По эскалатору вниз - Ноак Ханс-Георг (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Отлично, мы друг друга поняли. А теперь расскажи мне, из-за чего ты к нам попал!
Я посмотрел ему прямо в глаза. Он покраснел, сжал губы, уставился в пол и молчал.
— Итак?
— Из-за того, что моя мама решила от меня избавиться.
— Что ты имеешь в виду?
— Она не хотела, чтобы я у нее больше был! Она меня просто сбагрила! Просто сдала на исправительное воспитание. Моя мать — подлый человек!
Я покачал головой.
— Это плохое начало, Боксер! Ну ни в какие ворота. Значит, получается, твоя мать виновата в том, что ты здесь. Не выношу, когда кто-то не способен отвечать за содеянное и норовит спихнуть все с больной головы на здоровую. Меня не проведешь, голубчик. Я изучил твое личное дело. Я знаю все, что на твоей совести, и умный молодой человек, добравшийся до девятого класса главной школы, должен, очевидно, иметь хорошую память и тоже знать это. Ну, так почему ты оказался здесь?
— Потому что моя мама заложила меня! — Он по-прежнему не глядел в мою сторону, в его голосе звучали упрямые нотки.
— Так-так, она тебя, выходит, заложила. Словечко из воровского жаргона, а? От подобных выражений я тебя со временем отучу. А теперь хочется, наконец, услышать, почему ты на самом деле попал сюда!
Мне было важно сломать его откровенное сопротивление сразу, в первый же вечер. Хуже нет, чем спускать такое упрямство. Оно может перейти в ожесточенность, а там и в лютую озлобленность…
— Давай говори.
Он упорно молчал.
— Долго я буду ждать?
— Я здесь потому, что моя мама прислала меня сюда. Потому что она хотела от меня избавиться! Потому что она вообще не мать! Она подлая и меня не любит, я ей больше не нужен!
— Ну, с меня довольно, Боксер! — Я произнес это абсолютно спокойно, почти миролюбиво. Пусть не думает, что может вывести меня из терпения. — Завтра тебе еще не надо идти в школу, так что времени поразмышлять на досуге будет достаточно. Напишешь сочинение «Почему я здесь». И завтра же вечером сдашь его мне, понятно? А теперь марш отсюда!
С этого первого вечера у меня сложилось впечатление, что этот Юрген-Йоахим Йегер — тяжелый случай, а первое впечатление, как я уже говорил, редко меня обманывает. Я этих молодчиков знаю, как свои пять. В принципе все они одного поля ягода. Почти все.
Йоген, не сказав ни слова, повернулся и вышел. Он и не мог ничего сказать: выкричать в первый же вечер этому господину Шаумелю все, что у него на душе, было выше его сил.
Да и что, собственно, воспитатель должен иметь против того, что Йоген рассказал? Все — чистая правда! Слово в слово! Кто ему так удружил, кто упек его в этот дом, в эту тюрьму, где он вынужден делить каморку с семью другими ребятами, кто ему подстроил эту псарню? Мать — и больше никто!
Йоген отлично представлял себе, что могло быть записано в его личном деле. Предположим даже, каждое слово там — правда. А лжи вовсе нету, лжи по большому счету — нет. Там наверняка одни голые факты, а от фактов не отмахнешься. Но и факты могут лгать. До того чудовищно лгать, что в таком вот личном деле ни капли правды не останется, даже если все в нем соответствует истине.
Вернувшись в свою конуру и никого там не застав, Йоген лег ничком на кровать.
Матери для того и существуют, чтобы не бросать своих сыновей, даже если те что-нибудь натворили. Вот именно! Да, он оступился, и даже не раз. Допустим. Но мама не должна была из-за этого взять да и отдать его на сторону. Это несправедливо. Это подло. Так же подло, как было однажды вечером недели две назад.
«Может, ты полагаешь, я буду сидеть и смотреть, как мой сын становится преступником? Думаешь, я хочу, чтобы все показывали на меня пальцем и говорили: это мать того самого, отпетого негодяя? Нет, Йоген, я этого дальше терпеть не намерена! Прежде чем я позволю упрекнуть себя, будто не все средства перепробовала, я тебя кой-куда сдам. Уж будь спокоен! Туда, где за тобой смогут лучше присматривать! Может, хоть там из тебя сделают порядочного человека. Мне это не по силам, и я не желаю, чтобы меня потом в чем-нибудь упрекали!»
