Скажите Жофике - Сабо Магда (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Значит, у вас есть помощница? И как она, справляется?
– Вполне.
Ух, какие колючие глазища! Думает, она его испугается. Вот так же он стращал ее, когда сообщил, что не намерен больше посещать вечернюю школу для взрослых. Не следовало его освобождать от занятий. Теперь бы писал: "Не стучать".
– И варить умеет?
"Ну и глупая, – подумал старый Пишта. – Окончит такая вот семьдесят семь учебных заведений, а глупа, как пробка". А он еще ругает маленькую Жофи, насколько же она толковее учительницы. Ведь венгерским языком говоришь ей, и не понимает.
– Умеет, умеет.
Всем своим видом старый Пишта показывал, что расспросы ему надоели. Он даже глаза закрыл.
Утомила уже тебя?! Так я и поверила. Сидит себе один, как сыч, целый день, хоть бы обрадовался, что заглянула к нему!
– А скажите, кто вам помогает?
Вот ведь дотошная! Понграц снова открыл глаза. Она, видно, не собирается оставлять его в покое. Точь-в-точь как Шара.
– Да одна тут…
– А кто ее прислал, профсоюз или родительский комитет?
У профсоюза и родительского комитета только и заботы что посылать благодетелей к хромому, больному старику! Ох, и глупа же ты, матушка, ох и глупа! И ты еще ставишь отметки да выговариваешь малявкам! А весной, видишь ты, заметила мне: коридоры, мол, не совсем чистые. Вот и подмела бы!
– Говорю вам, ходит тут одна, Жофией Надь зовут. Нанял я ее, вот она и ходит.
И чего тут глаза таращить? Похоже, что она сейчас упадет со стула. Неужто он, старый Понграц, такой уж нищий, что не может себе никого нанять? Или ей думается, что только она живет хорошо? Ведь он в жизни никогда не закладывал за воротник, и все необходимое у него, слава богу, есть, в одежде почти не нуждается – райсовет выдает спецовку. У него даже сбережения завелись. Что она на это скажет? Стоит ли говорить с глупцами! Старый Юхош тоже глупец. Из всех, кто сюда лазит, он, Понграц, в состоянии переносить только девчонку.
– Она получает от меня по четыре форинта в день.
"Ну, есть тебе теперь над чем голову поломать! – сердился Понграц. – Может, надо бы ей платить больше, да не из чего. Да и к чему малявке больше? Ее труд и того не стоит, еще, чего доброго, разбалуешь девчонку, потом матери на нее не угодить будет – все мало покажется. С таким дитем нужно быть настороже".
– А кто вам ее порекомендовал? – спросила Марта Сабо после долгой паузы.
Вот теперь и это рассказывай ей! Видать, у нее нет другой заботы, как его выспрашивать. Может, рассказать про то, как он юнцом наступил на серп и сколько крови тогда вытекло? И вечно с этой правой ногой приключается какая-нибудь оказия: на серп наступил – правой, на пилу напоролся – правой и, как назло, сломал тоже правую. Интересно, прошла ли рука у Жофи? Завтра, пожалуй, они посуду будут мыть вместе. Доктор велел ему двигаться побольше, вот и подвигается. А как она его заставляла легкими шевелить! "Здесь я родился, я в своем краю…" Вот намудрила-то! Жаль, что сегодня не зайдет. Надо бы ей малость добавить деньжат, может, тогда и после обеда будет наведываться?
Кто порекомендовал!
– Никто! Сама явилась. Та, которую я позвал, не нашла времени прийти, через эту передала мне все. А она возьми да наймись. Тут же, говорит, и учится. Не у вас ли часом?
Ох и дуреха, кивать кивает, а говорить ничего не говорит. Замолчала как раз в то время, когда он сам не прочь послушать. Наверное, девчонка – лучшая ученица в классе, уж больно все умно говорит. Что твой поп. Гляди-ка, эта Марта Сабо себе на уме: у нее язык развязывается только тогда, когда самой интересно. Ишь ты, вдруг каждое слово стало на вес золота. Такой лишь бы жалованье получать. Она в четыре раза больше получает, чем, к примеру, Секей. Правда, Секей, все спустя рукава делает. Зато Добозиха работает как положено, но все равно получает в четыре раза меньше, чем эта вот. Что ж, не хочет про девчонку говорить – ну и не надо. Что она там соображает? Даже лоб наморщила от натуги! Пусть думает, о чем хочет, только бы его оставила в покое. Посидела, порасспросила – и на том спасибо! – и шла бы себе восвояси.
