спрятала дневник, прислушалась. А может, ей показалось? Может, это ветка ударилась о стекло.
Но стук повторился. За окном послышался чей-то голос.
— Кто там? — спросила она, приоткрыв ставню и вглядываясь в темноту.
— Это я, Нина, открой.
— Кто я?
— Дядя Василий.
Неужели… неужели Анапрейчик? Кажется, это действительно его голос.
— Идите к дверям, — торопливо ответила девушка, — я сейчас открою.
В сенях она снова спросила:
— Это вы, дядя Вася?
На этот раз она явственно услышала голос Анапрейчика:
— Да я же, девонька. Не узнаешь, что ли?
— Здравствуйте, здравствуйте, дядя Вася! Заходите, раздевайтесь, — радостно отозвалась Нина, открывая дверь.
— Я ненадолго, — шепнул он в сенях. — Сделай так, чтобы меня никто не видел.
Нина сразу осеклась и молча показала на свою комнату.
Когда они оба тихонько вошли туда, девушка осторожно прикрыла за собой двери.
— Ну как, теперь ты меня узнала? — улыбнулся Анапрейчик.
— Да я и по голосу сразу узнала. Раздевайтесь же… Вы, наверно, промокли.
— Нет, не промок. На мне плащ был. Я оставил его в сенях. А вот грязь с сапог почистить не мешает. Принеси какую-нибудь тряпицу.
Когда он почистил сапоги и уселся на стул возле печки, Нина нетерпеливо спросила:
— Дядя Вася, вы что, прямо из Киева?
— Нет, девонька, из лесу. А почему ты думаешь, что из Киева?
— Когда вы исчезли из города, здесь говорили, что уехали в Киев, к семье.
— А-а, ну и хорошо, что говорили. Не уезжал я в Киев, а ушел к партизанам… У меня к тебе важное и срочное дело.
Нина посмотрела на него с радостным изумлением:
— Значит, партизаны недалеко от нас?
— А почему им быть далеко? Лесов, что ли, мало вокруг Щорса?
— Но говорили, что партизаны аж в Клетнянских лесах.
— Вот как! Выходит, говорил человек осведомленный. Там и вправду есть партизаны. Но они не только там, а и много ближе к городу. Мы переживаем теперь большие трудности из-за нарушения связи. Я должен выяснить, что здесь произошло, и обеспечить выполнение одного боевого задания. Давай начнем по порядку. Рассказывай, что у вас тут…
— Невеселые у нас дела, дядя Вася. Недавно фашисты расстреляли наших людей. Когда они сидели в тюрьме, мы надеялись, что, может быть, партизаны освободят…
— Кого именно расстреляли?
— Марусю Рассолову, Володю Кухаренко, Усиков, сторожа кладбища Яблунского и его жену, еще некоторых коммунистов, остававшихся в городе.
— А Ольга Осиповна…
— Да, и ее. Разве тот партизан, которому она помогла бежать из госпиталя, не рассказал вам об этом?
— Мы его не видели, — тихо ответил Анапрейчик. — Нас тут только подрывная группа. На месте не сидим. Расскажи-ка мне подробно обо всем этом деле.
Когда девушка закончила, Анапрейчик задумался. Нина тоже молчала.
— Выходит, большие потери вы понесли… Мы разное предполагали, а такого не ждали все-таки. Время, видишь, какое. Борьба идет жестокая. Но мы все равно победим. Ничто нас не сломит. Слушай, а Мария приходила к тебе?
— Марию еще раньше схватили в Городне.
Снова воцарилась тишина.
— А почему молчит рация? — спросил Анапрейчик. — Есть она или нет?
— Нет, ее запеленговали немцы. А люди, которые на ней работали, живыми не дались.
— Так вот почему прекратилась связь, — тихо, словно про себя, проговорил Анапрейчик.
Нина молча глядела на колеблющийся огонек коптилки.
