Начало жизни - Серебровская Елена Павловна (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Вот он, наконец, оторвался от книги и улегся спать. Сейчас расскажет ей о своем профессоре, о новой коллекции растений, о том, что вычитал у Дарвина. А она расскажет о митинге, на который попала перед началом занятий на курсах.
На улице слышатся выстрелы. Но это не под окном, а в стороне, наверное, в переулке.
— Революция… — говорит он ей в темноте. — Мечтали мы все о ней. Теперь у нас парламент будет, как у европейцев.
— Нет, питерск
ий
оратор на митинге говорил — не кончилась революция. Теперь главный враг — капитал… Он говорил, что рано еще радоваться
и
успокаиваться.
— Питерский оратор… Анечка, а задумывалась ты, какое у него образование? Наверное, приходскую школу окончил, в лучшем случае — реальное. Что может он знать о судьбах России!
— Мысли у него ясные были и простые.
— Вырасти сначала надо, темноту нашу вековую преодолеть, грамоте обучить народ. Парламент и дает такие возможности. Ты думаешь, буржуазные свободы — пустяк? Нет, они сто?ят кое-чего. Вчера я прочитал в газете «Пролетарий» объявление: «Товарищей, могущих обслужить партию в качестве агитаторов и пропагандистов, просят собраться в медицинский корпус, Сумская, 41». Могущих обслужить… Смотря, как обслуживать. Что пропагандировать-то будут? Нет у них образованных людей, вот что!
— А почему бы честным образованным людям не пойти к ним? В пятом году ты же бросил Московский университет, когда твоего профессора уволили? За ним следом поехал доучиваться в провинцию.
— Я не агитатор по призванию, у меня склад исследователя, научного работника. Да и не согласен я с анархией. Вот стреляют: кто? в кого? Перестреляют друг друга в темноте-то. Ты знаешь, я охотник: птицу и зверя бью, и рука не дрожит. Но человека не убил бы, тут я толстовец. Все меры хороши, но не террор, не убийство. А они, эти ораторы, гранатами увешаны, пистолеты на боку.
— Так ведь жизнь заставила… Ты чего-то важного не понимаешь, Боря: не убил бы… А если б сейчас на нас, на девочек наших бандиты напали с оружием… И ты не убил бы их? Не выстрелил?
— Ну перестань, Аня, ты устала и тебе мерещатся кошмары. Спи, фантазерка.
И он нежно целует ее в затылок, щекоча своими коротенькими усами. А ей обидно: добряк нашелся! Неужели все люди, которых она недавно видела на митинге, все — глупее его? Может, он станет ученым, — конечно, станет! — но в вопросах политики он наивен, как первоклассник. Почему? По добродушию своему безмерному? Или родители так наставляли?
Разобраться в этом не легко, особенно к концу суток, когда голова устала и глаза закрываются сами собой. И не успев ни в чем убедить мужа, Анна Васильевна засыпает, согревая его теплым дыханием.
Глава вторая
Отчего так хочется есть?
В углу двора, куда прежде никто не заходил, теперь собрались ребята. Этот угол порос бурьяном, но он уютней бывшего садика, вытоптанного быками.
— А бывают сладкие корни, — говорит Славка, показывая розоватый корень болотного растения. Он откусывает кусочек корня, потом дает куснуть другим.
— Еще можно есть калачики! — восклицает маленькая Валька. Все устремляются к забору, под которым растут «калачики», обрывают круглые зеленые семена и едят.
— Ребята, пошли причащаться? — говорит вдруг Славка, вспомнив что-то.
— Куда?
— А в церковь. Там маленько булки дают и попить.
Босоногая орава встает. Церковь отсюда недалеко, дойти недолго.
В церкви прохладно и темновато. Ноги ступают по холодному камню. Батюшка что-то поет, потом к нему на сцену подымается тетка с мальчиком. Батюшка тихо бормочет и дает мальчику кусочек просвирки и глоток питья. Тетка уводит мальчика.
