Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви - Фраерман Рувим Исаевич (книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Филька сердито запустил в бурундука ножом. И острый нож вонзился в землю перед самой мордой зверька.

Бурундук уронил орех и тоже исчез.

А Филька медленно сполз с дерева. Он поднял орех, положил его на ладонь и взвесил — орех был полный. Филька некоторое время смотрел на него без движения, все думая о Тане, и затем, решив, что все-таки каждый орех должен быть раскушен, громко разгрыз его.

XXI

Ночью город спал. И хотя каждый звук, раздающийся вдалеке, кажется ночью близким, но нечего было слушать в безмолвии города. Никто не ходил по его улицам.

Только Таня продолжала свой путь.

Однажды она ходила уже в эту пору и по этой дороге. Но тогда рядом шел Филька, он нес ее удочки на плече. Оба они немного дрожали от холода, потому что была осень и на рассвете листья срывались и догоняли ветер, не касаясь земли. И звезды горели тогда только на самом краю горизонта. А теперь они не уходили с неба, дожидаясь зари, чтобы дружно покинуть его.

И пока они горели в тишине, Таня все шла одна при их свете, направляясь к лесистому мысу.

Она вошла в лес и выбрала себе широкую тропинку, где было светлее, чем под деревьями. Длинные корни и тени лежали на пути. Но ей не было страшно. Только влажные листья ольхи изредка пугали ее немного, задевая лицо. Она отстраняла их рукой. Она была задумчива.

Она думала: что делать, если Коля скажет ей о любви? Что делать? Вчера он пришел к ней и сказал: «Приходи. Я прошу тебя, приходи ради меня. Ведь я еще не видел как следует рассвета в лесу. Приходи».

И вот через мгновение она придет.

Что делать? Что делать вообще, когда тебе говорят о любви, а у тебя есть мать, для которой ты в жизни одна, и нет у нее никого больше?

Она слегка дрожала, думая об этом, и куталась в докторский халат своей матери, который надела тайком.

А лес уходил все дальше, ведя ее по своим тропинкам к мысу, где были рассеяны огромные камни.

Коля выбрал себе место среди них. Он сидел и ждал, глядя в сторону леса. А под угасавшими звездами уже белел песок и, словно под дождем, блестели камни.

Таня появилась перед ним внезапно. Он не узнал ее в белом халате и бросился прочь от нее. Таня окликнула его по имени. Он отозвался. Но смущение его не прошло сразу.

Время тянулось медленно. Они в полном молчании шли назад к опушке, где, словно веретена, окутанные пряжей, стояли в дыму остроконечные ели.

Они выбрали лиственницу с широкими ветвями и остановились под ней.

— Зачем ты надела этот халат? — спросил Коля.

Таня ответила:

— У меня нет теперь красивого платья, которое так нравилось тебе.

— Зачем ты говоришь о своем красивом платье, я его совсем не помню. Я думаю только о тебе.

— Всегда? — спросила Таня.

— Всегда. Даже тогда, когда я тебя не вижу. Вот что для меня странно.

— Да, это странно, — сказала она.

Потом они присели у подножия лиственницы и прислушались к треску ветвей над головой. Это просыпались птицы в своих убежищах.

Над вершиной ближней ели замахала крыльями кедровка и улетела, оставив за собой в темном воздухе смутный след.

— Это очень странно, — повторила Таня, следя за ее полетом. — Вот она провела среди ветвей, тут, на ели, долгую ночь. А теперь на заре улетела… Но это хорошо. Значит, ты будешь думать обо мне всегда, и тогда, когда меня здесь не будет? Скоро я уеду.

Коля потихоньку вскрикнул. Он не постеснялся крикнуть, услышав эти слова, в одну секунду перевернувшие всю его душу.

Таня же, сколько было сил, старалась сдержать свой голос.

— Разве ты хочешь уехать отсюда? — спросил он.

— Да, я так решила. Пусть отец остается с тобой и с тетей Надей — она ведь тоже добрая, он любит ее. А я никогда не покину маму. Нам надо уехать отсюда, я это знаю.

— Но почему же, скажи мне? Или ты ненавидишь меня, как раньше?

