Сталинский нос - Ельчин Евгений (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
И защелкнул замок.
7
Я ночью во дворе один в первый раз. Темно. Снег. Ветром так и режет. Иду под арку, выглядываю на улицу. Ну хотя бы один гражданин был. Ни души. Бояться, конечно, нечего, но все равно неохота туда выходить. Шагнул обратно во двор, гляжу вверх на наше окно. А там темно. Щипачевы уже спят, им в нашей комнате тепло и уютно. Завтра они выкинут наши поломанные вещи. Это не важно, вещи не имеют значения. Мы с папой принципиально против личной собственности. При коммунизме личной собственности не будет. Но все же как-то жалко.
Я, конечно, могу вернуться в квартиру и переночевать на полу в кухне. У плиты, наверно, будет тепло, она еще не остыла, на ней весь день готовили. Плита у нас в кухне чугунная, с двенадцатью конфорками — по одной на каждую семью. Когда мама умерла, мы завели примус, чтобы в комнате еду подогревать. А конфорку свою уступили Щипачевым, им нужнее, столько детей кормить. Может быть, папа это и имел в виду, когда сказал, чтобы я Щипачеву ни о чем ни слова, а то он все себе на пользу обернет. Сначала вот мы ему конфорку отдали, а теперь он у нас комнату забрал.
Хотя зачем мне комната? Не у всех есть комнаты. У Ольги Борисовны нет, она живет в закутке возле уборной. А Семенов спит в коридоре за занавеской, и никто не жалуется. Тут мне сразу полегчало. Поживу-ка я на кухне, пока папа не вернется. Кому я помешаю?
Бодрым шагом иду обратно к подъезду и замечаю в снегу следы от шин автомобиля, что папу увез. Сначала я хотел через следы переступить, а потом передумал. Ну нет, думаю, идти назад в теплую квартиру — это слабость, недостойная будущего пионера. Ясно же, что папу взяли по ошибке. Вот Сталину скажут — им там всем на Лубянке достанется.
Хотя когда еще Сталину скажут? Он человек занятой, о каждом гражданине лично заботится, а нас по всей стране миллионы. Может, и не скажут ему до утра. Может и целый день пройти. Неизвестно. А папе завтра ровно в полдень на пионерской линейке быть нужно. Нельзя терять ни минуты. Я товарищу Сталину все сам расскажу.
8
Красная площадь замерзла, брусчатку черным льдом покрыло. Ни души. Холодища. Разбегаюсь и скольжу по льду, так быстрее и интересней. Под ногами кремлевские звезды мелькают, рубинами горят. Очень красиво. Кабинет товарища Сталина там, в Кремле. Все его окно знают, в нем свет горит всю ночь напролет. Великий Вождь всегда на посту.
Представляю себе кабинет Сталина. Вхожу. Он сидит за столом, курит трубку. Увидел меня, нахмурился: чего работать мешаешь? А я ему под козырек и докладываю: «Нельзя терять ни минуты, товарищ Сталин! Папу арестовали». Он хватает телефонную трубку: «Особый отдел! Это что у вас за безобразие? Отец Саши Зайчика в лапах предателей! Срочно принять меры!»
Но на самом деле получается не так. Когда часовые у Кремля меня видят, они бегут наперерез, что-то кричат и за пистолетами в кобуры лезут. Один въехал прямо в меня. Ругнулся, изо рта пар валит, и тычет в меня рукавицей. Я раз ему под руку, и бегом. Он свисток в рот и свистит, а ему другие свистки отвечают. Откуда же их столько набежало? Другой с пистолетом поскользнулся и упал; ба-бах! — его пистолет выстрелил. Хорошо, не в меня. Вдруг вижу, на площадь черная машина выворачивает и фарами по мне, как будто пополам режет.
9
Я так от бега запыхался, что теперь по лестнице чуть не ползком. Ну и навоображал я себе! Будто каждый дурак может вот так заявиться в Кремль к самому товарищу Сталину. А как же враги? Вредители? Напряженная международная обстановка? Папа прав: где моя бдительность? Несерьезно это, безответственно.
Квартира тети Ларисы на пятом этаже. У двери, под кнопкой звонка, таблички с фамилиями. Рядом с фамилией ее мужа накарябана цифра девять. Значит, к ним девять звонков. Я потянулся к звонку, но кнопку не нажал. Не хочу, чтобы тетя Лариса вскакивала с постели, волновалась, считала звонки, думала, кто это пожаловал в поздний час. Решил сесть на ступеньку, отдышаться. Сел, и вдруг дверь нараспашку. Стоит тетя Лариса с малышом на руках, а малыш из-под одеяльца смотрит на меня с любопытством.
