Когда я снова стану маленьким - Корчак Януш (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Некоторое время мы с Манеком идем молча.
— В крови есть какие-то шарики, — говорит Манек, — в которые входит воздух. Странно устроен человек! Ни одной машины нет на него похожей. Если часы не заведешь, они остановятся. А человек без завода действует бывает и сто лет. Вот в газете писали, что одному старику сто сорок лет.
И мы говорим о том, каких кто знает стариков. А потом о ветеранах.
И о том, что они помнят восстание.
— А ты бы хотел быть ветераном?
— Нет, — быстро ответил Манек. — Я хотел бы, чтобы мне было лет пятнадцать — двадцать.
— Тогда, может быть, твоих родителей уже не было бы в живых.
Он подумал-подумал и ответил печально:
— Пускай уж тогда все остается, как есть.
Мы попрощались, подали друг другу руки и посмотрели в глаза. А девчонки всегда целуются, даже если и не очень любят друг друга. Мы, ребята, правдивее. А может быть, у них только привычка такая?
Что было потом?
Да ничего особенного. Разные уроки.
А на уроке физкультуры учитель показал нам новую игру.
Все разбиваются на две партии. Проводят черту — границу. Одни — с той стороны, другие — с этой. И перетягивают друг друга, как бы в плен берут. Сначала игра не ладилась, потому что ребята нарочно поддавались, когда хотели перейти на другую сторону. Или же перетянут кого-нибудь, а он вырвется и спорит. Но постепенно игра наладилась, и стало весело.
Мы просили, чтобы нам позволили играть до конца урока, до звонка, но учитель сказал: „Нет!“
Трудно понять, почему.
Я думаю, надо так: выбрать несколько игр, которые всем нравятся, и играть в них. Сколько лет ребята играют в салки, в чижа, в классы, в лапту, а теперь еще и в футбол! Почему же это должно вдруг надоесть? А тут на каждом уроке что-нибудь новое. Так ни в одну игру играть не научишься. Только условия узнаешь. А чтобы всеми приемами овладеть, не одна неделя нужна.
Взрослым кажется, что дети любят только новое: новые игры, новые сказки.
Есть, конечно, ребята, которые обязательно скорчат гримасу и скажут с презрением:
— Это мы уже знаем, это мы слыхали!
Но на самом деле хорошую сказку, интересный рассказ мы можем много раз слушать. Ходят же взрослые много раз на один и тот же спектакль, а ведь взрослым скорее все надоедает. Детям хочется хорошо знать то, что им понравилось, но учитель в школе всегда спешит, ему всегда некогда.
Славно мы поиграли на уроке физкультуры.
А на урок математики пришел инспектор.
Нам говорят, чтобы мы всегда старались, даже когда никто на нас не смотрит. А взрослые не всегда так поступают.
При инспекторе все ведут себя иначе. Даже директор. Школа сразу становится праздничной. И чего они боятся, непонятно. Ведь инспектор самый обыкновенный человек, он даже добрый.
Инспектор дал нам задачу. В задаче спрашивается, сколько куплено баранов. А Дроздовский со страху ослышался и говорит: „баранок“. Мы думали, инспектор рассердится, и учительница будет потом ходить сердитая. А он только рассмеялся:
— О баранках думаешь? Видно, большой любитель.
Тут и все рассмеялись. И отвечали хорошо.
Даже учительница сказала, что хорошо.
Наступил день именин учительницы. Был сильный мороз, а мы уговорились украсить класс хвоей. Но у нас не было хвои. И мы решили на-писать учительнице поздравление на красивой бумаге, но перессорились, и тоже ничего не вышло. Потому что это надо было сделать сообща: один напишет, а все подпишутся. Сначала хотели собрать по пять грошей, а потом стали спорить, кто купит бумагу и что написать. Кончилось тем, что нарисовали несколько картинок и положили учительнице на стол. А на доске написали: „Поздравляем госпожу учительницу!“ Хотели еще добавить: „Желаем счастья и здоровья!“
Некоторые предлагали написать: „Желаем красивого мужа“.
И еще разные глупости выдумывали. Но мы им не позволили это писать.
Мы очень торопились, чтобы успеть за перемену.
