Поединок с самим собой - Раевский Борис Маркович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
…Спит Юла.
Уже видел он и дом разбомбленный, и по лестнице шагал к тетке Глафире. А теперь видит он Витьку-Башню. Верзила Витька висит у него на плечах, как лошадь у Али-Махмуд-Хана. Висит Витька, беспомощный, обмякший, ногами дрыгает, хнычет: «Отпусти!». А Юла обхватил его крепко, как железными тисками, носит по двору, и все ребята ахают. Удивляются. Хохочут. Ай да Юлька! Ай да Заморыш! Ловко он Башню поддел!..
И Женя тоже смеется, косички так и прыгают.
«Ну и Юлик! — говорит она. — Я и не знала, что ты такой герой!».
Или — нет. Лучше наоборот. Женя говорит мальчишкам: «Ну конечно! Что вы удивляетесь? Я-то всегда знала, что Юлий — герой!».
Часто, ложась в кровать, хочет Юла увидеть во сне отца.
Мать не раз рассказывала про него. Как однажды отец катал Юльку в лодке. Юлька — глупыш двухлетний — сидел на носу, потянулся за лилией и выпал в воду. И так тихо, даже не вскрикнул. И сразу — камнем на дно. Хорошо, отец оглянулся — нет Юльки. Тотчас нырнул, прямо в пиджаке, брюках и туфлях. Нашел, вытащил.
— Ты помнишь? — всегда спрашивает мать.
Юла кивает. Но на самом деле ничего не помнит. Куда там! Маленький был.
А другой раз, мать рассказывает, купил ему отец мороженое! А Юлька-карапуз больше всего на свете любил мороженое. Пристал: еще! Ну, отец купил еще. А к вечеру у Юльки горло перехватило, температура — тридцать девять. Мечется, бредит. Всю ночь отец возле него сидел. Все казнил себя, как это он, обалдуй такой, малышу две порции мороженого.
— Помнишь? — спрашивает мать.
И опять кивает Юла. И опять ничего не помнит.
А во сне зато видит Юла, как плывут они с отцом на лодке; отец точно такой, как на карточке возле зеркала. Бравый и щурится! Видно, солнце в глаза бьет.
Обидно Юле. Ничего не помнит он про отца. Ну, совсем ничего. Если б не карточка, вот эта, на стене, одна-единственная сохранившаяся, он бы и лица отцовского не знал…
И самое досадное, ведь не таким уж маленьким Юла тогда был. Пять лет ему стукнуло, когда ушел отец на войну. Больше и не видел Юлька отца…
Но ведь все же пять лет ему было… Мог бы и запомнить…
Венька говорит: это тоже из-за блокады, из-за голодухи. Она, мол, в памяти и не такие ямы пробивала.
И все-таки очень обидно. Каких-то дурацких медведей на плюшевом коврике помнит, а отца, родного отца — нет.
Глава III. «ПО СОСТОЯНИЮ ЗДОРОВЬЯ…»
Когда-то, давным-давно, здесь находился знаменитый Пажеский корпус. Лишь дети генералов и высших царских сановников учились в корпусе. Будущие блестящие пажи и камер-пажи царского двора.
Возле узорчатой чугунной ограды, отделяющей сад от улицы, суетилась целая толпа мамаш.
У ворот стоял часовой — низенький, но очень важный парнишка в мундире с красными погонами и брюках с красным кантом. К каждому мальчонке он обращался на «вы»:
— Вам куда? Ваша фамилия?
Пришедший обычно обалдевал, еще никогда в жизни его так не величали. Некоторые настолько терялись, даже начинали заикаться и на миг забывали собственную фамилию.
Потом часовой неторопливо смотрел в список, парнишку пропускал, а мамаше солидно и строго говорил:
— А вы, гражданка, можете быть свободны.
Однако мамаши не уходили. Они стояли у ограды и оживленно обсуждали будущую военную судьбу своих детей.
Юльку часовой тоже отыскал в списке и пропустил.
И вот Юла в саду. Он идет по асфальтированной дорожке. На ногах — Венькины ботинки. Они, правда, немного жмут, но не беда. Свои-то все еще в починке. Не пойдешь же в Суворовское в галошах, подвязанных веревочками?
По широким каменным ступеням Юла поднялся к огромной дубовой двери, такой тяжелой — Юла с трудом отворил ее. Очутился в вестибюле. Паркет был узорный и так блестел, — даже боязно на него ступить.
