Победители - Крапивин Владислав Петрович (книга жизни .txt) 📗
– А я не население! Я зенитная батарея!
Володя помолчал, вытер варежкой мокрое лицо и вдруг улыбнулся:
– Ну ладно. Я ведь не знал, что ты зенитная батарея. – Подожди, я сейчас одну штуку принесу. Бомбы сделаем.
Он, значит, не обиделся.
Он сходил домой и принес три капсюля от охотничьих патронов – крошечные медные чашечки с зеркальцами внутри. Если капсюль залепить хлебным мякишем, да нацепить на ручку с пером, да стукнуть о что-нибудь твердое, знаете как бабахнет! Костя и Володя так и сделали: они превратились в советские самолеты и сбросили три бомбы на немецкие танки, которые расположились на крыльце.
– Во грохает! – радостно сказал Костик. – Как на стоящая бомба! Ага?
Но Володя ответил тихо и серьезно:
– Что ты! Настоящая как даст – сразу целого дома нет.
– Ты видел? – спросил Костик.
– Ещё бы…
"Еще бы", – сказал он, и Костик отчетливо понял, что для Володи война – совсем не игра. Потому что Володя видел сам, как разваливаются от бомб дома. На самом деле, а не в кино. Они ведь по правде рассыпаются. И люди гибнут. И большие, и маленькие…
А зачем?
Ну что им этим гадам-фашистам, было надо? Ну чего они полезли?!
И ощущение злой беспомощности так резануло Костика, что он даже зажмурился.
Это было уже не первый раз. Такую же злость и бессилие почувствовал Костик, когда папа приехал в отпуск и показал ему свои лейтенантский погон, распоротый пулей.
А если бы чуть в сторону? Значит, пуля в голову или в сердце? И война словно в упор посмотрела на Костика.
Костик пришел домой и стал придумывать бомбу. Такую громадную и сильную, чтобы немцы в ужасе бежали до самого Берлина после первого же взрыва. Он хотел начинить ее маленькими бомбочками, чтобы они разлетались во все стороны и взрывались в самой гуще фашистов. На старых газетах он сделал несколько чертежей и решил послать их Калинину. Только надо было перечертить на чистый лист. Костик попросил бумаги у Зины. А она сказала:
– Ну Костик! Ну какой ты конструктор? Лучшие ученые в Советском Союзе изобретают самые сильные бомбы и танки. Они уж как-нибудь справятся. А ты бы лучше примеры решал по арифметике.
Костяк рассердился и порвал чертежи. Вот если бы посоветоваться с Борькой! Но Борьки нет дома. Он на фанерном комбинате. Он туда почти каждый день ходит, потому что их класс организовал фронтовую бригаду. Все мальчишки и даже девчонки сколачивают деревянные ящики будто для посылок бойцам. Но Костик знает, что ни для каких не для посылок. Борька однажды под страшным секретом рассказал Костяку, что эти ящики – корпуса для мин. В них накладывают взрывчатку, а потом эти штуки подсовывают под немецкие танки. Как рванет – от танка только брызги во все стороны.
– Понял? – суровым шепотом спросил Борька.
– Понял, – тоже шепотом ответил Костик и оглянулся.
– Но если хоть кому-нибудь разболтаешь, будешь самый паршивый предатель, хуже всякого шпиона.
– Ни-ко-му, – сказал Костик. И спросил: – А мне можно с вами?
– Пока нельзя. Надо подрасти.
Спорить было бесполезно. Где ему, Костяку, до Борьки? Тот вон какой: большой, сильный, в настоящей командирской гимнастерке, только немного перешитой. Заместитель командира бригады. И два пальца перевязаны бинтом – ударил на работе молотком. Это почти настоящая боевая рана.
Пришел Новый год. 1944-й. Мама принесла елочку. Маленькая была елочка. Костяку до плеча, но пушистая, аккуратненькая. Из корочек старых Зининых тетрадей Костик склеил флажки и цепи. Тетрадки были еще довоенные, с разноцветными обложками – желтыми, розовыми, голубыми, зеленоватыми. Получилось красиво. Ну и, кроме того, были еще настоящие елочные игрушки: несколько стеклянных шариков, два серебристых картонных дирижабля, ватный заяц с лыжами и одним ухом и звезда из тонкой золотистой бахромы.
Звезду Костик посадил на верхушку. Получилось здорово.
Ни свечек, ни цветных лампочек, конечно, не было. Но Костик придумал, как быть. Он отыскал в слоем имуществе лампочку от автомобильной фары и двумя тонкими проводками подключил к розетке репродуктора. Как это сделать, ему Борька рассказал. Когда радио работало, волосок лампочки наливался светом. Если громкая музыка – разгорался ярко; если разговор какой-нибудь – тлел, как уголек в догорающей печке. Костик повесил эту лампочку в самой гуще еловых веток, и она светила, будто сказочный огонек в лесу.
Вечером к Зине пришли гости: две ее бывших одноклассницы, какой-то парень с завода и курсант из пехотного училища Сережа Казанчук. Все смотрели на лампочку и хвалили Костика.
А Зинка подхватила его, посадила на колени и весело сказала:
– Он у нас изобретатель. Недавно хотел бомбу придумать. Немножко не получилось, а то бы всем фашистам сразу капут. Верно, Костик?
– Да ладно, хватит языком чесать, – проворчал Костик и слез с колен.
Все засмеялись, только Казанчук не засмеялся. Он сказал очень серьезно:
– Что смешного? Человек для фронта старался.
И все тоже сделались серьезными. Может быть, стало неловко перед Костиком, а может быть, вспомнили, что скоро Сережа Казанчук уезжает на фронт…
На следующий день в клубе железнодорожников был новогодний утренник. Его устраивал для детей фронтовиков женский совет военкомата (сокращенно – "женсовет"). Костяк на утренник не пошел: прохудились валенки, а на улице было морозно. А мама пошла. Она состояла в женсовете и должна была
встречать ребят в клубе.
Вернулась мама под вечер. Принесла Костяку подарок: бумажный кулек со слипшимися карамельками, тремя пряниками и горсточкой печенья. Точнее говоря, она принесла два кулька, и Костик ревниво спросил:
– А это кому? Зинке?
– Что ты! – сказала мама. – Она ведь большая. Это для Володи. Ну, ты же знаешь, тот мальчик-ленинградец. Он болеет, и меня попросили передать подарок. Отнесешь ему?
– Угу, – сказал Костяк.
Володя жил в соседнем большом доме на третьем этаже. Костик знал, что в шестой квартире, но никогда там не был. Сейчас ему было интересно: есть ли у Володи елка; правда ли, что у него на столе стоит самодельный крейсер – маленький, но как настоящий; и действительно ли висят на стене портрет Володиного отца, морского летчика? Про крейсер и портрет рассказывал Борька, он к Володе несколько раз приходил.
