Галя - Новицкая Вера Сергеевна (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗

Надя откашлялась и начала:

— В один прекрасный день заявляет нам начальство, что в этом году выпускной акт будет не в нашей гимназии, а в большущем-пребольшущем здании нового реального училища — общий для всех учебных заведений. Распорядились так потому, что у нашего попечителя не то руки, не то ноги болят. Одним словом, ему трудно ходить, вот он и решил одним махом выпустить всех нас на волю. Являться приказано ровно к одиннадцати часам. Довольны гимназистки страх как, потому что у каждой хоть пара знакомых реалистов да имеется. В назначенный день примчались мы, доверчивые младенцы, ровнехонько в десять часов. Передники белюсенькие — как снег! Головные сооружения настолько тщательные, что большинство девиц из-за них даже чаю напиться не успело. И невзирая на обильные возлияния благовонных масел и духов, не заглушенный ими, все же несется аромат паленого поросенка! Это уж от превеликого усердия — так старательно накаливали щипцы для завивки, что целые пряди повыжигали, в том числе и ваша покорная слуга. Видите?

Надя отделила от общей массы своих волос пучок коротких и более темных, чем остальные, вихром поставила его над самой серединой лба и продолжила:

— Чаю я, понятно, тоже не пила. Кстати, Галочка, плесни еще одну лоханочку в пополнение прежнего недочета, — подставила рассказчица свою чашку. — Входим. От нашего брата, гимназисток, уже черным-черно или, вернее, белым-бело, всюду передники мелькают. Зато реалистов хоть шаром покати — ни единого. Что за притча! Но притча скоро выяснилась: их, изволите ли видеть, уже накануне распустили. Каково?! Спрашивается, из-за чего же бесплодно загублено столько девичьих кудрей?… Раз предательство. Второе: уже половина двенадцатого, а о начальстве ни слуху ни духу. Есть хочется! Подумайте, при моем-то общем истощении и переутомлении да столь продолжительный магометанский пост!

Рассказчица выразительно указала на свою якобы исхудавшую талию.

— Алчу и жажду не я одна — почти все. Наша компания: я, Катя Маслова и Оля Веретенникова — прямо-таки изнывали от голоду, что называется, животики подвело. По счастью, припоминаю, что как я бежала в реальное училище, тут же на самом углу бросилась мне в глаза надпись: «Московские жареные пирожки», прямо как у Филиппова [49]. Память у меня на вывески прямо удивительная, особенно на съедобные, единственная, впрочем, уделенная мне природой. Бежим, говорю, это ж дело одной секунды, и быстро, и вкусно, и прилично. Разве не правда? Ведь не только гимназисткам, но даже и институткам не предосудительно питаться филипповскими произведениями. Шляпы на головы — катимся вниз по лестнице, потом по тротуару и наконец ныряем с трех ступенек в подвальчик, на родину жареных пирожков. Влетели и замерли… На кондитерскую ничуть не похоже: два длиннющих стола, поставленных углом, и на них батареи бутылок…

Надя довольно оглядела присутствующих.

— Лелька, не падай в обморок!.. Виктор, тащи скорее нашатырь! Галка, не смейся, ты компрометируешь меня в глазах племянницы. Ася, ты бы пошла с няней погулять, там солнышко, цветочки… Не хочешь? Ну, что ж! Тогда поучайся, живи моим опытом. Мать, остановись! Не пускай в ход своей карающей десницы: дочь твоя не пала так низко, как ты подозреваешь, — ко всем по очереди обратилась болтушка. — Ну, будет уж зря томить вас, успокою сразу. Так там выстроились полчища бутылок, но, по счастью, наполнены они были самой благонамеренной влагой — квасом и кислыми щами [50]; благодаря им репутация наша омыта и материнское сердце может биться ровно. Так возвращаюсь к столам: под сенью тех самых бутылок приютились селедки, колбаса с чесноком, кильки и громадные ватрушки с брусничным вареньем.

«Вам, барышни-с, чего угодно пожелать-с?» — насмешливо и любезно осклабившись, осведомляется из-за прилавка субъект с прической a la [51] полотер и такой же обмундировкой.

Наконец одной из нас удается оторвать от гортани плотно прилипший к ней язык, и она изрекает:

«Нам… жареных пирожков».

«С чем изволите приказать-с: с луком, с грибами, с яблоками, с морковью-с? Выбор хоть куда!»

«С яблоками», — наконец авторитетно разрубаю я этот Гордеев узел…

— Гордиев, Гордиев, — возмущенно поправляет Леля.

