Обыкновенный мамонт - Миксон Илья Львович (электронная книга .TXT) 📗
Слева били орудия всех калибров. Чёрные снаряды, круглые, как ядра, летели на врагов. Красные стрелы «катюш» заполнили небо. Реактивные краснозвёздные самолёты палили из всех пулемётов. Шли в атаку тяжёлые танки. С автоматами наперевес штурмовала пехота.
В стане врагов всё почернело от красно-чёрных взрывов. Бомбардировщик падал вниз, объятый пламенем.
На хвосте и крыльях бомбардировщика Серёжка вычертил паучью свастику. Но всё же его терзало сомнение: понятно ли, что это сбили фашистский самолёт? Не каждый ведь знает, что свастика — знак фашистов.
— Как назывались фашистские самолёты? — спросил у отца Серёжка.
— «Юнкерс», «хеншель», «мессершмитт».
— Спасибо, — поблагодарил Серёжка. Ему достаточно было и одного названия.
Он послюнил карандаш и старательно написал печатными буквами на крыле бомбардировщика — «Мистир Шмид».
Письмо с рисунками всем очень понравилось.
— Настоящий художник! — восторгалась Галка.
На похвалу Серёжка не обратил никакого внимания: он не любил Галку. Ябеда и хныкала. Дотронешься до косички, сразу слёзы в два ручья и: «Анна Фёдоровна, а Мамонт…» Противно просто!
Вот Наташа Конова, та — человек!..
Серёжке понравилось писать и рисовать письма. Он написал и нарисовал ещё два: в Ленинград и Севастополь.
— А можно, я и Наташе пошлю?
— Нужно, Серёга, — поддержал отец. — Друзей нельзя забывать. У меня и конверт для тебя есть, «авиа».
На Север, конечно, только самолётами почту доставляют. Но от аэродрома до гарнизона ещё на собаках…
— А собачьих марок нет? — спросил Серёжка. — Или оленьих?
— Хватит и «авиа», — улыбнулся отец и закрылся газетой.
«Довезут бесплатно, — подумав, успокоился Серёжка. — Там все любят Наташу Конову».
Письмо сочинялось быстро. Как и все Серёжкины письма, оно начиналось неизменным «первоклассным приветом» и кончалось — «Серёжа Мамонтов».
— Может быть, когда-нибудь и увидимся ещё, — сказала мама, имея в виду Коновых. — Мир тесен.
Она всегда так говорила, когда неожиданно встречалась со старыми знакомыми: «Подумать только! Как тесен мир!»
МИР ТЕСЕН
Серёжка проснулся среди ночи от тяжёлого гула моторов. Стены тряслись. В серванте тонко позвякивала посуда. Дрожали стёкла.
Серёжка бросился к окну. По широкой улице плыло над бетонкой бесконечное цилиндрическое тело, укрытое брезентом.
Наконец показался хвост. Под зелёным чехлом угадывались стабилизаторы. У задней тележки сплющились от чудовищного груза огромные ребристые скаты.
— Ух ты! — восхищённо прошептал Серёжка. Такой ракеты он ещё не видал. — Не меньше как «маршал»! — определил Серёжка.
В доме недавно появилась книжка «Реактивное оружие капиталистических стран». В ней было множество иллюстраций: всевозможнейшие заграничные ракеты. Они назывались воинственно и угрожающе: «юпитер», «найкгеркулес», «кобра». Боевые американские ракеты носили военные звания: «капрал», «сержант». По сравнению с ними увиденная только что ракета была по крайней мере «генералом армии», даже больше — «маршалом».
На следующий день Серёжка с трудом дождался часа, когда надо идти в школу. Не терпелось скорее поделиться с ребятами. Не каким-нибудь слушком, как это делает противная Галка, а настоящим известием чрезвычайной важности.
Перед самой школой он замедлил бег, сменил рысь на шаг и задумался.
Мало ли что можно увидеть в военном гарнизоне. Что ж, сразу и выбалтывать обо всём! А если это военная тайна?
До большой перемены Серёжка загадочно помалкивал.
— Ты чего такой надутый, Мамонт?
«Опять Галка!»
— А я новость знаю!
Вот тебе и военная тайна! Даже Галка видела гигантскую ракету.
— Собственными глазами видела!
— Я тоже.
— И ты видел? — Галка по-птичьи округлила глаза. — И как она тебе?
— Замечательная! — вырвалось у Серёжки, хотя он вовсе не собирался делиться с Галкой своим впечатлением о ракете.
— Уж и замечательная! Такая, как все! Обыкновенная.
— Много ты понимаешь!
