Белое чудо - Масс Анна Владимировна (лучшие бесплатные книги txt) 📗
Вот и вся роль. Больше парикмахерша на сцене не появляется. Из реплик других персонажей мы узнаем, что она арестована.
В театре роль шпионки играла народная артистка. Очень хорошо играла. Ане оставалось только припомнить все ее интонации и движения и скопировать их. Но она не стала этого делать. Она играла по-своему, совсем не похоже, но ничуть не хуже. Пожалуй, даже лучше. Сцена в парикмахерской была украшением спектакля. Даже Ольга Николаевна была довольна. Только сама Аня никак не могла успокоиться. Ей очень хотелось, чтобы ее игра понравилась маме и папе. Ей это было очень важно.
Анины родители, оба актеры, почему-то не хотели, чтобы их дочь стала актрисой. Сама же Аня мечтала только о театре. И вот теперь она с тревогой ждала родительского дня.
Мы лежали на пляже, и Аня говорила мне:
— Я еще сама не знаю, выйдет из меня актриса или нет. Ольга Николаевна меня хвалит, но это не в счет. Вот если маме с папой понравится — значит, во мне и правда что-то есть.
— А вдруг они нарочно скажут, что им не нравится? — предположила я. — Чтобы ты больше не пыталась.
— Нет, — убежденно сказала Аня. — Они меня не обманут. Мама сказала: если у меня обнаружатся данные, они с папой мне помогут. Нет, значит, нет. Я им очень верю.
Наступил родительский день. Утром, как обычно, была зарядка, потом линейка, потом завтрак. Но дальше режима никакого не было: на прогулку мы не пошли, бродили по территории лагеря и ждали автобус.
— К тебе кто приедет? — спрашивали мы друг друга.
— Мама. А к тебе?
Больше мы и говорить ни о чем не могли. Каждую минуту прислушивались: не гудит ли автобус? И наконец явственно услышали: гудит!
Решено было встретить родителей торжественно, под звуки горна, но где там! Славка Степанов, горнист, кинул куда-то горн и первым бросился навстречу автобусу.
С ликующим ревом мы наперегонки помчались по дороге. Автобус затормозил, дверцы спереди и сзади раскрылись, и родители, торопясь и роняя свертки, начали спускаться с подножки. Несколько минут у автобуса царила веселая неразбериха, раздавались звуки поцелуев и первые после продолжительной разлуки возгласы:
— Почему ты так похудел?
— Во что ты превратила свой новый сарафан?
Постепенно папы и мамы в обнимку со своими детьми выходили из круга и спешили куда-нибудь уединиться. Пошли и мы с мамой. Уходя, я оглянулась. Площадка перед автобусом опустела. На ней осталась одна только Аня Горчакова. Лицо ее выражало обиду, растерянность, горе. Она стала на ступеньку и заглянула внутрь автобуса, словно надеялась: вдруг ее папа с мамой все-таки там? Но автобус был пуст, даже шофер куда-то ушел.
Моя мама оставила меня и подошла к Ане:
— Твои, Анечка, здоровы, но приехать никак не смогли. У них неожиданный концерт. Просили передать, что очень жалеют и чтобы ты не огорчалась.
— А-а, — сказала Аня и повернулась, чтобы идти.
— Пойдем с нами на речку, — предложила моя мама.
Но Аня поблагодарила и отказалась. Сказала, что посидит лучше в палате, почитает. Она пошла к дому, и по походке ее, по низко опущенной голове видно было, что ей очень, очень грустно.
К обеду все, конечно, опоздали. За столом никто ничего не ел — наелись вкусных вещей, привезенных родителями. Тихий час отменили — нужно было готовиться к спектаклю.
Сооружали занавес на площадке перед столовой, выносили скамейки и стулья, ставили декорации. Когда почти все было готово, хватились Ани Горчаковой. Ее отыскали за домом, у старой липы с дуплом. Она сидела в траве и подшивала косынку.
— Ты что сидишь? — закричала Юля. — Ведь не начинается из-за тебя!
