Мне на плечо сегодня села стрекоза - Вольф Сергей Евгеньевич (версия книг .txt) 📗
— Я на Беленькую не сержусь, — сказала Ириша. — Она ведь не разыграла меня, не сплетню пустила. Она, по-моему, желала сделать мне приятное.
— Нет, Таняпка ничего себе девчонка, — сказал я и добавил, вдруг вспомнив ту нашу прогулку по городу, когда мы встретили Иришу и завалились к ней в гости: — Честно-то говоря, это я во всем виноват. Таняпка ничего не выдумала. Мы гуляли однажды — Таняпка, я, Ритуля Басс, Алик Зуев, Рюмин, Абашидзе, — и они прицепились ко мне, будто я в одну девочку влюблен. Ну прямо затюкали. И я тогда сказал им, чтобы они поутихли, что все это вранье, а я-то вовсе влюблен в тебя. Таняпка и запомнила.
— Так и сказал, что в меня?!!
— Так и сказал, что в тебя.
— И это, по-твоему, честно?!!
— А чего, собственно?!
— А и того! Пошли бы слухи, сплетни. Хорошо еще, что все ребята оказались порядочными. Да и Таняпка, судя по всему, только мне об этом и сообщила. А так бы… А если бы ты и вправду мне очень нравился, а? Ты мне — да, а я тебе, оказывается, — вовсе нет. Я бы поверила, а ты — вовсе не влюблен.
— Ну… вообще-то ты права, — сказал я. — Это было не очень-то хорошо с моей стороны. Но это не специально, ты поняла?
— Конечно. А то — вообще ужас! Надо подумать, прежде чем ляпать.
— Да, — сказал я. — Ты извини. Я честно — не нарочно. Просто так получилось, вырвалось.
Мы вышли на площадь Труда, я посадил Иришу на трамвай, а сам сел на другой — на Петроградскую, в сторону Ленфильма. Я проехал мимо зоопарка, слез возле кинотеатра «Великан», и там уже мне было совсем недалеко, приехал я вовремя.
Я не знаю, почему, стоя возле Ленфильма, я так волновался: буквально, меня трясло.
Света появилась с небольшим опозданием, вся какая-то неузнаваемая.
Она показалась мне совсем взрослой девочкой, может быть потому, что вышла со студии. Не знаю.
— Ну, здравствуй, — сказала она мне. — Давно не виделись. — И она протянула мне чуть влажную теплую ладошку. — Что будем делать? Если гулять, то лучше здесь, конечно. Здесь симпатично, не то что в моем районе: все дома похожие.
— Давай гулять, — сказал я. Мы отправились в парк возле метро. Я спросил: — Снова будешь сниматься?
— Не знаю, — сказала она. — Пока кинопробы идут. Может, я и не пройду.
— Роль?
— Ага.
— А есть еще девочки на твою роль? Ну, которые тоже пробуются?
— Есть.
— А тебе хочется снова сниматься? Глупый вопрос, конечно.
— Почему глупый? В общем-то сниматься трудно, утомительно. Но мне хочется.
— Из-за славы? — сказал я шутливо, и она поняла, что я шучу.
— Да вроде нет. Там, на съемках, все такое незнакомое, необычное, просто так жить интереснее.
— Понимаю, — сказал я тупо.
Мы молчали. Я подумал, что не очень-то умно будет спрашивать у нее, по какому такому праву она послала без спроса в газету мой рассказ про кошку. Без спроса-то без спроса, но ведь из лучших побуждений.
— Это ведь номер твоей школы?.. — спросила она вдруг, называя номер.
— Да, моей.
— Я получила приглашение участвовать в спектакле…
— Я знаю, — сказал я.
— Откуда?
Почему-то я покраснел.
— Я сам в этом драмкружке, — сказал я. — Правда, по случайности. Ну, меня как бы заставили, уговорили.
— Идея пригласить меня, надеюсь, была не твоя? — спросила она.
Я поглядел на нее так, что она поняла, что даже предположение ее было не очень-то удачным.
— Нет. Не моя идея, — сказал я. — Просто тебя хорошо знают по фильму, вот одна наша малышка и предложила, а все обрадовались.
— Я еще не написала ответ, но напишу и откажусь. Честно говоря — не до этого, да я на сцене и играть-то не умею, ни разу не пробовала.
— Откажись, — сказал я. — Ничего особенного в этом нет. Скажи, пожалуйста, — помолчав, спросил я, — зачем ты послала мой рассказ в газету? Ну, не спросив меня. Это ведь ты послала? Больше некому.
