Встречаются во мраке корабли - Хондзыньская Зофья (читать книги без регистрации TXT) 📗
Утром, когда Худой постучался к ним в комнату, чтобы сказать Эрике, что он идет смазывать лыжи и будет ожидать ее перед домом, Павел небрежно бросил:
— Эрика сегодня с тобой не пойдет. Я хочу показать ей горы, она же тут впервые.
— Я с вами, — быстро нашелся Худой.
— О нет, тебе, наконец, представится случай хоть немного потренироваться. Я не могу считать своим соперником человека, который за десять дней едва ли четыре раза спустился с горы.
Худой пожал плечами.
Когда они выходили, он подошел к ним.
— Слушай, Павел, только не форси, прошу тебя. Я говорил со спасателями, есть опасность обвала.
— Обвал в январе! — Павел постучал себе по лбу жестом, полным сострадания. — Ты бы, браток, придумал что-нибудь более правдоподобное.
Но сейчас, оглядываясь по сторонам, он подумал, что Худой, пожалуй, не соврал. Снегу нанесло в этом году — сила, а теперь мороз ослаб, громадные нависи виднелись на всех остроконечных уступах. Он понимал, что идет слишком быстро, подозревал, что Эрика устала, но очень не хотел спрашивать ее об этом. Так хотелось, чтобы она сама вдруг сказала: «Павел, может, передохнем минутку?», чтобы первая обратилась к нему, хоть о чем-то его попросила. «Ну и гордыня…» Идя на несколько шагов впереди нее, он припомнил — как на киноленте — тысячи различных кадров: их знакомство, рисунки в ее альбоме, забавное море с изогнутыми волнами, разговор (и конец этого разговора!) в том проклятом вроцлавском кафе, руку, которую она так странно, как чужая, убрала в кино из-под его руки, рыбную запеканку, разные ее слова, жесты, потерянные взгляды, странное, угрюмое молчание.
Собственно, ничего особенного не произошло, да что там говорить — ровным счетом ничего не произошло. Минуту он нежно прижимал ее к себе, даже не целовал («И как мне это не пришло в голову!» — удивленно подумал он), но почему-то Эрика, бредущая сейчас за ним по снегу, под хмурым, тяжелым, погасшим небом, никак не совмещалась в его сознании с той девушкой, о которой он только что думал. Была кем-то иным. Более близкой… Или далекой… Более знакомой или более чужой… Одним словом, кем-то совсем иным.
Ну и характерец, однако! Скорей с ног свалится, но чтобы первая голос подала — дудки. Павел остановился.
— Отдохнуть не хочешь?
И вдруг рассмеялся. Эрика так запыхалась, что даже ответить была не в состоянии.
— Почему ж ты не сказала? Мы бы посидели.
Он снял куртку и положил ее на ближайший пень.
Минуту было тихо, Эрика тяжело дышала, сердце ее билось где-то в горле.
— Закурим? — наконец с трудом произнесла она.
— Минут через десять. Передохни немного.
Тон был властный, необычный, она подняла на него глаза, но он смотрел куда-то вбок и тоже был какой-то другой, незнакомый.
Они шатались по горам почти до трех часов.
Уже у самой базы встретили Худого.
— Я боялся за вас, ослы. Эрика ничего не смыслит, но ты-то! — с возмущением обратился он к Павлу. — Эгоист, только о себе и думаешь. А того не учитываешь, что она в горах пока что ноль без палочки и за ней следить надо. Сегодня-то ведь будь здоров как опасно.
— Ну, знаешь! — возмутился Павел. — Я, между прочим, тоже не намерен погибать под лавиной. А поскольку я, как ты утверждаешь, эгоист, то если б угрожала опасность…
И вдруг, не сговариваясь, они с Эрикой расхохотались. Худой посмотрел на него, на нее, резко повернулся и ушел.
А они постояли еще минуту, глаза их встретились.
«Люблю ее», — подумал Павел.
«Нет, не люблю его», — подумала Эрика.
— Пики, — объявила она.
— Без козыря.
— Три пики, — выскочил Худой. Должно быть, карта у него была хорошая и он хотел не прекращать торговли, чтобы сыграть более высокую игру.
В эту минуту к ним подошла Марта.
— Павлик, карты советую отложить. К тебе гости.
— Отцепись. — Павел сидел спиной ко входу. — Какие там еще гости, когда они прут на малый шлем!