— Ну, а ты что делаешь? — поднял голову Анапрейчик. — Все танцуешь? — Он попытался улыбнуться, но вышло это как-то неловко, и Нина никак не могла определить по его голосу и по выражению лица, смеется он над ней или в самом деле интересуется этим. — Почему ты молчишь? — снова заговорил Анапрейчик. — Танцуешь, спрашиваю, или, может, испугалась и все бросила?
— Да нет. Танцую. Ненавижу и танцую. — Лицо девушки вспыхнуло, глаза гневно блеснули.
— Ну, значит, молодец. Танцы твои нужны нам.
— Я что-то не вижу в этом большой необходимости.
— Нет, нет, не говори так. Мы тут задумали одно серьезное дело. Ты с кем поддерживаешь связь в клубе?
— С Володей Янченко.
— Вот и хорошо. Скажи Янченко, что я приходил и передал приказ командира подрывной группы. Щорское подполье должно помочь нам взорвать железнодорожный мост через речку Снов…
Нина стремительно поднялась со стула:
— А как помочь? Что надо сделать?
Анапрейчик положил ей руку на плечо:
— Садись. Давай поспокойнее. Там в сенях я оставил мешок. В нем всякое нужное хозяйство: тол и прочее. Надо это припрятать на пару дней. Можно закопать в сарае под дровами. Это раз. Завтра повидаешь Янченко. Хорошо, если той же ночью он заберет мешок и передаст его старшему товарищу. Он выделит подрывников в помощь партизанам. Скажи, что нужно два человека, которые могут заминировать восточную сторону моста. В субботу необходимо дать большой интересный концерт, который привлечет побольше немецких офицеров. Пока они опомнятся, организуют помощь охране, мы сделаем свое дело. Поняла?
— А разве программу нашего концерта будет рекламировать Янченко?
— Нет, зачем же! Он знает, кому нужно сказать об этом.
— А может быть… мне самой передать все старшему товарищу?
— Нет, не нужно…
Анапрейчик заметил тень недовольства, мелькнувшую на лице девушки.
— Я что-то не так сказал, Нина?
— Да нет, почему же…
— Но ты, я вижу, чем-то недовольна.
— Мне кажется, — смущенно ответила Нина, — что вы доверяете мне меньше, чем Янченко.
Анапрейчик улыбнулся:
— Дивчина моя пригожая! Разве это недоверие? У нас так заведено. Каждый должен знать одного-двух человек, не больше. И Янченко знает не больше, чем ты. Так что обижаться не на что. Договорились?
Неслышно ступая, они прошли в сени. Анапрейчик поднял мешок и вместе с Ниной вышел во двор. Они оглянулись. Кругом ни души. Анапрейчик вошел в сарай, взял лопату, быстро выкопал яму, аккуратно положил в нее мешок, засыпал землей и сверху наложил дров.
— Ну, вот и все. А теперь я пойду. — Он протянул ей руку. — Будь здорова, Ниночка, и желаю тебе всяческих успехов.
— Разве вы уже уходите?
— А как же, я не могу задерживаться. До утра надо быть в лесу.
— Да вы небось устали, дядя Вася… Может, отдохнете немного? Ведь ночь-то какая темная… Дождь льет как из ведра…
— Не беда. Будет день, будет и солнце. А будет солнце — отогреемся и отдохнем. Ты скажи Янченко: пусть не обижается, что я не зашел к нему. Сюда, через кладбище, мне удобнее и безопаснее было пробраться, а к нему надо идти в район железнодорожной станции, а там и немцев и полицаев полно… Ну, бывай здорова.
VII
В ту памятную ночь Нина не пошла домой после концерта. Впрочем, в клубе остались все артисты и директор Чернов. Во время второго отделения все вдруг услышали недалекий гул взрыва. Немцы повскакивали с места и бросились к выходу. Концерт прервался. Артисты сбились за кулисами в комнатушке директора. Все боялись выйти на улицу. Время тревожное, а тут вдобавок что-то случилось. Патруль может схватить любого в суматохе, и попробуй докажи тогда, что ты не партизан. Одни прикорнули на диванчике, другие просто сидели ждали рассвета, временами подходили к окну, беспокойно вглядываясь в ночную тьму.