— Так я и знала, — шепчет она. — Его арестовали, да? Арестовали?
Малыш заплакал, наверно, испугался. Тетя Лариса стала его укачивать. Я на ноги вскочил — малыша пощекотать, чтобы его успокоить.
— Не плачь, — говорю. — Вот вырастешь, будешь при коммунизме жить.
Тетя Лариса отпрянула и малыша от меня в сторону, наверно, не хочет, чтобы я его щекотал. Тут как раз ее муж подоспел.
— Ты чего, парень? — говорит. — Чего хочешь? До беды нас довести?
— Мне бы только до утра, — объясняю. — Товарищ Сталин утром разберется, и папу выпустят.
— Какой тебе товарищ Сталин? — Он башкой замотал и засмеялся каким-то нехорошим смехом. — Ты, парень, того, рехнулся?
— Ничего смешного. Мне завтра в пионеры вступать, а папа…
— Забудь ты про отца. Он теперь враг народа. Не понимаешь, что ли? Детей врагов народа в пионеры не берут.
Тетя что-то тихонько ему на ухо, но я не расслышал, малыш уж больно громко расплакался. Муж тут совсем рассердился и давай шикать: «Ш-ш-ш», только непонятно, на кого он шикает, на малыша или на тетю Ларису, потому что они теперь оба плачут.
— Не шикайте на них, — говорю. — Не надо.
А он на меня злобно так смотрит и в грудь мне пальцем тычет:
— А ну, давай отсюда. Нечего трудящимся нервы мотать.
И хлопнул дверью.
Я на дверь посмотрел, ну, думаю, ничего себе. И вниз по лестнице. Почти до первого этажа добежал, слышу, наверху дверь открывается. Это, конечно, тетя Лариса. Я как знал, что она за мной побежит. Все-таки папина сестра. Жду, пока спустится. Идет. Крепко меня обняла, прижала к себе. Лицом она очень на папу похожа. Только папа, конечно, никогда не плачет.
— Твой муж ошибается, — говорю. — Какой папа враг народа? Ты же знаешь.
Она кивает, гладит меня по голове, а может, растрепанные волосы приглаживает, непонятно.
— Если мы тебя возьмем, нас тоже арестовать могут, понимаешь? А у нас маленький. Нельзя нам никак. Ты меня, Сашка, прости.
Тут она мне в руку что-то сует и наверх торопится. Деньги. И на том спасибо, деньги всегда пригодятся. Посмотрел, а на ладони копейки. Ну ничего, утром хоть на трамвай до школы хватит.
10
В подвале тетиного дома я нашел пачку старых газет. Страницы с портретом товарища Сталина я отложил в сторонку, чтобы не попортить, а из остальных сделал себе постель под трубами отопления. Тут, в подвале, совсем неплохо, даже уютно.
Лежу, думаю про тетю Ларису. Когда же я ее в последний раз видел? Она еще за этого дядьку замуж не вышла. Папа отвел меня к ней, потому что мама заболела и ее надо было везти в больницу. Я у тети Ларисы прожил целых два дня. Даже в школу не ходил. А когда папа за мной приехал, он сказал, что мама в больнице умерла. Я заплакал, тетя Лариса меня обняла, а папе сказала: «Вид у тебя какой-то виноватый». Он не ответил, просто забрал меня домой. Потом, наверно, были похороны. Только меня на них не взяли. Не знаю почему, надо бы папу спросить.
Над головой тихо булькает и шипит. Это вода идет по трубам. В какой-то квартире патефон завели. Обычно я только революционные марши слушаю, но эта песня ничего, мне нравится, нежная такая и красивая. А почему тетя Лариса сказала, что у папы был виноватый вид? Непонятно. Папа был грустный, это точно. Я думаю, он себя казнил за то, что маму не спас. Он хоть и не доктор, но все равно. Привык за все отвечать.
Я с головой прикрылся газетами и представляю себе завтрашний день. Завтра все наладится. Завтра товарищ Сталин освободит папу. Завтра меня примут в пионеры. Во сне вижу пионерскую линейку и папу вижу. Он улыбается и повязывает мне на шею красный галстук.
