Большое сочинение про бабушку - Колпакова Ольга Валерьевна (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

— Дверью не хлопай! Микрофон у караоке отключи! Под дудку не пляши… тьфу ты, пианино закрой, я хотела сказать, — вела мама обстрел семейства.

Папа за столом Илюше замечание сделал: не чавкай!

— А то придёт соседка? — спросил Илюша.

Илюша Дашу по спине машинкой стукнул, Даша на него заругалась.

— Я же тихо! — объяснил Илюша. — Соседка не услышит!

Но соседка слышала! А может быть, просто так, на всякий случай стучала по батарее.

Терпела семья, терпела. Первыми привидения не выдержали. Те, которые в батареях жили. Они дружно переселились в будку к охраннику и шастали ночью по стоянке, заставляя сигнализации выть вместо них разными голосами.

Вторым не выдержал папа. Пятнадцать лет ему не запрещали громко петь в ванной, а тут на тебе!

И папа ушёл.

— Я тоже уезжаю, — сказала Даша. — К бабе Зое в деревню. И Илюху с собой беру. Дети должны на природе расти. На природе соседей нет.

«Кошки, конечно, тишину любят. Но при таком тоталитарном режиме не выживают», — подумала кошка Рифма и присоединилась к Даше.

Осталась мама одна-одинёшенька. Только соседи вокруг.

Тишина.

Трамваи за окном звенят.

Радио у кого-то бубнит. И музыка из машины у подъезда.

Мама сначала всплакнула, а потом тоже ушла. Правда, ненадолго. Вернулась и села на спинку дивана.

— Ты будешь гора, — сказала она дивану. — Ну не гора, а так, холмик.

— А ты, — сказала она ковру, — озеро.

— А вы, — мама вытащила из детской все игрушки и высыпала их кучей на берег озера, — а вы овечки. А я буду пастушок.

Мама достала из сумки то, за чем ходила. Это была блок-флейта. И мама заиграла на ней грустную мелодию. Вообще-то в музыкальной школе мама никогда не училась. И играть не умела даже гамму. Но мелодия получилась по-настоящему грустная. Мама вложила в неё всю свою тоску по мужу, детям, по квартире без соседей, по свободе и по природе, из которой у них только привидения и кошка, да и те ушли.

Первыми почувствовали эту тоску привидения. Словно гамельнские крысы, они поплелись на звук. К ним присоединились духи из торгового центра, что через дорогу, и из новой двенадцатиэтажки. Привидения плотно набились в трубы и принялись бурчать, подвывать и подсвистывать. Соседи пять минут колотили по батареям, но это не помогло: привидения выли гораздо громче. От такого хора призраков одно средство — капитальный ремонт. Стали соседи батареи отпиливать, дырки в стенах сверлить, дверь железную приваривать, потолок шумонепроникающим материалом обкладывать.

Но сквозь весь этот шум папа, Даша, Илюша и Рифма тоже услышали грустную мамину песню. Они пришли к дивану и стояли под мамину дудку, словно деревья на берегу озера.

Кошка — словно карликовая берёза.

Папа — боярышник.

Даша — плакучая ива.

А Илюша не мог долго на месте стоять, поэтому он был как перекати-поле.

Игрушечные овечки пытались отщипнуть от них пару листиков, но мама не разрешила.

БОЛЬШОЕ СОЧИНЕНИЕ ПРО БАБУШКУ

Когда бабушка была маленькая, ничего не было. Я хожу по кухне и показываю пальцем на микроволновку:

— А это было?

— Нет, — отвечает бабушка.

На тостер.

— Нет.

На газовую плиту.

— Нет.

На миксер.

— Нет.

Я показываю на холодильник.

— Нет.

На люстру.

— Нет. Когда я была совсем маленькая, у нас была керосиновая лампа. Самое противное было её чистить. Хуже, чем чугунки мыть. А потом протянули провода и загорелась электрическая лампочка. Но люстр не было.

Мы переходим в комнату.

Компьютер.

— Нет.

Телевизор.

— Нет.

Шкаф-купе.

— Нет.

Кровать-то была?

— У меня — нет, — отвечает бабушка.

— Как же так? — не понимаю я. — Как же можно жить, когда у тебя ничего нет! Как я буду про тебя сочинение писать?