— Ну, отстань, Гордиев, — соглашается Надя. — Вмиг в толстых пальцах приказчика один за другим, так-таки нагишом, безо всяких оберток, появляются пирожки. Ухватив за верхний конец, джентльмен любезно преподносит их каждой из нас… Мы переглядываемся; нас душит неудержимый смех. Минутное колебание, но голод одерживает верх над всеми соображениями, и зубы впиваются в тесто… Менее чем в одну сотую секунды можно убедиться, что ни с Филипповым, ни с Москвой эти пироги ничего общего не имеют. Если бы в нашем распоряжении имелась еще хоть одна двадцатая мгновения, мы бы сообразили выплюнуть эту гадость и, отерев губы от сала, бежать без оглядки. Но неожиданное новое происшествие окончательно отшибает у нас всякую смекалку: отворяется дверь и вваливаются два извозчика…

— Надя, ведь это же верх неприличия!.. — в ужасе перебивает Таларова младшую дочь.

— Мамочка, даю тебе честное слово, что я не назначала им там свидания: встреча вышла совершенно неожиданная и потому особенно потрясающая, — с комичной серьезностью уверяет Надя.

«Наше вам с кисточкой!.. — приветствуют прибывшие человека за стойкой. — А ну-кась, милейший, нам бы парочку щец опрокинуть. Жа-арища-то, сме-е-рть!» — возглашают они. Затем оба возницы комфортабельно рассаживаются у столика и по-барски откидываются на спинку стула. Мы же, многострадальные, стоя жуем свое изысканное лакомство, едва смея двинуться, с выскочившими от страха наружу глазами, окончательно лишившись способности что-либо соображать. Вдруг последний удар: снова распахивается гостеприимная дверь, на сей раз впуская… трубочиста. Видимо, и ему голод ни теткой, ни дядькой не доводится, почему и примчался он сюда во всем своем мрачном величии, со всеми причитающимися ему доспехами: метлой, ведром, веревками и прочей амуницией, словом, как выскочил из трубы, так и понесся в ресторан «Beau Monde [52]». Пирожки замирают в наших челюстях. Мы опять красноречиво переглядываемся.

«Та-ак! Теперь и их трое, и нас трое, хоть танцуй!» — не выдерживает Катюшка.

Мы все невольно фыркаем, но тут же соображаем, что смех может еще больше осложнить наше положение.

«Сколько с нас?» — придя в себя, осведомляется Маслова.

Я все еще не могу прийти в себя и в то же время с вожделением поглядываю на пенящуюся в извозчичьих стаканах влагу.

«Девять копеечек-с. Прикажете получить-с?»

«Да, и сдачи не надо», — важно роняет Катя, бросая на прилавок гривенник.

После этого к нам возвращается обычная подвижность: мы пулей вылетаем на улицу и успокаиваемся лишь в верхнем коридоре реального училища. Не опоздали! Начальства еще нет. Боже, что-то неописуемо ужасное застряло внутри нас, и надолго! Ух! И по сей час не могу вспомнить об этом пиршестве. А все же маху-то мы тогда дали: надо было и нам «щец» этих самых или кваску «опрокинуть» — все равно срам прияли, так, может быть, хоть так страшно не мутило бы. В следующий раз умнее будем! — заключила рассказчица.

— Поистине только с Надей и может приключиться подобное происшествие. Придет же в голову… — поучительно начала Леля, единственная не нашедшая в рассказе сестры ничего забавного, но Надя, перебив, продолжила за нее недоговоренную фразу.

— …не знавши броду, сунуться в воду?… Конечно!.. Возмутительно! Следовало войти, сделать реверанс и почтительно осведомиться: «Месье приказчик, скажите, пожалуйста, у вас пирожки для извозчиков или для девиц из общества? Ах, вы говорите для извозчиков? В таком случае, mille mercies, мы их есть не можем. Pardon за беспокойство. Au plaisir! [53] Потом присесть еще раз и, потупив глазки, удалиться. Что ж делать, матушка, не додумались, — насмешливо обернулась Надя к сестре. — А я все-таки рада, что так вышло: есть хоть чем выпуск помянуть. И тебе, Витенька, назидательно; бери пример с девиц: за три персоны вместе с «начайными» деньгами уплачено по счету всего десять копеек! И дешево, и весело, и мамашу из-за финансовых подкреплений беспокоить не требуется, — проехалась-таки девушка в адрес брата.