Сдать как что-то больше ненужное или нежеланное. Просто-напросто сдать!
— Эй, Йойо, кончай мечтать! Думаешь, нам охота подставляться из-за тебя? Давай-ка раздевайся по-быстрому. Оставь только трусы и тапки, полотенце на шею, мыло в руку. Под душ, а потом на боковую!
Йоген разделся, встал, как и другие, перед своим шкафчиком, затем пришел господин Шаумель и отвел их в душевую.
— Снять спортивные трусы!
Йоген стеснялся, а остальные, видно, привыкли к такому.
— Включай воду! Мылься! Быстрей, быстрей! Выключай воду! Кончили намыливаться! Воду включай! Мойся! Выключай! Вытирайся!
Йоген видел, что другие делают все в темпе, и быстро-быстро вытер полотенцем мыло из ушей.
— Трусы надеть! Наверх марш!
Когда несколько минут спустя Шмель зашел в спальню, все уже лежали по своим кроватям. Был он весьма благодушен.
— Спокойной ночи, Такса, Пудель, Коккер, Терьер. Боксер, не забудь про сочинение, добрых тебе сновидений; что приснится в первую ночь, сбывается. Спокойной ночи, Пинчер, Дог, Сеттер! А теперь ни слова больше! С новеньким тоже! Дверь оставляю открытой!
Стало темно и тихо. В холле прохаживался Шмель. Его туфли тихонько поскрипывали. Вскоре глаза привыкли к темноте и стали что-то различать. Темная тень проползла по краю кровати верхнего яруса. Такса свесил вниз сперва голову, потом руку.
— Приятных снов, Йойо! — Голос еле слышен. Рука блуждала во тьме, пока Йоген не пожал ее, после чего рука и голова исчезли и воцарилась полная тишина. Лишь за дверью еще несколько минут поскрипывали то там, то здесь башмаки, потом скрип прекратился, дверь заперли.
Пудель перевернулся с боку на бок и прошептал:
— Эй, Йойо!
Йоген молчал, неотрывно глядя на расплывчатые контуры нависающей над ним кровати. «И как меня угораздило сюда попасть? Как же это все произошло?»
2
Когда у него потерялся ключ — в палой листве и тумане, — дома никого не оказалось. Он повесил школьную сумку на ручку двери и еще раз проделал весь путь, шаг за шагом, просеивая туман, тщательно исследуя листву. Нашел грош, дырявый мяч, записную книжку с незаполненными страницами, только не ключ. Вернулся назад, но дверь была заперта. Иначе и быть не могло: время еще обеденное, мама должна вернуться лишь вечером, а отец уже два года не появлялся вовсе.
На конфорке стояла сковородка с нарезанной картошкой, кусочками сала, комком маргарина. Рядом наверняка лежала записка: «Залей яйцом» или: «В холодильнике селедка в маринаде». Это и была еда, которой можно перебиться до вечера; только встретиться голодный желудок Йогена и жареный картофель не могли: дверь оставалась запертой.
За найденный грош он получил в булочной на углу бутерброд, сливочную карамель и медный пфенниг — не много для урчащего желудка. К тому же ноябрьский туман пробрался в бутерброд и сделал его клеклым.
Йогену запрещалось приводить домой школьных приятелей, поэтому сейчас ему самому пойти было не к кому.
Он сел на лестницу и уставился на дверь. Толку от этого чуть. По лестничной клетке гулял сквозняк, до вечера — целая вечность.
Госпожа Хеннингс из квартиры напротив наверняка не сказала бы «нет», попроси он разрешения переждать у нее и сделать домашнее задание. Но уж лучше остаться здесь, на лестничном сквозняке. Соседка тараторила бы и тараторила, она бы его сразу же отправила на поиски ключа и дала при этом уйму советов, как его лучше найти. На нервы действовала и ее сюсюкающая приветливость, которая для пятилетних девочек, возможно, и в самый раз, а для тринадцатилетнего парня обидна и даже оскорбительна.
Йоген встал и вприпрыжку побежал вниз по лестнице — ему пришла в голову спасительная идея. Если он сейчас не спеша побредет по городу, разглядывая киноафиши и загадывая желания на рождество перед витринами магазинов, то как раз к двум часам доберется до молодежного центра отдыха, где можно неплохо провести время до вечера. Сам он там еще не был — одноклассники рассказывали.
