Герда - Веркин Эдуард (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Гуляли почти три часа, от десяти утра, до аппетита, потом двинули обратно, причем Герда прихватила с собой и покрышку, упрямо доволокла ее до дому и забросила в гараж.
Дома было так себе. Симбирцев и Аделина сидели в холле, пили газировку с лимоном и со льдом и в преддверии театрального вечера обсуждали последние московские премьеры, Симбирцеву нравилось, а Аделине нет, не хватало чего-то ей.
Симбирцев был похож на Симбирцева. Такой старорежимный. Доктор Чехов, только не чахоточный, а напротив, большой любитель игр на свежем воздухе – поло, крикет, лаун-теннис. В пенсне. Нет, в самом настоящем пенсне, я такие только по телику видел, а у Симбирцева на носу прилипли. И смотрит так… Одним словом, мы, дворянство Костромской губернии и, наверное, вегетарианец. Аделина очень довольно выглядела, мечты сбылись, наверное, скоро поедет, на радостях убьет из лука косулю.
Сама она на себя была похоже все меньше. Очки у нее пропали, видимо, вставила контактные линзы. И макияж исчез. Раньше Аделина мазалась как Барби на выпускном, а сейчас ничего, даже волосы в хвост на затылке собрала, такая вся серьезная, как Прозерпина, не помню, кто такая. И костюм строгий, как у девушек в банке.
– Тебе идет серый, – сказал я и напшикал в стакан из сифона.
Сифон это, кстати, Симбирцева подарок, стильный такой аппарат, в серебряной оплетке, во всех приличных домах пьют газировку только из сифона. Что-то в этом действительно есть, сифон у нас всем понравился, особенно Мелкому.
– Спасибо, – ответила Аделина. – Я знаю.
– Серый всем идет, – заметил Симбирцев. – Это классика. Шерсть, английское сукно.
– В шерсти в театре жарко будет, – предупредил я. – Я вот в рубашке пойду.
– А ты, Игорек, что, тоже в театр собираешься? – осведомилась Аделина.
– Собираюсь.
– Бедненький. Пойдет в театр, будет мучиться. Один пойдешь, кстати? – спросила Аделина уже ехидно.
– Не один, – ответил я.
– А с кем? Я слышал, ты подружку завел. Ткачиху, кажется?
– Повариху.
– И как она? Борщ варит?
Я промолчал.
– Борщ, галушки-пампушки, всем так нравится простая народная кухня. Смотри, пристрастишься еще.
– А тебе-то что?
– Мне ничего, за отца обидно, – закатила глаза Аделина.
– А что тебе отец?
– А то. «Конек-Горбунок» читал? Было у отца три сына…
– А дочерей совсем не было, – оборвал я.
– С другой стороны, ты почти как декабрист, конечно, – продолжала Аделина. – Поднимаешь культуру среди диких масс, прививаешь им ценности, зубы там чистить, мыться раз в неделю. Ты просто Муравьев-Апостол, братишка.
Аделина презрительно посмеялась.
– А ты…
Она меня немного разозлила. То есть даже не немного, а вполне себе, мне захотелось встать и треснуть ее, припомнить все.
– А я люблю самодеятельные постановки, – вовремя вмешался Симбирцев. – Это правильно. Лучше посмотреть домашнюю постановку, чем десять профессиональных. Профессионализм не тождественен одаренности, напротив, вспомните Треплева…
Симбирцев завелся рассуждать о таланте, я отправился в гараж прогревать машину. Прав у меня нет в силу возраста, и за руль меня не пускают, однако прогревать двигатель и выводить вэн из гаража позволяют.
Я запустил двигатель и убрался на пассажирское сиденье. Включил радио, тупую музыку. Пришла Герда. Она подняла морду и стала смотреть в машину. От ее дыхания стекло сразу же запотело, и мне стало казаться, что там, снаружи совсем не собака, а какое-то сказочное существо, то ли гном, то ли домовой, то ли кто еще неведомый монстрологии, добрый и печальный дух несбыточных надежд.
Потом она приложилась носом, и на запотевшем стекле отпечатались две завитушки, похожие на королевскую лилию. Исчезла. Вот только что пыхтела и вот уже нет. Зато явились Симбирцевы, Аделина выгнала меня с пассажирского места на задний диван, сама уселась за руль, а Алексис Симбирцев рядом с ней. Поехали в театр.
