Колька и Наташа - Конторович Леонид Исаакович (читать книги без сокращений txt) 📗

— Правильно! По-нашему!.. — крикнул мальчишка с плутоватыми глазами. — Каланча никому не уступит, он у нас не из таковских.

— Помалкивай, — оборвал его Каланча и, снова обращаясь к Генке, заключил: — Размазня ты, Минор, вот кто ты. — Он с презрением плюнул сквозь зубы. — Держи бумажки да давай за медом и в аптеку… Ну, беги, дуй, пошевеливайся! А то как поддам, что стрелой полетишь! — И снова глухо закашлялся, закрыв лицо рукой.

Лицо у Генки стало невероятно глупым. Не веря своим глазам, он смотрел то на деньги, то на беспризорников.

— Ишь, рот раскрыл, — насмешливо сказал мальчишка с лукавыми глазами. — У него отец помирает, а он рот до ворот, ворон ловить собирается.

Кругом расхохотались.

Колька не мог скрыть радости. Как все хорошо кончилось! Но вдруг мальчишка в рваном пиджаке недовольно проворчал:

— Значит, лопнула жареная картошка. Разжалобились! Нюни распустили. Эх, вы… Сами-то вы общипанные вороны. Пускай хоть половину деньжат отдаст…

— Кто сказал, что лопнула картошка? Хо-хо! Гроши у нас будут. Вот! — Каланча выхватил из кармана несколько катушек ниток и подбросил их вверх.

Глава 30. Нитки волшебника

Сбивая друг друга с ног, толкаясь, свистя и крича, все ринулись собирать катушки.

Колька не отставал от других. Захватив две катушки, крепко сжимая их в руке, он подошел к Каланче и спросил:

— Где достал?

Каланча посмеивался, показывая большие желтые зубы.

— А тебе что? Тоже картошки или требухи захотелось?

Колька сжал губы и, зачем-то сняв шлем, разгладил короткие белобрысые волосы.

— Ну, знаешь ли… На кой черт мне требуха! Что я дома ее не ел? Тебя как зовут?

Каланча осторожно процедил:

— Ме-ня? А что?

— Ну скажи. Жаль, что ли?

— Вот привязался. Ну, Васькой.

Колька потянул его в сторону.

— Отойдем-ка, Вася, в сторону. Дело у меня к тебе есть.

Он решил выведать, откуда у Каланчи столько ниток. Он знал, из-за нехватки ниток мастерские перестали шить белье для красноармейцев. Об этом он и поведал Каланче. Рассказывая, Колька понимал — беспризорники легко не расстанутся со своим добром.

Василий недоверчиво слушал его, изредка перебивал: «А ты, парень, не врешь»?

Колька предложил:

— Если обману, можешь со мной сделать, что хочешь…

Такой ответ пришелся по душе Каланче. Он, конечно, мог сообщить о нитках кое-что важное, но для этого необходимо было убедиться в правдивости Колькиного рассказа. Колеблясь, он промолвил:

— Мне наплевать на нитки, если для дела. Но берегись обмануть Каланчу.

— Знаешь, Каланча, — возмущенно начал Колька, — неужели ты не можешь поверить? Что ты за человек! Если совру, пускай я тогда сгорю с новыми сапогами.

— Ладно, хватит — перебил его Каланча. — Слушай, у нас в кладовке, у Ведьмы, их тьма-тьмущая.

— Откуда?

— Вот чудак. Здрасте, приехали! Откуда мне знать? Не я же их туда клал. Лежат они там в мешке. Ведьма дала мне сегодня десять катушек, чтобы продал. Ей, верно, деньги нужны. Потому и пустила на базар. А здесь старых знакомых встретил, — он показал на беспризорников.

Колька на секунду задумался, а потом попросил отвести его в детдом, показать кладовую.

Каланча даже отшатнулся от Кольки и замахал руками:

— Ты что? Ведьма мне ноги переломает. Она, что жандарм: как крикнет сторожа Степана — держись. Нет, — отрицательно покачал он головой, — не упрашивай, не выйдет. Злющая больно она. Я б давно от нее сбежал, да черт с ней, потерплю до весны. Сам понимаешь — все-таки в тепле, и не дует, и похлебка кое-какая есть.

Но Колька не сдавался.

— Да пойми ты, мы ни одной катушки не возьмем. Что мы, воры там какие-нибудь? Ни одной — провались я на этом месте. Есть нитки — расскажем… ну, хоть бы дяде Глебу, а он — для Красной Армии, сам знаешь. Да ты не бойся, не трусь. Чего ты?

