Мы в пятом классе - Матвеева Людмила Григорьевна (версия книг TXT) 📗
А следом несколько голосов повторили без энтузиазма:
— Клянусь.
Так вот в чём дело. Значит, все их таинственные разговоры — это не просто разговоры. Там, за круглым окошком, девчачий штаб. Это прекрасно. Это то, что надо. Вот повезло так повезло.
Максим привязал Генриетту к какой-то железке, а сам стал тихо подниматься по скрипучей лесенке. Он влез на крышу и стоял там, заглядывал в круглое окошко. А в штабе Оксанка делала реверансы перед Олькой и называла её «ваше высочество». Олька орала дурным голосом:
— Не буду делать уроки! Не хочу больше заниматься! Я дочь королевы!
Людка-шпингалетина стояла по стойке «смирно» и писклявым голоском произносила:
— Придётся отрубить ей голову! Если ты получишь ещё одну двойку, я велю отрубить тебе голову.
Это она пугала Ольку. Это для таких глупостей, для реверансов и принцесс они сделали штаб. Шляпки-тряпки. Девчонки есть девчонки.
Внизу завозилась гиена.
— Тихо, Гена, — шептал Максим, — я сейчас спущусь.
Он слез вниз, погладил Генриетту, она немного успокоилась. Наверное, она озябла. Он решил ждать. Наверное, девчонки скоро уйдут — уже, наверное, десятый час.
Оля произнесла громким противным каким-то дамским голосом:
— Эта бедная девочка так прекрасно знает всю дворцовую жизнь, что дворец мог бы её удочерить.
А Людка-шпингалетина отвечает важно:
— Я как королева согласна её удочерить. Теперь у меня будет три дочери — принцесса Оля, принцесса Лариска и принцесса бедная девочка.
Максим ёжится от презрения. Пьесу, что ли, репетируют? Не могли пьесу найти подходящую для штаба. Про подвиги, про разведчиков — мало ли хороших пьес. А эти только и знают кривляться.
Генриетта рвётся с поводка и тихо скулит. Ей надоело сидеть на привязи. Наверное, она совсем не такой представляла себе свободу.
Максим гладит её по жёсткой спине. А вдруг девчонки ещё долго будут торчать там? Мало ли сколько им ещё захочется кричать про величество и высочество и про какую-то бедную девочку, провались она совсем.
«Вот ещё навязались на мою голову», — думает про них Максим. Он забыл в эту минуту, что не его это чердак, а их, девчонок. Там, наверное, тепло, сухо.
Они ещё некоторое время кричат про какие-то бальные платья и драгоценные камни, которые королева подарит своей дочери, если дочь будет хорошо учить уроки и не грубить маме.
Потом Максим услышал скрип лестницы. Первой спустилась Оля, Максим узнал её по светлой шапке с помпоном. За ней — Оксана, потом Людка и Лариса. У Ларисы в руке был фонарик.
Они гуськом проходят мимо Максима, не замечая ни его, ни гиену.
— Девочки! Не забудьте нашу клятву! — напоминает Оля.
— Не забудем, Олечка, — суетится Оксана.
Лариса молчит. А Людка ворчит:
— Сама, смотри, не забудь. Надоело.
Потом они уходят. Тихо за гаражами.
— Всё. Генриетта, теперь у тебя есть свой дом, — шепчет Максим и треплет гиену по жёсткому загривку.
Она обнюхивает землю, фыркает своим поросячьим носом.
Максим полез по лестнице, она шаталась. На каждую ступеньку он подсаживал впереди себя гиену. Это было трудно, хотя она покорно разрешала тащить себя наверх. Видно, неуютно ей было внизу. Животные чувствуют, когда люди хотят сделать для них хорошее.
Комнатка наверху была тёплой, так показалось Максиму после улицы. Он пошарил по стене, нащупал большой гвоздь. Максим пошатал его — вбит крепко. Максим привязал Генриетту, погладил её, сел рядом с ней. Она тихо скулила впотьмах. Он достал из кармана бутерброд с колбасой, хорошо, что мама велит брать с собой в бассейн бутерброд, чтобы мальчик не похудел от спортивных нагрузок. Генриетта съела колбасу и благодарно ткнулась мокрым холодным носом Максиму в ладонь. Максим вспомнил, как Валерий Павлович в первый день предупреждал его: «Не суй палец в клетку, смотри — откусит». Максим улыбнулся, вспомнив эти слова. Он опять погладил жёсткую спину, гиена легла на пол. Наверное, она собиралась спать.
— Спи, Гена, я пойду. Мне пора, сама понимаешь. Завтра утром приду, до школы. Потерпи до завтра. Мяса принесу.
