Чудеса в Гарбузянах (илл. А.Василенко) - Нестайко Всеволод Зиновьевич (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
Прибывшие тем временем достали из багажника два раскладных стульчика, газовую плитку с баллоном, кастрюлю, чайник, большую белую сумку-холодильник с продуктами, разложили это все не земле и принялись готовить завтрак.
Потом старик еще за чем-то полез в багажник и, перекладывая в нем вещи, вытащил широкую лопату с деревянным черенком и острым лезвием. И тут…
— Ой! — тихо ойкнул Марусик и сразу закрыл рот рукою. — Ой, ребята… — зашептал взволновано. — А может… может, они как та миссис Гапка… и… и Фишер?
Ребята пораскрывали рты.
…Тут я вынужден прервать свой рассказ и вместе с вами перенестись в прошлое, лет на двадцать назад, когда ни вас, ни наших героев еще не было на свете, а Липки еще не были безлюдными, как теперь… Тогда тут произошло событие, о котором любят рассказывать на посиделках наши гарбузянцы и о котором, конечно, Марусик, Журавль и Сашка Цыган прекрасно, во всех подробностях знали с малых лет, потому что слышали множество раз.
Но поскольку вы ее еще не слышали, я позволю себе вам пересказать.
Глава третья, в которой речь идет о делах далеких и даже очень далеких как по времени, так и в пространстве
…По соседству с дедом Коцюбой жила тогда семья Бойко — Петр Васильевич, его жена Катерина Семеновна и их дочь Люба, восемнадцатилетняя чернобровая красавица.
Петр Васильевич был знатным механизатором, передовиком, портрет его висел на Доске почета. Катерина Семеновна, доярка, соревновалась с мужем и частенько, бывало, красовалась на Доске почета рядом с ним. Люба трудовой славы родителей еще не достигла, но и ее портреты то и дело появлялись на страницах районной газеты (не столько, правда, из-за показателей в труде, сколько из-за того, что фотокорреспондент был в нее влюблен).
Одним словом, семья Бойко была известна на все Гарбузяны.
И вот неожиданно, как гром среди ясного неба, облетела Гарбузяны неожиданная новость: к Петру Васильевичу едет из Америки в гости сестра.
Петр Васильевич ходил растерянный, Любу корреспондент перестал фотографировать, а Катерина Семеновна даже плакала потихоньку.
— Миллионерша… А… Обычные бедные люди за океан в гости не летают. Один билет на самолет тысячу долларов стоит. Мне швейцар из «Интуриста» говорил. Я знаю. Точно. Нет никаких сомнений. Миллионерша! Я в таких делах никогда не ошибаюсь. У меня нюх! — говорил Тимофей Гузь, дальний родственник Степаниды Неварикаши, который приехал на неделю погостить и уже третий месяц жил за ее счет.
И пошло, поползло по селу: «Миллионерша… Миллионерша… Ишь-ты, родная сестра передовика — миллионерша! Акула капитализма!.. Ай-яй-яй!»
— Да не родная! Двоюродная, — объясняла Катерина Семеновна. — Да и то не очень, их отцы были по отцу только родные. Дед их Стефан сам с Львовщины. Семью там имел. Но жена молоденькой от чахотки померла, сына оставив, Гапкиного отца… А наш Бойко уже от другой, от здешней…
— А как же он сюда попал, Стефан этот? Львовщина была, кажется, за границей, в Австро-Венгрии.
— А он учился во Львове, в Высшей политехнической школе. Познакомился там с украинским помещиком Танцурою, и тот взял его к себе управляющим.
— Этот дед Петра Васильевича на минуточку, значит, управитель? Эксплуататор трудового крестьянства. Хе-хе-хе! — подхихикивал Гузь.
— Управителем он здесь только год всего и был. А потом женился на простой крестьянке-красавице, поставил тут шинок и стал шинкарить.
— Тоже неплохо! Имел, значит, на минуточку кусок хлеба с маслом. Не голодал.
— Сам то не голодал. А вот жена и сынок, Василий, отец моего Петра, не поверите, почти голодали. Этот Стефан был такой скряга, такой скупердяй, какого свет не видел. Жена у него жила хуже батрачки…
— Подождите, а как же Гапка в Америку попала?
— Да пишет: во время оккупации фашисты в Германию увезли. Очутилась в американской зоне. Родители от бомбежки погибли, хата сгорела, возвращаться, казалось, некуда. Вышла в Германии замуж за поляка, у которого родственники в Америке…
— И теперь, бедненькая, миллионерша… А что? Раз может себе позволить на минуточку смотаться в гости из Америки к нам, то уж копеечку имеет, и не малую!