Мигнув ребятам, Славка первый подходит к батюшке. Батюшка спрашивает имя, дает ему булки и питья, и Славка, довольный, уходит, утирая губы. За ним идет Валька, потом еще двое малышей, потом Маша. Она слышит, как батюшка приглашает ее отведать тела и крови Христа, и ей делается страшно: почему тела и крови? Разве она людоедка? Но батюшка только пригрозился, он дает кусочек пресной булочки и глоток кислого питья.
Ребята вышли из церкви. Они довольны.
— Не худо, только маловато, — говорит Славка. — Причаститься еще разок, что ли?
Все опять направляются к батюшке, Славка становится в хвост ожидающих. Очередь снова доходит до него.
— Имя? — спрашивает батюшка. Славка повторяет свое имя, батюшка смотрит на него пристально и начинает говорить нечто вразумляющее.
В церкви возникает беспокойство. Какой-то пономарь подходит к ораве ребят:
— Марш отсюда, — говорит он шёпотом, — ишь, безобразники…
Гурьба бегом удирает от возмездия. Славка нагоняет всех.
— Пожалел дать, жадина, — говорит он. — Ну, ладно, завтра я всё равно приду причащаться. Пусть попробует не причастить.
Дети возвращаются на родной двор. Скучно здесь. И есть хочется. Пойти попрошайничать? Стыдно. А вот когда бродячие артисты по дворам ходят, они просят, и это ничего, не стыдно. Потому что они представляют спектакль и просят за свою работу.
— Будем представлять, — говорит Маша. — Будто свадьба. Я буду невеста, а Славка жених. Только надо две конфорки от самоваров.
— Зачем? — спрашивает Славка.
— Их на головы кладут, вместо корон, я видела.
— Я женихом не хочу.
Женихом назначается трехлетний
Ленька,
который безответен и на всё согласен. Кто-то приносит конфорки, Маша прикрепляет свой белый передничек вместо фаты. Она берет жениха за руку, и они начинают обходить все квартиры по очереди. Славка изображает священника и размахивает маленькой бутылкой на веревочке, словно кадилом, приговаривая:
— Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя!
В первой квартире никто на стук не выходит — жильцы куда-то уехали еще вчера. Вторую Маша благоразумно минует, — это ее квартира… И третью обходят, — там живет «жених», и его бабушка может рассердиться за такую игру. Зато в четвертой квартире им открывает добродушная жиличка в пестрой косынке на голове. Она смеется, глядя на представление, потом быстро забегает в комнату и дает по леденцу каждому из артистов.
Подбодренные артисты сосут леденцы и не торопятся. Потом они поправляют свои «короны» и идут дальше.
В хозяйскую дверь Маша стучится, предвкушая удовольствие. Хозяин — самый богатый в доме, он непременно даст что-нибудь.
У хозяина есть дочка Тамарка. Все платья у нее в оборочках, на голове повязан розовый шелковый бант. Тамарка всегда выходит во двор с куском в руках, обычно — с куском сдобной булки, из которой торчат рыжие изюмины. Мать не велит ей делиться, и Тамарка часами таскает повсюду замусоленный кусок булки, вызывая зависть дворовой детворы.
— Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя! — начинает Славка.
На пороге — хозяйская мамаша, вздорная старуха, которая преследует ребят повсюду. Но Маша ее не боится, она смело входит в коридор, ведя за руку оробевшего «жениха». За столом сидят хозяин и Тамарка. Жена хозяина собирает к чаю, носит какие-то вазочки и чашки из комнаты на застекленную веранду.
— Мы представляем, — говорит Маша, улыбаясь.
Хозяин
снисходительно посмеивается, но не двигается
с места.
Наверно, он не догадывается. Маша проходит перед ним раз и
другой. Славка ждет
в
стороне.
Но
рука
хозяина не тя
нется к сухарнице, чтобы дать детям что-
нибудь.
—
Мы
уходим, — говорит Маша, теряя последнюю
надежду.
—
Всего
хорошего, — отвечает им хозяин.
