Четверка в четверти - Ремез Оскар Яковлевич (книги читать бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Уложив вещи, они еще немножко пошептались, и друг детства собрался уходить. Он категорически отверг приглашение к обеду. Сухо поклонившись хозяевам дома, друг детства исчез.
А Пенкин, пообедав и поговорив немного о флоре и фауне Боливии, вышел попрощаться с городом (см. предыдущую главу). Тут-то и охватило Мирона Сергеевича безотчетное беспокойство.
Он уже с четверга почуял неладное.
В четверг утром, как обычно, внимательно читая газеты, Мирон Сергеевич обнаружил сообщение о том, что, по случаю национального праздника Боливии, посол СССР посетил резиденцию президента страны.
Фамилия посла была не Арчибасов, а фамилия Геннадия была Арчибасов!
Можно было предположить, что Арчибасов — это фамилия матери Геннадия, хотя матери у него, по его рассказам, давно не было.
Можно было предположить, что Арчибасов не сын посла, а, скажем, сын помощника посла, но, идя дальше по этому пути, можно было предположить также, что он не имел вообще никакого отношения к посольству в Боливии!
И перебирая в памяти дни пребывания Пенкина в доме, Мирон Сергеевич выискивал в его поведении множество странностей, прежде как-то не бросавшихся в глаза.
То, что Пенкин за обедом, разрезав мясо, потом перекидывал вилку из левой руки обратно в правую, могло свидетельствовать о том, что он не принадлежит к дипломатической семье. То, что Пенкин избегал разговоров на школьные темы, невольно настраивало на мысль о том, что он не учился в школе!
Не располагал к себе и друг детства Пенкина, который вел себя не то чтобы нахально, но очень уж независимо.
Что-то подозрительное стал находить Мирон Сергеевич в этой истории. Конечно, он далек был от мысли, что Пенкин злоумышленник. Ему нравился этот парень с вихрастыми волосами, беспокойными глазками и остренькой мордочкой.
Мирон Сергеевич почувствовал, что Пенкин скрывает от него какую-то неприятную, тягостную историю.
Но какую?
На всякий случай Мирон Сергеевич решил не делиться своим открытием с Бертой Павловной.
Она готовила на кухне знаменитый пирог своего собственного производства, который Пенкин должен был обязательно отвезти отцу в Боливию. Еще ни один гостивший в ее доме человек не уезжал без пирога!
Она готовила на кухне пирог, и Мирон Сергеевич ни словом не обмолвился о своих подозрениях. Берта Павловна могла все переиначить по-своему и заподозрить совсем не то, тем более что ей тоже не понравился приятель Пенкина, которого звали Мышкан».
Мирон Сергеевич ничего не рассказал Берте Павловне, но сам он думал и думал о Пенкине. А когда он думал, то обязательно расхаживал по квартире. Скачала он расхаживал по своей комнате. Потом он стал ходить из комнаты в комнату и, расхаживая из комнаты в комнату, он время от времени попадал и в комнату Пенкина. А расхаживая по комнате Пенкина, он дошел до стола. А дойдя до стола, увидел лежащий на самом видном месте школьный дневник. Сначала он не обратил внимания на этот дневник потому, что это была чужая вещь.
— Мирон, почему ты ходишь? — спросила Берта Павловна из кухни.
— Я хожу потому, что я думаю.
И он продолжал ходить себе и ходить. И когда он четвертый раз проходил мимо дневника Пенкина, он вдруг надел очки. И когда он надел очки, то увидел, что это дневник — не просто чужая вещь, но такая чужая вещь, которая даже неизвестно кому принадлежит.
На обложке дневника фиолетовым по зеленому было написано:
«Дневник ученицы 6-го «В» класса 60-й школы Кудрявцевой Галины».
Мирон Сергеевич так удивился, что перестал ходить. Он перестал ходить и стал смотреть на этот злосчастный дневник, потом он осторожно приоткрыл дневник и увидел на первой странице список учителей.
— Мирон, почему ты перестал ходить? — послышалось с кухни.
И Мирон Сергеевич, чтобы не навлекать подозрений, стал ходить с дневником в руках.
В конце концов он обязан был вмешаться в эту историю! И возможно скорее! Мальчик уезжал завтра! Он уезжал в Боливию, а это страшно далеко! И хорошо, если у тебя в Боливии есть отец. Но если в Боливии ты окажешься один среди Боливии, то это не то место, куда можно со спокойной душой отпустить ученика шестого класса!