— Никогда не говори мне об этом, — глухо сказала Таня. — Что было со мною сначала, не знаю. Но я так боялась, когда вы приехали к нам. Ведь это мой отец, а не твой. И, быть может, поэтому я была несправедлива к тебе. Я ненавидела и боялась. Но теперь я хочу, чтобы ты был счастлив, Коля…

— Нет, нет! — в волнении закричал он, перебивая ее. — Я хочу, чтобы и ты была счастлива, и твоя мать, и отец, и тетя Надя. Я хочу, чтобы были счастливы все. Разве нельзя этого сделать?

— Может быть, можно, — в раздумье ответила Таня, — не знаю.

И она замолчала, думая о своем собственном счастье, и о счастье отца, и о матери.

Она сидела тихо, прижимаясь спиною к темному стволу широкой лиственницы, точно ей хотелось опереться о нечто более незыблемое, более надежное, чем ее неясные мысли, смутно толпившиеся в уме.

Но и лиственница слегка колыхалась под силой предрассветного ветра. Он шел от реки по вершинам, раскачивая их.

Рассвет катился за ним, как прибой, ударяясь в отвесную стену леса.

А в небе над рекою не было уже ни одной звезды.

— И мне бы хотелось, чтобы все были счастливы, — сказала Таня, неотступно глядя вдаль, на реку, где в это время поднялось и дрогнуло солнце. — И вот я пришла к тебе. И теперь ухожу. Прощай, уже солнце взошло.

И Таня поднялась с травы, повернулась спиною к реке и пошла по лесу, не разбирая дороги.

Коля догнал ее на тропинке, где в стороне среди елей тихо стояли кедры.

— Таня, не уходи! — крикнул он. — Разве сказала ты мне все? Разве это все?

— Конечно, все, — ответила она с удивлением. — А разве еще что-нибудь нужно тебе, Коля?

Он не осмелился посмотреть на нее нежно: он боялся покраснеть и опустил глаза.

Она же продолжала глядеть в его лицо с милым и кротким вниманием.

Тогда он наклонился и приблизил свои губы к ее щеке.

Она не отстранилась от него.

Было тихо со всех сторон.

И в то же мгновение два громких выстрела прошлись в тишине по лесу. Потом в горах был отзвук.

Невысокий кедр взмахнул ветвями, и огромный фазан в зеленых и золотистых перьях упал к ногам детей.

Они разбежались в испуге.

А фазан начал биться в траве и замер. И другой фазан, с белыми ушами, пролетев немного косо, зигзагами, мертвый припал к земле возле Тани.

Из-за толстых елей вышел на тропинку отец, а за ним появился Филька.

У обоих были ружья в руках, и голубой дымок кружился над их головами меж деревьев.

— Чудесно! — сказал отец.

Таня бросилась к отцу.

Он как будто нисколько не был удивлен, видя ее здесь, в лесу.

Он ласково взял ее под руку и сказал:

— Дети, пора вам домой. Сегодня последний экзамен.

Филька же подобрал тяжелых птиц и, вместе с ружьем закинув их за спину, остановился рядом с Колей.

— А мы, брат, здесь охотились, — сказал он. — Много фазанов пасется по утрам на мысу.

Коля дрожал всем телом. Филька снял свою куртку и накинул ему на плечи. Он взял его тоже под руку.

Но тропинка была узка для двоих. И они пошли друг за другом, а Таня с отцом впереди.

Она прижималась к нему все тесней, чтобы плечом не сбивать росы с деревьев.

Изредка она поднимала глаза и смотрела ему в лицо. А он шагал по тропинке прямо, не боясь росы и стуча каблуками по корням. Он не вертелся, не кружился по лесу. Он был прост. Он улыбался ей и держал ее крепко.

— Как ты похожа на мать в этом белом халате! — сказал он.

А Таня вдруг подняла руку отца, положила к себе на плечо так, как она лежала в первый день их встречи. Затем погладила ее, поцеловала в первый раз.

— Папа, — сказала она, — милый мой папа, прости меня. Я на тебя раньше сердилась, но теперь понимаю все. Никто не виноват: ни я, ни ты, ни мама. Никто! Ведь много, очень много есть на свете людей, достойных любви. Правда?

— Правда, — сказал он.

— Простишь ли ты мне когда-нибудь мою злость? Я больше не буду сердиться. А ты, — тихо спросила Таня, — не сердишься на меня, что я была тут, в лесу, с Колей так рано?

— Нет, моя милая Таня. Я ведь тоже знаю: хорошо в лесу на рассвете!