Он трепал косматую спину, старался передать гиене своё хорошее настроение. Оно и правда было хорошим. Теперь гиена спрятана в надёжном месте, никто её не найдёт и не посадит в клетку.
Всё-таки девчонки не такие уж дуры — нашли хорошее тайное место для своего штаба.
Когда Максим прибежал домой, мама уже металась по квартире и собиралась звонить в «Скорую помощь» или в милицию.
— Ты хоть знаешь, который час? — звенящим от гнева голосом спросила она.
— Не по улицам шатаюсь, — пробормотал Максим. — Усиленные тренировки. Олимпийские надежды, сама понимаешь.
Он быстро нырнул в ванную, запер за собой дверь, лёг на пол, засунул руку под ванну. Он вытянул оттуда прозрачный пакет, в котором лежали полотенце, плавки и резиновая шапочка. Максим намочил под краном плавки, а полотенце помочил чуть-чуть. Потом он повесил полотенце на горячую трубу, а плавки рядом.
— Максим, что ты так долго? — маялась под дверью мама. Она уже не сердилась, ей только хотелось поскорее накормить своего усталого сына, который так перегружен спортивными и всякими другими занятиями.
— Умыться надо, — говорит Максим мирно, выходя из ванной. — Я весь пропах хлоркой. У нас в секции одна девочка от хлорки чихает раз сто подряд. Болезнь такая, забыл, как называется.
— Аллергия, наверное, — вздыхает мама. — Ничего, пусть пахнет хлоркой.
Мама идёт подогревать ужин. Не беда, пусть лучше ребёнок насквозь пропахнет хлорным запахом, чем табаком и вообще влиянием улицы.
Максим сидит в кухне, розовый, чистенький, ясноглазый. Такие мальчики не способны обманывать никого и никогда. Мама смотрит, как он ест котлету. Мама думает, что одно на свете она знает совершенно твёрдо — её сын Максим не способен на хитрость, на обман. Да и когда ему думать о всяких глупостях? Родители всё предусмотрели, загрузили его по самую макушку.
Сколько забот у директора школы?
В каждой школе есть ученик, о котором часто говорят в учительской — почти на каждой перемене. И на педсоветах его вспоминают, и в кабинет директора водят чуть не каждый день. Такой уж это человек — дня не проходит, чтобы он чего-нибудь не натворил. В каждой, решительно в каждой школе есть такая личность, хорошо, если только одна. Иногда это семиклассник, а то бывает ученик шестого класса или даже пятого. Но никогда мне не встречался такой первоклассник. Сколько я за свою жизнь бывала в разных школах разных городов и сёл — не встречался. Всякие деятели были — первоклассника не было. Наверное, потому, что всё-таки с семилетним ребёнком, какой бы ни был у него характер, справится любая учительница, даже молоденькая и совсем неопытная. Так я считала. До знакомства с Игорем Павликовым, с милым мальчиком Игорьком.
Игорь Павликов — случай особый.
Его учительница, Мария Семёновна, которую в учительской из-за её молодости называют просто Машенькой, округлила большие глаза и сказала:
— Павликов? Он сведёт меня с ума. Он даже звонкам не доверяет — уходит посреди урока, и всё. И приходит когда вздумает. Представляете?
Завуч Владимир Михайлович, от одного взгляда которого у самых непослушных учеников сразу пропадает охота не слушаться, сказал однажды:
«Такие, как Павликов, встречаются раз в столетие».
Директор школы Лидия Ивановна сидит в своём кабинете, мы с ней беседуем не спеша. Она вообще неторопливая, полная, и кабинет у неё уютный, небольшой, фиалки цветут на окне синими огоньками.
Лидия Ивановна говорит:
— Павликов?
После этого она долго молча перебирает на своём директорском столе бумаги и достаёт сумочку, а из сумочки она вытаскивает лекарство. Она кладёт под язык таблетку, и сердцебиение, связанное с воспоминаниями о Павликове, постепенно утихает.
Потом Лидия Ивановна рассказывает о разных делах — мало ли в школе интересного. Если удастся достать саженцы, старшеклассники весной разобьют вокруг школы парк, будет красиво. А к Новому году школа выходит по успеваемости на неплохое место в районе, и это прекрасно. Райком комсомола обещал прислать новую старшую вожатую. Конечно, среди учебного года — это плохо, новый работник, пока в курс всех дел войдёт — год кончится. Но и выхода иного нет: бывшая вожатая Зиночка ни с того ни с сего вышла замуж за офицера и улетела с ним далеко.