И Мирону Сергеевичу страшно захотелось предупредить кого-нибудь из друзей Пенкина. Нет, не этого «друга детства», а кого-нибудь из его школы, которая, как было теперь ясно из дневника, — называлась шестидесятой школой Старопролетарского района.
Может быть, пойти в эту школу?
А может быть, надо позвонить одному из учителей? А может быть…
Тут Мирон Сергеевич снова остановился.
На второй странице дневника было написано:
«Кудрявцева Галина Борисовна, улица Рылеева, дом 30, квартира 3, телефон 5-69-30»..
— Мирон, присмотри, пожалуйста, за духовкой, я спущусь к Антонине Петровне одолжить немного сахарной пудры, — сказала Берта Павловна из коридора.
Мирон Сергеевич никогда еще с такой охотой не соглашался присмотреть за духовкой. Он действительно отправился на кухню, но как только захлопнулась дверь за Бертой Павловной, Мирон Сергеевич прокрался к телефону и медленно, чтобы не сбиться, набрал номер 5-69-30. Послышались длинные гудки и потом мелодичный женский голос ответил:
— Да!
— Простите меня великодушно, — сказал Мирон Сергеевич, — но не могли ли вы подозвать к телефону Галину Борисовну?
— Вы не туда попали, — ответил голос, но через секунду переспросил: — Кого, кого?
— Галину Борисовну Кудрявцеву.
Тогда женский голос в трубке раскатисто рассмеялся и переспросил:
— Галину Борисовну? Сейчас.
«Галина! Тебя!» — услышал Мирон Сергеевич.
Глава четвертая. Галина и Галка
Самой красивой девочкой в классе уже много лет считалась Лиля Валевская. Так считали все учителя, все родители, в том числе и мама-Валевская — певица эстрадного ансамбля. И Лиля сама знала это.
Уже со второго класса на Лилю нацеплялись такие огромные, пышные, воздушные банты, что, казалось, еще совсем немного, и Лиля вспорхнет и улетит, оторвавшись от своей парты, высоко-высоко. Но Лиля не улетела. Напрасно она, когда не знала урока, закатывала глаза и встряхивала бантами — все равно больше тройки она в таких случаях не получала. Лиля не дружила с мальчишками, считая, что они противные и грубые.
А Галю Кудрявцеву до шестого класса никто и за девчонку не считал. Она еще до школы играла во дворе с ребятами и в войну, и в лапту, и в космонавтов. В школе Галя не стала стопроцентной отличницей, но училась всегда хорошо, троек получала мало. Галя стриглась под мальчишку, бантиков никогда никаких не носила, на школьные утренники и в культпоходы одевалась так, как будто никакого внимания на платья не обращала. А выглядела славно.
Галя жила вдвоем с мамой. Папы у них не было. Галина мама была страшно безалаберная. Она так и говорила про себя — «я — безалаберная».
Она могла вдруг, получив зарплату, пойти и накупить самых разных вещей — гранат и апельсинов, и самых разных соков в банках, и разных шампуней, и торшер с тремя абажурами или люстру — огромный белый шар, или мохнатый шарф Гале, хотя у Гали разваливались ботинки и она давно просила купить ей новые. Но деньги были уже истрачены на шарф, а Галя отправлялась в обувную мастерскую и десятый раз чинила свои ботинки. Но шарф был действительно очень красивый.
И когда растерянная Галина мама одалживала у знакомых деньги, чтобы дотянуть до получки, Галя ее всегда успокаивала и говорила: «Зато у нас такой отличный абажур!»
Жили они с мамой дружно, как две подруги. Мама звала дочку Галиной. Галя называла маму Галкой.
Они жили дружно и помогали друг другу. Не все ладилось в Галкиной жизни. Она говорила, что наделала столько ошибок, что любой другой хватило бы половины. И она очень хотела, чтобы дочка их избежала.
Галка была иногда очень веселая. Тогда они отправлялись обе, Галина и Галка, гулять по городу, заходили в магазины (Галка обожала ходить по магазинам), ели жареные пирожки, пончики и мороженое, пили воду с сиропом (Галка брала с двойным, Галина с одинарным), ходили в кино и мечтали, как будут жить, когда Галка будет уже старенькая, а Галина — взрослая.