— Не знаю, чужих денег не считаю.
Сам Петр Васильевич на расспросы отвечал смущенно:
— Да я её всего раз в жизни и видел. Перед войной. В сороковом. Как освободили Западную, приезжали они с дядькой Львом и теткой Антониной в гости на две недели. Надутая такая была, неразговорчивая. Какая она сейчас, и не представляю даже. Столько лет не отзывалась. Я уже был уверен, что… И вдруг… «Дорогой братец! По украинскому радио на заграницу узнала, что ты живой и здоровый. Очень хотела бы тебя увидеть… Встречай… Еду… «А я еще выступать не хотел, от корреспондента бегал…
— Ну и встречайте… Может, машину вам привезет ваша сестричка миссис Гапка… «Крайслер-Форд» или «Ягуар»… Хи-хи-хи! — Тимофея Гузя вся эта история чрезвычайно тешила. Он целыми днями только о ней и говорил.
С легкой руки Тимофея Гузя все село стало называть сестру Бойко «миссис Гапка».
Её приезда ждали с нетерпением, и вот наконец…
— Едут! Едут! Едут! — отчаянно закричал отец Цыгана, тогда еще чумазый шестиклассник Павлушка, который сидел с самого утра на верхушке здоровенного дуба, что рос у дороги, возле ворот дома Бойко.
Подъехала длинная, с открытым верхом интуристовская машина, и, кроме миссис Гапки, черноволосой, худощавой, совсем не похожей на Петра Васильевича пожилой женщины, вышли еще какие-то иностранного вида толстяк и стройный широкоплечий молодой человек в сером костюме и ослепительно-белой рубашке с ярким галстуком.
Выйдя из машины, миссис Гапка с минуту растерянно шарила глазами, оглядывая большую толпу, которая собралась у ворот Бойко, пока Петр Васильевич сам первый не сделал к ней шаг, чтобы, чего доброго, сестра не перепутала и не кинулась обнимать соседа Павлентия Кандыбу или же секретаря сельсовета Любомира Цимбалюка.
И тогда миссис Гапка раскрыла свои объятия и шагнула навстречу Бойко.
— Братец! Ах, братец, я есть такая счастливая, что тебя нашла. Отчаянно! Всё-таки, семья, видишь, это есть самое важное в жизни… О, я это хорошо знаю… — Она обвела взглядом вокруг, и Петр Васильевич поспешил кивнуть на жену и на дочь, которые смущенно топтались позади него.
— Сестра! — воскликнула миссис Гапка и, освободив одну руку, обняла Катерину Семеновну. Но тут же пришлось освобождать другую руку и совсем оставить брата, ведь надо же было обнять и племянницу Любу. — Племянница!.. Ах, я так рада, что вас нашла… это есть счастье!
— Прошу в хату! — сказал Петр Васильевич. И новоприбывшие пошли во двор.
Тимофей Гузь сунулся было за ними, но секретарь сельсовета Любомир Цимбалюк деликатно пресек его дорогу, наступив на ногу.
— Ах, да! — сказал Гузь. — Такой момент! Не будем мешать!
И все любопытные остались за воротами.
Уже в хате миссис Гапка вдруг опомнилась и сказала:
— Ах, извините, ведь я вас не познакомила! Это мистер Фишер, — она показала на толстяка, который едва наклонил голову. — Мой… приятель… А это… ваш… товарищ Олексиенко…
Стройный молодой человек в сером костюме, приятно улыбаясь, всем по очереди пожал руки. Причем Любе улыбался с особой симпатией.
Именно он внес в хату два чемодана, один большой, другой поменьше. Мистер Фишер что-то коротко сказал по-английски товарищу Олексиенко, и тот, снова-таки приятно улыбаясь, обратился ко всем:
— Знаете, вы тут себе по-родственному поговорите, а мы с мистером Фишером немного проедемся по селу, он хочет…
— Но же… — Катерина Семеновна переглянулась с мужем. — Мы сейчас за стол садимся.
— Ничего-ничего, мы минут через двадцать вернемся, — Олексиенко как-то странно посмотрел на миссис Гапку. Казалось, что-то его беспокоило.
Миссис Гапка тоже посмотрела на Олексиенко как-то странно.
Было такое впечатление, словно она боится остаться в одиночестве с родственниками.