— А ты спиши у кого-нибудь, — советует бабушка, бывшая учительница русского языка и литературы.

Я отрицательно качаю головой. Я почти отличница, у кого мне списывать? Если только…

— Бабулечка! — радостно кричу я. — А ты ведь тоже сочинение писала, когда в школе училась. Школа-то у тебя была?

Бабушка соглашается. Школа-то была. И бабушка была отличницей, как я. Она первая из деревни закончила университет и вернулась в свою родную школу работать учительницей.

— Только тогда нам придётся ехать в деревню, забираться на чердак и там искать мои сочинения, — говорит бабушка, — если я их в макулатуру не сдала.

Ну да, компьютеров же раньше не было, всё хранилось на чердаке. Я не против поехать. Я люблю бабушкину деревню. Там две реки, и горы, и клубника растёт на горах, а в садах — медовые яблони, прозрачные, светятся, как звёзды. А звёзды там какие! Размером с крупные яблоки. В городе таких никогда не увидишь. Но бабушкина деревня далеко, в Алтайском крае, среди учебного года не поедешь.

— Нужно вспоминать, — строго говорю я. — Ты же не хочешь, чтобы я пару получила.

— Мне некогда, — отнекивается бабушка. — Я пироги собираюсь стряпать.

Бабушке всегда есть чем заняться. «Мужик умирать собирайся, а земельку паши» — терпеть не могу, когда она так говорит.

— А пироги-то на свете были, когда ты маленькая была? — спрашиваю я.

Пироги были. И мы вместе с бабушкой идём стряпать пироги по-бабушкиному. Иначе как я выпытаю, что мне писать в сочинении.

Конечно, по-настоящему, по-бабушкиному, пирогов не получится. Для этого нужно молока от настоящей коровы, которая весь день гуляла на лугу. И свежие яйца от свободной счастливой курицы, а не от той, что всю жизнь сидит в клетке. И мука из пшеницы, над которой сверкали хлебозоры. Хлебозоры — это такие яркие-яркие беззвучные грозы. Они сверкают над полями, когда созревает пшеница. Очень красиво. И настоящая печка нужна — никакая духовка с микроволновкой не могут заменить печку. Нужна бабушкина деревня, чтобы получились бабушкины пироги.

Пока мы стряпаем городской, упрощённый вариант бабушкиных пирогов, бабушка вот что рассказывает:

ПРО ПЕЧКУ

Отгадай загадку: деревянный город, в деревянном городе глиняный город, а в глиняном городе серебро и злато. Это — печка в доме. Печка в доме — самое главное, потому что в ней огонь. Огонь — это и тепло, и еда, и свет. И чистота. Знаешь, как я мылась, когда маленькая была? В бане, конечно. Но дети часто вымазывались, а баню каждый день топить не будешь. И тогда нас — меня и братьев — мыли в печке, в большой шайке. Прогорят дрова, и долго-долго ещё в печи тепло держится; сидишь, как тыква, паришься. Тыква чем-то похожа на чупа-чупс, только намного больше и вкуснее. Брали её целиком — огромную, вроде мяча, на котором вы гимнастику делаете, — и сажали в тёплую печку. Она там долго томилась-парилась. Дети в это время ходили и принюхивались — вкуснее только от свежего хлеба запах. Потом доставали — золотую, с хрустящей корочкой; корочку отламываешь, а под ней мякоть медовая, ближе к корке — совсем как мармелад. Берёшь ложку и аккуратненько черпаешь.

Любили мы на печи играть. Но когда хлеб пекли, нельзя было на неё забираться. А то хлеб плохо поднимался. И вообще баловаться нельзя, шуметь, если тесто в доме. Пока каравай в печи, в доме обязательно должен кто-то оставаться, караулить, иначе хлеб обидится, что его одного бросили. Когда каравай доставали, взамен обязательно полено в топку клали, чтобы печь не голодала. К хлебу как к живому относились — знали, сколько в него труда вложено. «Рыба — вода, ягода — трава, а хлеб — всему голова», — говорила моя мама Катя. А бабушка Поля, замешивая тесто, шептала: «Ладно, усладно жить богато, творите славно долю, Боже, дарь [1] хлеба и соли».