Колька оттащил своего нового знакомого подальше от остальных беспризорников.

— Ты подумай, что о тебе скажут люди, что скажут красноармейцы!

— А что они могут сказать? — усмехнулся Каланча. — Больно им дело до меня? Хо-хо!.. Нужен я им, как собаке пятая нога.

— Это ты брось, зря. Они скажут: «Ну и парень, Каланча! Помог одеть бойцов!» Спасибо тебе скажут. Вот увидишь! Ты будешь… Ну, как тебе сказать… Ну, как добрый волшебник…

Такое сравнение, хотя Каланча незаметно для себя и приосанился, вызвало у него приступ веселья.

— Ха-ха! Хо-хо! — надрывался он. — Ну и загнул, ну и придумал. Брось заливать. Наговоришь семь верст до небес… Это я-то — волшебник?.. Го-го-го!

Но Колька чувствовал: лед таял. Сейчас главное не упустить момент, воспользоваться благодушным настроением вожака.

— Ну, так как же? Решай. Давай, скорее решай!

— Ох, и скучаешь ты, Колька, по паре добрых тумаков. Подожди. Покумекаю. Может быть… тогда возьмут на фронт? — задумался Каланча.

— Определенно могут, хоть в моряки, хоть в пехоту, — убежденно сказал Колька. — Ну, дай лапу! Вась, дай пять!

— Чудной же ты, Колька. Пристал тоже — не отвяжешься… Ладно, была не была, будь по-твоему. Только, гляди, никому ни гу-гу, без подвоха, а то все перекувыркнешь. Всыпет мне Ведьма.

— Не бойся, Вася, могила, — весело крикнул Колька и горячо пожал ему руку.

Каланча вырвал ее, поправил чуб и сурово проговорил:

— Да чего ты все: «не бойся, не бойся»… Заладил, как граммофон. Кого Каланча боится?

Колька поспешил заверить, что не хотел его обидеть:

— Да я ж пошутил, Вась. Я так…

Каланча еще долго ворчал, но постепенно успокоился.

— Ладно. Сегодня сходим. Посмотришь.

Колька был рад. Не зная, как отблагодарить Каланчу, он порывисто сунул руку в кулек с конфетами и протянул ему горсть леденцов.

— Уй-юй-юй, чего это? — удивленно спросил Вася, расплываясь в счастливой улыбке.

— А ты что, не видишь? Ландрин! — гордо ответил Колька.

Пораженный щедростью Кольки, Каланча крепко сжал конфеты и закричал:

— Шкодники! Ландрин! Ко мне!

…Колька с Генкой сбегали в аптеку и в лавочку за медом. Затем они добрались до Генкиного дома. Берта Борисовна, мать Генки, попросила мальчиков поставить самовар; нужна была горячая вода для грелки.

Дрова отсырели, береста вся вышла. Колька колол щепки, второпях чуть не отрубил себе пальцы, с остервенением дул в трубу, из которой вылил густой, едкий дым. У него слезились глаза. Но он не обращал на это внимания. Больной музыкант часто просил пить, требовал холодные компрессы на пышущую жаром голову.

Берта Борисовна опаздывала на работу, она попросила Кольку побыть у них:

— Мало ли, не дай бог, что может случиться. Вдвоем с Геночкой скорее сообразите, что делать.

Колька не мог отказать.

— Хорошо, — сказал он, — идите. Я останусь.

Целый день Колька находился в семье музыканта.

О красном кирпичном доме он вспомнил только к вечеру. Пора было идти туда. Генка вызвался его сопровождать.

— Гляди, — предупредил его Колька, когда они выходили из ворот, — там безухий пес, как волк!

— Подумаешь! Наплевать! — беззаботно ответил Генка. В душе он пожалел, что напросился в провожатые. Но спохватился поздно, отступать нельзя было. — Наплевать, — повторил он, — я не боюсь ни собак, ни волков.

Глава 31. На чердаке

В полутемном коридоре, где в нос бил какой-то застоялый запах, Наташу встретила старуха в фартуке, с большой поварешкой в руках. Поварешку она держала так, будто собиралась ударить девочку.

Наташа растерялась:

— Я… Мне… Я ищу Колю, он хотел занести…

— Ты о мальчишке? Не знаю, не видела его, может быть, он и приходил, когда я не была дома…

— Тогда я пойду!

Старуха опустила руку, разгладила фартук.

— Куда же ты бежишь? Хозяева скоро должны прийти. Они наказывали: если кто придет, чтобы ждали. Поднимаемся-ка наверх, там посветлее. Только смотри, ничего у меня не трогай. А то руки-то у вас чешутся…