— Да, я, — сказала она. — Я тоже об этом думала: хорошо это или плохо. Все забывала спросить. Действительно, без спроса. Вдруг бы ты был против.
— Да даже и не в этом дело…
— Да, конечно. Даже если и не против… Как-то неудачно получилось, ты прости. Вроде как у тебя за спиной. Честно-то говоря, я думала, это хорошо. Вернее, не думала, а просто вдруг так решила: мне очень понравился рассказ. Я даже обомлела, когда его напечатали, и сразу же выслала тебе. Не сердись, пожалуйста.
— Да нет, что ты, — быстро сказал я. — Я не сержусь. — Мне даже неловко стало оттого, что она все верно поняла и просит прощения.
— Кстати, а ты не мог бы сказать в школе, в своем драмкружке, что я против участия в спектакле, не получается, съемки?
— Нет, — сказал я. — Я не могу. Не хочу.
— Разве это так уж трудно?
— Не в этом дело. Просто начнут приставать: а правда ли, что я тебя знаю. Или еще хуже: захотят, чтобы я тебя уговорил, если уж мы знакомы. Напиши лучше сама.
— Да, пожалуй, ты прав. Так даже будет вежливее.
После мы надолго замолчали.
Мне было совершенно ясно, что Света так понравилась мне потому, что и была Юлей, именно поэтому — только я сразу не догадался. Я думал об этом именно так и никак иначе. Но как об этом думала теперь Света, я не знал.
— Вполне возможно, — сказал я вдруг, — что я приехал бы на нашу встречу с собакой.
— С какой собакой? А она где?
— Уже не у меня. А жила у меня. Это Гошани собака, моего друга. Он ездил на хоккейные сборы, и Памир жил у меня. Его Памир зовут, эрдель.
— Прелесть какая, — сказала Света. — Я именно больше всего эрделей люблю. Если бы мы могли встречаться, пока эрдель жил у тебя, я бы каждый раз просила тебя его захватить.
— А почему мы не могли? — неожиданно для себя спросил я. Тут же я подумал, что она скажет, что была занята своим кино, но она сказала:
— Ну-у, ты долгое время вообще мне не звонил.
— А если бы звонил?
— Что «если бы»?
— Думаешь, мы бы виделись, если бы я звонил чаще, ну, после того, как я был у тебя в гостях?
Как меня разнесло! Разговорился. Каким-то образом я прямо вдруг рванулся узнать, простила она мне тогда Юлю Барашкину или нет.
— Не знаю, может быть и виделись бы. Чего теперь об этом говорить, ведь ты же не звонил.
— Разве видеться — только от меня зависело?
— Ну, конечно, нет. Но ты ведь не звонил.
— Я хотел. Я очень хотел, но…
— Я теперь, наверное, буду занята выше головы. Уроки все-таки плюс это кино — времени совсем мало. Даже не знаю, вырвусь ли я на рыбалку по последнему льду. В прошлом году мы с бабкой замечательно окуня ловили.
Но меня уже куда-то несло. Я почти не слушал ее. Каким-то образом я все же заговорил с ней о самом главном: хочет или не хочет она меня видеть, поняла, простила меня или нет. Ведь было же время, когда она сидела на льду, закрыв глаза, а я глядел на нее, и она, даже не видя этого, сказала тогда, что ей приятно, что я на нее смотрю. Она хотела тогда, чтобы я к ней приехал… Именно об этом я заговорил с ней, но как-то бочком, коряво, как умел, но она так ничего мне толком не сказала, и я ничего не узнал, не понял.
— Можно я напишу тебе… письмо? Можно?
— Письмо?! Какое?! О чем?! Слушай, я ничего не понимаю.
Она действительно ничего не понимала.
— Знаешь, мне надо, хочется что-то спросить у тебя. Но я не могу. Я не знаю, как. Лучше я в письменной форме. Можно?
— В письменной форме? Как странно ты говоришь.
— Ты права. Да. Верно. Просто в письме. Спрошу.
— Но о чем хотя бы?
— Ну, как же я могу сказать о чем, если у меня в словах не получается.
— Я поняла. Ну, в общих чертах.
— О нас! — выпалил я.
Несколько раз она тихо повторила: «О нас», «О нас». Потом пнула какую-то ледышку и прошла за ней вперед. После, не оборачиваясь, дождалась меня.
— Ну, напиши, — сказала она. — А адрес? Хотя у тебя есть же адрес… Юли Барашкиной, — добавила она без всякого выражения.
— Не надо так. Света, — сказал я. — Я тебя очень прошу — не надо.