Всю дорогу, разумеется, беседовали тоже о театре, то есть Симбирцев рассказывал про то, что сейчас театр в кризисе, никто не знает, куда идти и что делать, и в такой ситуации актуально возвращение к основам, а основы сами знаете где залегают. Что он в последний заезд в Британию посещал «Глобус» и театральный центр на Эйвоне, так вот там ведутся дискуссии, определяется парадигма, она соответствует…
А Аделина соглашалась, говорила, что надо бить в колокол, пока не все еще растлено и растленно.
Я представил, как они вместе бьют в колокол. Как Симбирцев раздувает праведные ноздри и дергает за мозолистый колокольный язык, а Аделина ему помогает, звонит в маленький бронзовый колоколец, и бьют, и взывают, и спасают. И я не удержался, и после того, как Симбирцев в очередной раз восхвалил британскую школу драматического искусства и провозгласил безусловный примат строгой традиции над расхлябанным модерном, я сказал:
– Обсморкаться.
Аделина слегка вильнула вправо и закашлялась, а Симбирцев сделал вид, что не расслышал, и переспросил:
– Что?
– Идиот, – сказала мне Аделина.
Сейчас мне с ней ругаться не хотелось, и я примирительно сказал:
– Да я в этом ничего не понимаю, если честно.
– Не понимаешь и молчи, – наставительно рекомендовала Аделина. – Ты вообще, я погляжу, слишком борзый стал. Не рановато ли?
Я хотел ответить, но не успел, потому что мы приехали к Театру юного зрителя.
Вокруг уже собралось довольно много недешевых машин, Аделина стала искать место для парковки, а я выбрался на воздух и двинулся ко входу.
Мероприятие действительно выглядело масштабным. Народ тянулся к ТЮЗу, причем довольно массово тянулся, тетеньки с детьми, и немногочисленные дяденьки с детьми, бабушки и дедушки. На ступенях за пятьдесят рублей продавали благотворительные значки «Материнского Рубежа», я купил две штуки, остальные тоже покупали, Симбирцев купил сразу десять, чем произвел впечатление на Аделину, она стала любить его гораздо сильнее. Впрочем, значки вообще покупали хорошо.
Фойе театра тоже вовсю заполнял народ, нарядные дети, взрослые в солидных костюмах и в костюмах уток, медведей и крокодилов, клоуны еще. Пахло, как водится, – попкорном, шоколадом, гудели дудки, бренчали сахарные машины, какая-то скрипучая музыка играла, точно шарманка, оказалось, что на самом деле шарманка – возле колонны стоял Одноногий Сильвер с попугаем на плече и крутил ручку. Симбирцев восхитился еще раз и побежал снимать шарманщика на телефон, Аделина с ним. А я отправился бродить, искать Сашу.
Долго искать не пришлось, Саша меня уже ждала, в джинсах и в клетчатой рубашке, стояла, прислонившись к колонне, смотрела вокруг. В руке благотворительный шарик, на рубашке благотворительный значок.
– Привет, – сказал я.
– Привет, – кивнула Саша. – Ничего мероприятие, народу много. Куда деньги пойдут?
– Не знаю. Кажется, собираются детдомовцев к морю свозить.
– Хорошее дело.
– Алька просила, чтобы ты пришла, – сказал я зачем-то.
– Она тоже участвует? – удивилась Саша.
– В главной роли.
– А где цветы? – спросила Саша.
– Какие? – не понял я.
– Ну, ты, Гоша, валенок, – помотала головой Саша. – У тебя сестра впервые в главной роли, а ты ей даже цветов не купил?!
Я почувствовал себя глупо. На самом деле, глупо, Алька наверняка ведь хотела…
– Тут есть где взять цветы? – спросила Саша.
– Не знаю…
Я огляделся. Цветов не видно, только игрушки, всякую электрическую дребедень еще продают в благородных целях, купи благотворительную электронную змею, и тебе спишут два греха незначительной тяжести.
– Может, ей игрушку… Ну, я видел, фигуристам игрушки кидают, вот я и решил…
– Это же театр! Тут не дарят плюшевых мишек, тут дарят цветы. Если подаришь игрушку, она наверняка обидится. Только цветы. Стой тут.
Саша постучала меня пальцем по плечу.
Я стал стоять, чувствуя себя глупо, хорошо, что стоять пришлось недолго, уже через минуту она вернулась с небольшим букетом. Три яркие алые розы.
