Кто тебя предал? - Беляев Владимир Павлович (читать книги онлайн полностью txt) 📗
— Все возможно,— сказал Журженко.— После истории с Каблаком я допускаю и такое. Посмотрели бы вы только, какими чистыми глазами смотрел он на ректора, когда говорил, что впервые видит Ставничую. Говорил и нагло врал. Он видел ее не раз и до университета, когда приезжал ловить рыбу на Сан, к ее жениху, в соседнее село Нижние Перетоки.
— У нее есть жених?..— протянул Садаклий.— Почему же вы мне раньше этого не сказали?
— Есть, есть. Богослов один. Роман Герета. Видимо что-то припоминая, Садаклий пристально посмотрел в угол комнаты, где чернел несгораемый шкаф, потом встал и сказал:
— Спасибо, товарищ капитан, что зашли. Действительно, история странная, но дело даже не в ней, а в том, что вы помогли нам установить ее связи с людьми, которые нас весьма интересуют. Когда вы возвращаетесь в Тули-головы?
— Сегодня. Ночным поездом.
— В случае чего, мы свяжемся с вами через особый отдел укрепленного района. Дайте, пожалуйста, ваш пропуск...
ВЫСТРЕЛ НА ПЕРРОНЕ
Будь на месте Садаклия другой человек, неопытный и опрометчивый, Журженко не смог бы выйти снова так легко на освещенную уже косыми лучами заходящего солнца улицу Дзержинского. Садаклий отлично знал местные условия, умел разбираться в сложнейших Провокациях, которые строили националисты вокруг честных, преданных по-настоящему Советской власти людей.
Одним из первых учителей Садаклия был начальник отдела Каменец-Подольского, а затем и Олевского пограничных отрядов Государственного Политического Управления Владимир Брадлей. Его и поныне помнят многиестарые чекисты. Внешне он никак не производил впечатления человека такой воинственной и смелой профессии, обладал феноменальной памятью и подлинно энциклопедическими знаниями.
«Никогда не торопитесь с выводами,— поучал Брадлей Садаклия.— Ну, а если и надо будет торопиться, то торопитесь грамотно. Доверяя людям, проверяйте их и помните, что хороших людей значительно больше, чем мерзавцев. К Советской власти тянутся миллионы честных людей всего мира, и никаким другим учениям, ни церкви тем более с ее приторным, лживым благочестием, не остановить этот неизбежный процесс».
На всю жизнь запомнил Садаклий слова Брадлея:
«Мы придем к вам на помощь, Садаклий, к галичанам и волынякам. Придем, когда немного окрепнем и когда вам будет особенно трудно».
Брадлей говорил с той же взволнованностью, с какой теперь защищал судьбу посторонней, по существу, для него девушки Иванны капитан Журженко.
Как нелепо оборвалась жизнь Брадлея! Он ехал в санях по заснеженному полю под Могилевом на Днестре искать склад бандитского оружия, переброшенного из Румынии охранкой — сигуранцей. В случае войны бандиты собирались взорвать Жмеринский железнодорожный узел. Диверсант Герман Апостол, сумевший прикинуться раскаявшимся, и завербованный им «ударник» везли Брадлея и его друга, уполномоченного Мишиёнтека, и выстрелами из маузера застрелили их. А как нужны были бы оба чекиста сейчас здесь, в Западной Украине!
И еще вдруг подумал Садаклий: если анонимное письмо — заведомая провокация, то и в ней проскальзывает заметный интерес националистов к нашим укреплениям, сооружаемым по Западному Бугу и реке Сан. Надо будет сообщить на всякий случай начальнику особого отдела укрепленного района полковнику Соловскому содержание анонимного письма, предупредив при этом, чтобы ложной подозрительностью не причинить никакой обиды Журженко. Если бы анонимка оказалась правдой, тогда было бы в высшей степени неосмотрительно со стороны Журженко приходить сюда в роли защитника поповской дочери.
...Журженко прохаживался под огромными стеклянными сводами Главного львовского вокзала как раз в то время, когда к первому перрону подошел пригородный поезд из Перемышля. Будь Журженко поближе к паровозу, он увидел бы, как с чемоданчиком в руках, в легком кремовом пыльнике из первого вагона соскочила Иванна Ставничая.
Но как раз в то время, когда Иванна быстрыми шажками пересекла перрон и спустилась вместе с потоком других пассажиров в туннель. Журженко повернулся спиной к поезду. Ему очень хотелось пить. Было жарко. Он подошел к будке, откуда торчали краны с кипятком и холодной водой. Где-то рядом, обдавая паром пустеющий перрон, весело аукнул паровоз.
Гудок паровоза и заглушил одиночный выстрел из пистолета не установленного образца, пуля которого настигла Журженко в тот самый момент, когда он открывал кран.
Почувствовав острую, жалящую боль в ноге, он рухнул лицом прямо в лужу разлитрй воды.
Облако паровозного пара скрыло от взглядов пассажиров убегающего между составами Зенона Верхолу, который снова начинал нелегальную жизнь.
«ТУДА ЗАХОДИТЬ НЕЛЬЗЯ!»
Иванна торопливо шла к Юльке. Зачем та вызвала ее срочной телеграммой?
Юлька Цимбалистая жила на квартире, или, как говорят во Львове, на станции, у одинокой старушки пенсионерки, в прошлом преподавательницы польского языка пани Уршули. Маленький домик пани Уршули, окруженный густым боярышником, находился в предместье Кульпарков, поблизости от аэродрома. Гул самолетов нисколько не мешал Юле изучать анатомию и читать учебники по судебной медицине.
Ставничая была крайне удивлена, когда ей навстречу вынырнула из-за кустов высокая монахиня. Иванна сперва не узнала их недавнюю гостью мать Монику и, вздрогнув, отпрянула назад. Монахиня тихо прошептала:
— Не бойся, Иванна, то я. Сюда заходить нельзя. Отойдем...
Когда они перешли на другую сторону улицы. Мовика, показывая на домик учительницы, властно сказала:
— Туда заходить нельзя! Засада! Понимаешь — засада. Тебя срочно ждет игуменья Вера. Пойдем...
— Но ведь Юлька прислала мне телеграмму!
— Боже, какое глупое дивча! — пожимая высокими острыми плечами, выпирающими из сутаны, прошипела Моника.— Телеграмму за ее подписью мог дать любой чекист. Понимаешь? Пойдем скорее...
Запыхавшись, они остановились у кованной железом высокой брамы женского монастыря сестер ордена святого Василия. Моника по-хозяйски дернула за круглое тяжелое кольцо 'двери, послышался звонок. Изнутри через глазок выглянула дежурная монахиня и, опознав Монику, гостеприимно распахнула дверь.
— Мать игуменья ждет вас, мать Моника,— сказала монахиня, почтительно кланяясь и пропуская их внутрь старинного монастыря.
Когда, поднявшись вслед за Моникой по скрипучей лестнице на второй этаж, Иванна вошла в келью игуменьи, она не поверила своим глазам. Игуменья сидела в мягком, удобном кресле, упираясь в его поручни упитанными, пухлыми, дородными руками, а по комнате расхаживал Герета.
— Ромцю, и вы здесь? Что это за комедия? — воскликнула Иванна.
— Я был бы очень рад, если бы все это обернулось только комедией! — торжественно и вместе с тем с наигранной грустью сказал Роман.— Дело куда серьезнее, Иванна!
— Да не томите душу. В чем дело?