Возле столика сидел суворовец, тоже в мундире с красными погонами и брюках с красным кантом.
— На медосмотр? Направо по коридору, — сказал он.
Юла повернул направо.
В большом зале вдоль стен были расставлены девять столиков. За каждым — врач. Мальчишки переходили от столика к столику. Все мальчишки были голые, и только в руках у каждого — медицинская карточка.
Юла тоже разделся, тоже получил медкарточку.
Ботинки он снял охотно. С облегчением пошевелил онемевшими пальцами.
Его осмотрел глазник.
Потом другой врач, с круглым металлическим зеркалом, укрепленным на лбу, вставил ему холодную никелированную трубочку-воронку в ухо и направил туда свет своего зеркальца.
Потом невропатолог постучал металлическим молоточком Юльке по колену и крест-накрест черкнул этим молоточком по его груди.
Все это совершалось быстро, и каждый врач, осмотрев Юльку, делал пометку в его медкарте.
Потом Юлька подошел к терапевту. Усатый старичок доктор спросил:
— Ну-с, как здоровье, молодой человек? Есть жалобы?
— Никак нет, — ответил Юлька.
И сам удивился: ответ прозвучал коротко, четко, по-военному. Будто он уже настоящий суворовец.
Усатый доктор приложил круглую металлическую коробочку к Юлькиной груди. От коробочки, как две змеи, извиваясь, тянулись резиновые шнуры и вползали прямо в уши доктору.
Доктор передвигал этот маленький массивный кругляш и слушал. Еще чуточку передвинет — еще послушает.
«Как он долго!» — подумал Юлька. Все врачи действовали быстро. Да и этот, усатый, других ребят осматривал без задержки. А Юльку он чего-то слушал, и слушал, и слушал…
Заставил его лечь на жесткую кушетку, обитую белой клеенкой, и опять слушал. Велел попрыгать на месте — и опять слушал.
«Чего это он?» — встревожился Юла.
— Да… — негромко сказал доктор.
Посмотрел в потолок, побарабанил пальцами по столу.
— Да…
И что-то быстро-быстро стал писать в Юлькиной медкарте.
Остальные врачи не задерживали Юльку. Через полчаса он, уже одетый, вышел в коридор.
«Домой?».
А если чуточку посмотреть училище?…
Юла медленно пошел по коридору. Оглянулся. Вокруг никого. Он быстро свернул влево. И еще раз влево. По какой-то лестничке спустился вниз. Приоткрыл дверь.
Странно. Какая-то мастерская. Слесарная, что ли? Тиски, много всяких инструментов, станки.
«А зачем это тут? В Суворовском? — подумал Юлька! — Тут ведь не на слесарей учат?».
Он еще прошел по коридору и осторожно приоткрыл другую дверь. Это была душевая. Много сверкающих белых кафельных кабинок.
Но тут из-за угла вышел какой-то суворовец. Юлька едва успел захлопнуть дверь.
— Заблудился? — усмехнулся суворовец. — Пойдем, проведу.
И вскоре Юлька уже очутился за оградой.
Весь двор и, наверно, полшколы знали: Юла поступает в Суворовское. Ребята глядели на него с завистью.
В классе, на доске, кто-то мелом нарисовал бравого офицера в мундире с погонами. Офицер немножко походил на Юльку, но больше — на генералиссимуса Суворова. А вообще- то они и были похожи: оба маленькие, худенькие, с петушиными хохолками.
А физик, Илья Николаевич, на уроке сказал Юле:
— В Суворовское уходишь? Жаль. Хоть и не отличник ты, а жаль. Прямой ты парнишка. И честный. А эти доблести я ценю превыше всех пятерок.
Юла даже побледнел. Не ожидал такого от физика. И ребята — тоже. Физик на похвалу скуп. И пятерки у него, пожалуй, один только Венька получал. Из всего класса — один.
Строг Илья Николаевич, и в школе зовут его «Инквизитор». Почему так, Юла не знал. Вовсе не похож он на инквизитора. Огромный и толстый. И лицо круглое, с бородавкой возле уха. И всегда в свитере. А инквизиторы в книгах — тощие, желчные, непременно с ног до головы в черном, и глаза горят сумасшедшим огнем.
Юла сказал Веньке:
— Кроме всего прочего, в Суворовском спорта много. И бокс, и на шпагах, и бег. Года через два приду сюда — не узнают Заморыша.