Аня подняла распухшее от слез лицо и вытерла глаза косынкой.
— Как ты будешь играть с таким лицом? — испугалась Юля. — Пойди умойся.
— Я вообще не буду играть, — сказала Аня.
— Как не будешь? — возмутились мы. — Все уже расселись! У тебя первая сцена!
— Мою роль Оксанка знает. Пусть она и играет.
Кто-то сбегал за Ольгой Николаевной. Воспитательница подошла и опустилась на корточки рядом с Аней.
— Возьми себя в руки, — сказала она негромко. — Ты коллектив подводишь.
— Да! — всхлипнула Аня. — Ко всем приехали, а я... А ко мне...
— Понимаю, — ответила воспитательница. — Но ты вот о чем подумай. Ты актрисой хочешь стать. А ведь настоящий актер, что бы ни случилось, обо всем должен забыть, когда выходит на сцену. Ведь всякое, Аня, бывает. Без этого не проживешь. Бывает, что и несчастье случится. А он, однако, играет. Если он, конечно, настоящий актер. Вот ты и попробуй доказать самой себе, что ты можешь стать настоящей актрисой. Считай, что это первый твой экзамен.
Аня подняла голову.
— Самой себе доказать? — повторила она.
Я не дослушала конца разговора, убежала к маме. Родители уже сидели в «зрительном зале» под открытым небом. Я примостилась возле мамы и стала ждать вместе со всеми.
Вышел Славка Степанов, объявил о начале спектакля. Два пионера из младшей группы, мрачные от чувства ответственности, раздвинули створки занавеса.
Не больше десяти минут прошло с тех пор, как Аня сидела у липы и ревела. А сейчас она так естественно смеялась, так весело взбивала мыльную пену, с таким неподдельным удовольствием мазала Гришку кисточкой для бритья, что зрители то и дело принимались хлопать в ладоши. Это была веселая, ловкая парикмахерша, но в то же время и хитрая шпионка, ух, какая хитрая! Если бы герой не был таким проницательным, он ни за что бы ни о чем не догадался. И когда эта шпионка, поговорив по телефону с шефом иностранной разведки, ушла со сцены, зал разразился единодушными аплодисментами и криками: «Браво, Анечка!»
Больше зрители никому не кричали «браво!». Наоборот, чем дальше развивалось действие, тем веселее становилось в зале. Знаменитый Андрей Львович Персиков, глядя на Гришку, хохотал своим раскатистым басом и приговаривал:
— Ах, негодяй! Это он карикатуру на меня!.. Ну, я ему!
Юля с отвращением поцеловала Гришку материнским поцелуем и под смех зрителей облегченно убежала со сцены. Таня дрожащим от ужаса голосом произносила: «Да, господин гауляйтер!», «Слушаю, господин гауляйтер!». Блокнот дрожал в ее руках, и она была похожа просто на школьницу, трясущуюся в ожидании двойки. Гауляйтер, в огромных очках, с сигаретой в зубах, то и дело косился в зал, где его папа, Иосиф Матвеевич, качался из стороны в сторону от смеха.
Спектакль окончился. Артисты наскоро разгримировались и вновь соединились со зрителями. Наступило время расставания, уже шофер ходил вокруг автобуса и поглядывал на часы.
Так не хотелось расставаться, так много еще нужно было рассказать друг другу... Может, поэтому никто и не вспомнил про Аню Горчакову, которая опять куда-то убежала. Только перед сном, уже лежа в постели, Юля сказала:
— Если честно, то мы все играли отвратительно, кроме Аньки.
Аня махнула рукой:
— Я тоже играла не лучше. И главное, ничего я самой себе не доказала.
— А мне доказала, — сказала я.
Теперь, когда я хожу в театр смотреть Аню, прекрасная ее игра каждый раз по-новому меня восхищает. Но все-таки самым сильным остается восхищение от ее игры, которое я испытала в свои четырнадцать лет. Именно тогда, мне кажется, Аня выдержала самый трудный экзамен на актрису.
