Дни поздней осени - Сергиенко Константин Константинович (книги без регистрации полные версии txt) 📗

Как бы уснуть? Меня всю трясет. Вот еще один сентябрьский стих Алексея:

22 августа. Среда

Все пропало. Дневник мой, дневник, что же делать?

23 августа. Четверг

Лежу с температурой. Переживаю вчерашнее. Как знала, что ничего не получится. Ночь на среду почти не спала, встала чуть свет, выпила чаю. Пошла купаться, хоть и было прохладно. Потом одевалась. Меня заставляли надеть выходное красное платье, но я надела простое белое, в котором он увидел меня впервые. Мама пошла провожать, электричка отправилась вовремя, но на следующей станции внезапная остановка. Десять минут стоит, пятнадцать. Что такое? Никто не знает. Я выглянула из дверей, спросила милиционера, пойдет ли поезд. Пойдет, уверенно ответил тот. Но вот уже двадцать минут стоим, и наконец известие: впереди оборвался провод. Посмотрела на часы и поняла с ужасом: если через десять минут не отправимся, опоздаю на встречу. Но отправкой не пахло. Я выскочила на платформу, туда побежала, сюда. Того же милиционера спросила, как можно добраться до Москвы. Опаздываю, очень важная встреча! Он показал на шоссе, пересекающее рельсы. Я побежала туда и стала поднимать руку. Одна машина остановилась, другая, но все не в ту сторону. Наконец повезло, «Жигули» подкатили. Куда тебе, девочка? До кольца подброшу, а там мне направо. Автобусом доберешься. Я даже не помню его лица, ничего не помню, а человек мне помог. Минут через двадцать высадил меня у мотеля, денег не взял, да у меня и было всего два рубля. Еще целый час добиралась до центра, а когда подбежала к стеклянным дверям метро, часы показывали 16.10. У бюста его уже не было. Я так обессилела, что прислонилась к холодному мрамору и так стояла не знаю уж сколько времени. Чувствовала, что холодею и тоже становлюсь мрамором. Пушкин, мой Пушкин, превращенный здесь в бронзовый бюст, был совершенно ко мне безразличен. Какой-то юноша подошел и стал спрашивать, не видела ли я такого-то вида девушку. Потом подходил снова и снова говорил: вы тоже не дождались? Но я не ждала. Я просто стояла и не могла сдвинуться с места. Поезда проносились слева и справа, выходили, бежали люди. Кто-то обнимался, дарил цветы, а бронзовый Пушкин смотрел на далекие эскалаторы, не замечая моего присутствия. Еле собралась с силами и побрела. Ноги понесли по бульвару к родному переулку. Как я дошла, не знаю. Открыла дверь и упала на диван в прихожей. Мне было так тяжело. В том, что случилось, я чувствовала предначертание, рок. Он не дождался меня! Решил, что я передумала, а может быть, передумал сам. От мыслей разламывалась голова, озноб стал трясти. Видно, столь долгое соседство с холодным мрамором, а может, утреннее купание дало, себя знать. Еле добралась до поселка. Тут все разахались, уложили меня в постель. Наутро было не лучше. По-прежнему болела голова и температура держалась высокая.

Сейчас уже вечер. Ужасно, что не могу пойти на Черную дачу и все рассказать. Он-то, наверное, думает, что я не была в Москве. Положение незавидное. Одни мы на белом свете, никто не знает о нашем союзе. И если случай вдруг разлучит, никто не поможет, никто не скажет слова сожаления. Только ты, только ты, мой дневник! Если б ты мог обратиться в живую персону! Я представляю тебя человеком с умным, проницательным взглядом, сдержанными манерами и умением слушать. Как не хватает нам друга! Наверное, это вечный удел влюбленных — противостоять всему миру.

Сейчас за окном упала звезда. Падение осенней звезды похоже на вскрик. Сколько таких безмолвных вскриков беспокоит сейчас небеса. Целый хор безмолвия. Завтрашнего дня ожидаю со страхом.

24 августа. Пятница

Все не так уж плохо!

Он догадался, что случилось непредвиденное, но ждать больше не мог. Его, в свою очередь, ждали там, где мы должны были обручиться.

— Ничего не потеряно, Маша. Повторим попытку.

Но ведь скоро в школу! Двадцать девятого уезжаем с дачи. Значит, всего осталось пять дней.

— Успеем, — сказал он. — Я собираюсь остаться на даче до октября. Девятнадцатого лицейский день, я всегда встречал его вместе с друзьями. А теперь надеюсь встретить с тобой. Приедешь на дачу девятнадцатого?

— До этого так далеко.

— Будем гулять по лесу и читать стихи. Соберем букеты осенних листьев.

Боже мой, всего лишь пять дней осталось! Я так привыкла к нему. Не представляю и дня, чтоб не видеть его хотя бы недолго.

— Я буду к тебе приезжать, — сказал он.

Словно это так просто! В Москве я меньше свободна. И где мы сможем встречаться? Безысходно все. Хоть бы скорей обручиться. У меня ощущение, что надвигается гроза.

25 августа. Суббота

Да, ощущение не обмануло. Мы были в саду и тихонечко целовались. Вдруг кто-то затряс калитку и закричал:

— Эй, хозяин!

Алеша пошел смотреть. Вернулся с недоуменным видом, в руках конверт. Вертел его так и эдак, перечитывал адрес. Но вдруг лицо его изменилось, он побледнел и бросил письмо на скамейку.

— Так, — сказал он. — Я этого ждал.

— Что-нибудь неприятное? — спросила я.

— Не почтой, со знакомым, — пробормотал он. — Чтобы прямо в руки.

Он был взволнован и растерян одновременно. Выражение его лица менялось ежесекундно. Отчаяние и страдание, внезапное оживление. Я не сразу поняла, от кого письмо.

— Что же? Читать? — спросил он меня, а сам уже рвал конверт.

Сел на скамейку, погрузился в чтение. Потом вскочил и ушел в дом. Я сидела ни жива ни мертва. Случилось что-то важное. Неужели известие о той? Но ведь она умерла... Последние дни я уже не верила в это. Слишком многозначительно тогда он сказал: «Да... умерла». Словно человек еще жив, для него только умер.

Он вышел из дома с возбужденным лицом, письмо в руке.

— Я этого ждал, — сказал он.

Я молчала. Он погрузился в раздумье, я почувствовала себя одинокой и лишней.

— Поздно, сударыня, поздно, — пробормотал он.

Внезапно опустился передо мной на колени и зашептал горячечно:

— Не думай, Маша, не думай. Мы вместе и навсегда.

Но, видно, что-то важное было сказано в том письме. Оставшееся время он говорил только о нем. От волнения задыхался:

— Вот так! Просто послать письмо. Объявить о своей ошибке. Смиренно признать недостатки. Просить прощения!

— Письмо от нее? — пролепетала я.

— Полгода ни слова! В ответ на мои призывы — молчание. На мои мольбы и проклятия. Я писал, что умираю, она молчала. И когда встречались, молчала тоже.