Учительница посмотрела и ничего не сказала, только улыбнулась. Не, видно, она ждала, что мы ее поздравим; урока не было, вместо урока читали вслух. Учительница принесла книжку „Наш малыш“. Хорошая книжка, грустная.
Только зачем она все время прерывает чтение и объясняет. Ведь, если слушаешь, все и так понятно. А не поймешь, догадаться можно.
Если читают что-нибудь неинтересное, то пускай объясняют: время быстрее проходит. А когда интересно, боишься, что дочитать не успеют. И, если чего-нибудь не понимаешь, это не мешает, даже таинственно получается.
Учительница кончила читать и уже перед самым звонком поблагодарила за поздравление.
Я знаю почему. Боялась, что если в начале урока поблагодарит, то поднимется шум и нельзя будет читать. Учителя боятся всякого праздника в классе, всякой радости, всякого взрыва веселья.
Еще мы играли во дворе в разные игры. Вот и все развлечения. А огорчений много. Потому что и за других обидно.
Учитель разорвал Хессу новую тетрадь: „Не старался, торопился, когда писал“. А у Хесса мать больна и работы по дому много. Хесс хотел совсем не готовить урок, но побоялся, что учитель рассердится. А вышло еще, хуже. Учитель сказал:
— Ученик, который не стыдится подавать учителю такую мазню…
И порвал тетрадь.
Хесса я не очень любил. Сидит он далеко от меня, мы почти и не разговариваем. Он какой-то шальной, ни в чем удержу не знает — ни в озорстве, ни в игре. И, видно, очень бедный.
Но меня удивило, что он плачет. Прежде я никогда не видел, чтобы он плакал. А теперь у него слезы текли. И весь урок он сидел насупившись.
Писал в новой тетрадке и не старался? Самый большой лентяй и грязнуля и то поначалу всегда старается…
Но ведь у него мать больна. А он и раньше не так уж красиво писал. Другой и хотел бы писать красиво, да не может. И еще в дешевых тетрадках плохая бумага или бывает, перо старое, бледные чернила, промокашка мажет.
У меня как раз была новая тетрадка, я и дал ему. Он обрадовался. У отца он не мог бы денег попросить, у них теперь такая нужда…
И еще одно огорчение.
Новый школьный врач нашла у Крука на рубашке вошь. И давай честить и его и всех. Почему мальчишки не моются, и когти у них длинные, и башмаков они не чистят.
Сказала бы, что нашла вошь у одного, зачем весь класс обвинять? И зачем доводить человека до слез? Ну, случилось. И еще неизвестно — может, от кого переползла. Ведь не с одними же чистыми мы встречаемся. И сидим вместе, и пальто на пальто висит. И дома жилец есть, может, и грязный. А маленькие братья и сестры все время во дворе. И сразу же разные колкости и насмешки. Даже наших матерей помянула. Этого-то уж она никак не имела права делать… А подлизы, чтобы понравиться, разные шуточки отпускают. И все смеются. Чистить башмаки? Хорошо. Но для этого надо иметь ваксу щетку. А что делать, если щетка вся стерлась и осталась одна деревушка?
И за небольшую баночку ваксы надо отдать двадцать грошей. Раза два можно слюнями почистить, только потом башмаки выглядят еще хуже; тут уж и вакса не поможет.
И еще огорчение: у Манека жмут башмаки. Манек стер ногу и стал еще сильнее хромать. У меня забота с пальто на рост, а у него и того хуже.
Дома сказать про башмаки боится, начнут кричать, потому что, когда покупали, хотели взять на номер больше, а он говорил, что и эти ему велики.
— Не понимаю, что случилось. Разве только человек растет не всегда одинаково. Та пара, когда износилась, была даже еще велика. Тогда у меня нога совсем не росла, а теперь за полгода такие лапы выросли, что и сам удивляюсь. Все мне мало! Гимнастику совсем делать не могу, борюсь, как бы все у меня не лопнуло, потому что и так все по швам трещит. Учитель сердится, что я не нагибаюсь, рук как следует не вытягиваю и плохо марширую, а не посмотрит, как я одет. — Что же ты будешь делать, спрашиваю.
— Почем я знаю… Когда уж совсем ходить не смогу, может, дома сами заметят. И тогда будь что будет — ну отругают, изобьют. Я ведь не виноват, что расту. Когда-нибудь перестану.