Заживает ли кость? Наверное, заживает. Разве без рентгена скажешь? Один рентген может сквозь гипс видеть. А так что гадать? Болит себе и болит. Как относятся к нему в поликлинике? Как относятся, так и ладно. Ногу ему лечит рыжий доктор какой-то, только и делает пока, что мучает его. Но среди врачей попадаются иногда и хорошие. Взять, к примеру, Габора Надя, который раньше лечил ему прострел.
Ну и глазищи у нее! Сейчас выпрыгнут! Не диво, что такая мужа не нашла себе! Раз уж ей не терпится узнать, он, так и быть, расскажет, как было все с Габором Надем – может, тогда она наконец уйдет. Если так все про болезни любит, чего ж не пошла в доктора? Да откуда ему знать, чем хворала его матушка. Или она воображает, что в их деревне была больница и мать целые дни просиживала там на приеме у врача? Ему неизвестно даже, от какой хвори она померла, царствие ей небесное. Взяла да и померла.
Как радикулит? Да все никак не успокоится. Может, опять вцепится, и тогда будет худо. Прежнего доктора-то ведь нету больше. Перевели? Ну да, перевели – на тот свет. Неужто она газет не читает? Только девчат мучает. Читай она газеты, знала бы, что доктор помер тут же, в своем кабинете, и он, Понграц, как раз говорил с ним напоследок. Жалко его, очень, очень жалко, больно хороший он был человек.
Ну, слава богу, кажется, собирается! И чего это она теребит в руках салфетку, которую так хитро сложила Жофи? Прямо диву даешься, что за девчонка! Где она всего этого набралась? А его Марчи, будь она жива, было бы теперь столько же, сколько этой Сабо. Замуж бы ей, сердешной! Добозиха говорит, будто она дожидается Хидаша. Но напрасно: он уже за другой бегает, за этой… как ее? – за Лембергер, что с конским хвостом.
Сестре Аннуш тоже вечно все приходилось растолковывать, особенно когда он ей вслух газеты читал, – букв она не знала. Помнится, прочел ей, как изрубили и бросили в Тиссу Йожефа Шимона, так она чуть не окаменела от ужаса. И учительнице тоже страсти подавай. Рассказывай, как помер Габор Надь. Ну, скончался и все тут. К чему столько толковать об этом? Ей хочется знать, сказал ли что-нибудь перед смертью Габор Надь. Да, то есть он хотел сказать, только не договорил. Что за чудачка! Вон и слезы у нее закапали, сейчас салфетку замочит. И что тут реветь? Ну, говорил, так что из того?! Сестра Аннуш тоже про какую-то лошадь бормотала перед тем, как богу душу отдала. А ведь в жизни никогда у нее не было никакой лошади. Радовалась своим двум курам да петуху. Может быть, она говорила про лошадь святого Михая? Скорее всего, именно про нее – странно, что это пришло ему в голову только теперь, спустя столько лет. Ну чего она тут нюни распустила? Ведь когда человек собирается на тот свет, он, как правило, мелет несуразицу. Вот и Габор Надь про какую-то Жофику вспомнил.
Наконец-то унесла ее лихая сила! Как раз вовремя, очень уж осточертела. Если развлекаться хочет, пусть идет в кино, а не к нему. Он сам, конечно, тоже неправ, что так ворчит, но что поделаешь, коли превратился в старого противного ворчуна. Он, собственно, ничего худого ей не желает, но тоже, видно, становится полоумным. Вот ведь и пончиков принесла. И чего он только рычал на нее? И чего она тут ревела? У каждого, знать, свое. Кто может сказать, что у этой заныло? Он-то взъелся на нее не зря. Жалко ей было рассказать про девчонку! Уж он ли не хотел услыхать про Жофи хоть словечко! Теперь вот ушла, и его снова начнет одолевать тоска. Может, подняться все же как-нибудь? Рыжий доктор велел вставать почаще. Там в кладовке есть еще куски того добротного твердого дерева, которое он когда-то пускал на разные безделушки. Неплохие штучки он вырезывал. Надо бы смастерить что-нибудь этой дурехе. Но что? Лучше всего у него получались ягнята. Он и Эржи сделал одного. Дед-то его был пастухом, и уж если другой забавы для ребятни не находилось, то ягнят, игрушечных, деревянных, всегда хватало.