И он ушёл в класс. Тем более, что звонок зазвенел и в конце коридора показалась учительница.
Анна Фёдоровна пришла не одна, с незнакомой девочкой. Глянул на неё Серёжка и вспыхнул от радости.
— А у Мамонта уши красные! И лицо! — громко прошипела Галка и мстительно ткнула Серёжку острым локтем.
Серёжка мгновенно повернулся к обидчице.
— Мамонтов! Серёжа! — строго остановила Анна Фёдоровна. — Это ещё что такое! С кулаками на девочку! Ведь ты же будущий мужчина. Садись. Внимание! Ребята, к нам прибыла новая ученица. Её зовут Наташа Конова.
МУЖЧИНА
Серёжка с разгона впрыгнул на крыльцо, накинул в передней фуражку на колышек и влетел в комнату:
— Мама! Знаешь!..
Голос осекся и смолк.
На полу картонные ящики из-под стирального порошка. Дверцы шкафа и серванта распахнуты, будто в оружейных пирамидах по сигналу тревоги. Над тахтой, на выгоревших обоях, яркий прямоугольный след от ковра. Свёрнутый и перевязанный ковёр прислонён к голой стене, как обломанная колонна. Тахта завалена платьями, пальто, кителями. Проволочные крючки вешалок торчат из одежды знаками вопроса.
Мама с соседкой укладывали в картонный ящик посуду. Каждую чашку и тарелку они заворачивали в бумагу. Под ногами лежала кипа старых газет, их никогда не выбрасывали, копили для переездов.
— Мама…
Елена Ивановна подняла голову, устало улыбнулась:
— Знаю, Серёженька. Видишь: собираюсь уже. Обед на столе. Поешь сам.
Серёжка хотел объяснить, что он другую новость принёс, но пришла Галкина мама.
— Лена! — закричала она так громко, словно звала Елену Ивановну в степи. — Решено! Сервант беру я, а шкаф купит новая майорша. И всё остальное, наверное. Они приехали из Заполярья с одними чемоданами.
«Значит, капитану Конову майора дали», — отметил про себя Серёжка. Отцу тоже недавно новое звание присвоили, капитан-инженер.
Галкина мама окинула комнату цепким взглядом и остановилась на аквариуме.
— Если не найдётся покупателя на рыбок, я возьму. Не возражаете?
— Возражаю! — выступил вперёд Серёжка. — Дарёное назад не отнимают…
— Не понимаю…
— Мы уже подарили аквариум.
— Кому? — удивилась Елена Ивановна.
— Одному человеку, — тихо ответил Серёжка. Он перешагнул через кастрюли и подошёл к своей полке с книгами. Томик Гайдара и стихи Маршака он отложил к учебникам. Остальные книги поместил в нижний ящик шкафа и повернул ключ.
— Зачем ты это делаешь? — спросила Елена Ивановна.
— Для Наташи. И аквариум ей останется.
— Какая Наташа? — не поняла сразу Елена Ивановна.
— Конова. Они приехали, а мы уезжаем…
— Коновы? Да что ты говоришь! Как тесен мир! Где же они?
— Коновы — прекрасные, люди, — объяснила соседке Елена Ивановна. — Мы так обязаны им! Но почему они телеграмму не дали?
Почему… Известно почему. По номеру воинской части не угадаешь, где находится гарнизон. Можно через улицу жить и переписываться.
Галкина мама уже ушла, а Серёжка ещё не знал, где поселились Коновы. Ему так и не удалось поговорить с Наташей. При всём классе подойти постеснялся. И Наташа, видно, тоже не решилась. Особенно после Галкиной выходки. Противнейшая на свете девчонка и после уроков помешала: прилипла к новенькой, не оторвёшь.
— Ах, как жаль, что мы уезжаем! Серёженька, сбегай разыщи их. Увидеться хотя бы, поговорить две минуты. Но только поешь сперва. Обед на столе. Мне некогда, сам видишь.
— Вижу…
У Серёжки тоже дел по горло было. Наташу найти, на стадион к футболу не опоздать. И уроков много задали… Уроки можно теперь, конечно, не учить. Теперь всё равно в эту школу не ходить…
Ещё утром ребята подсчитывали, сколько осталось дней до каникул, и Серёжка вместе со всеми радовался: до настоящего, вольного лета всего ничегошеньки, какая-то несчастная неделя. А сейчас вдруг жаль стало покидать Рио-де-Раздолье, школу, ребят, учительницу Анну Фёдоровну. И себя жаль, словно не он, Серёжка, уезжает от всех, а все уезжают от него. И Наташа Конова… Только встретились, и опять расставаться.