— И все же советую…
Было в голосе Марты нечто такое, что заставило всех обернуться; мертвая тишина воцарилась вдруг за столиком. Эрика не поняла, в чем дело, но увидела направлявшуюся к их столику красивую девушку в белом кожушке и (это в горах-то!) в замшевых сапожках на котурнах.
Один только Худой ничего не заметил и потому обозлился:
— Ну, в чем дело? Что это, бридж или чижик? Что ты сказала, Эрика?..
И тут увидел, что Павел, положив карты на угол столика, встает. Худой обернулся, сжал губы.
— Спокойно, Бруннер, — наклонился он к Эрике. — Спокойно, ясно?
Понимала — не понимала — понимала — знала: то, что происходит, угрожает спокойствию нескольких дарованных ей дней.
Павел с девушкой уже были у столика.
— Привет, Алька, — приветствовала ее Марта.
А Павел, обращаясь к Эрике, сказал:
— Познакомьтесь, моя сокурсница.
— Откуда ты взялась тут, Алька? — удивленно спросил Худой.
В голосе его не слышалось восторга.
— Как это откуда? — неприязненно вставила Марта. — По Павлику стосковалась.
По ней тоже видно было, что Альку она не переносит.
— Угадали, я приехала Павку навестить. Он обещал вернуться пораньше, но, как видно, обязанности няньки по отношению к «трудному случаю», который пришлось увезти из дома, чтобы не похабить маме праздники…
Секунду стояла тишина, потом раздался звук пощечины, потом с шумом упал стул, послышался глухой, шлепающий топот расшнурованных ботинок.
Глядя на Павла, Алька держалась за щеку.
— Ты, хам!.. — начала было она, но смолкла.
Павел стоял бледный, как стена. Между бровями у него появилась продольная морщинка.
— Как ты смела? — сказал он таким сдавленным голосом, что только Алька услышала его слова.
— А откуда мне было знать, что это она и есть?
— Не лги. Она была в твоей куртке, в твоих штанах. Ты знала, что я тут с ней, а остальные тебе знакомы. К тому же я как-то показывал ее тебе. Ты знала, как важно мне было дать ей передохнуть хоть немного. И все же приехала, чтобы все нам испортить. Из глупой, идиотской ревности. Убирайся, чтобы глаза мои вовек тебя не видели.
— И не увидишь. «Нам!» Может, не столь уж идиотская была моя ревность, если «вам» испортила. Ты обманывал меня. С тех пор, как появилась в Варшаве твоя дурацкая, взбалмошная подопечная.
Павел двинулся было к Альке, но Худой схватил его за руку.
— Оставь, времени жаль.
Павел стиснул кулаки, так что косточки побелели. Секунду постоял еще, а потом вылетел из зала, хлопнув дверью с грохотом, достойным Эрики в лучшие ее времена.
Она как ветер мчалась вниз по лестнице. «Обязанности няньки по отношению к трудному случаю». Вот она, правда. Вот почему Павел пригласил ее ехать с ним в горы. Где же они, черт возьми, ведь сюда их поставила! Ага, порядок. Что-то грохнулось, она надела лыжи тут же, у базы, и, с силой оттолкнувшись палками, проехала несколько метров до места, где начинался подъем на Карчмиско. Было жарко, она стянула куртку. «Ее», — мелькнуло в мыслях, и в ту же секунду она швырнула куртку в двух шагах от вытоптанной тропки.
Все это она делала почти машинально, в голове не было никаких мыслей, кроме одной-единственной: спешить, скорей, скорей, только бы подальше от базы, от них, от Павла, от этой позорной измены. Мало того, что он устроил ей во Вроцлаве, так еще один сюрприз приготовил — эту расфуфыренную идиотку. Его девушка. Впрочем, какая разница — его, не его. Важно лишь то, что Эрика услышала из уст этой Альки. То, в каком свете представил ее Павел. Уж этого-то Алька выдумать не могла. Эрика упала, поднялась, почти не заметив этого. Только бы дальше, быстрей, только бы ни за что на свете не попасть к ним в руки. Хотя кто там будет догонять ее… «Разве что Худой», — пришло ей в голову, и она решила ускорить шаг, но восхождение было трудное, после утреннего похода она не успела еще толком отдышаться и теперь уже сильно запыхалась. Вряд ли им придет в голову, что она, ни разу еще не спускавшаяся по лыжной трассе, решилась съехать вниз, к Кузницам. «Нет, конечно», — успокаивала она себя. К тому же все деньги у Павла, значит, ему известно, что у нее нет ни гроша ни на поезд, ни на ночлег.
