Витька Мураш - победитель всех - Томин Юрий Геннадьевич (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗

Отец у меня вроде изобретателя. А работает он на тракторе «Беларусь». У этого трактора спереди нож, как у бульдозера, только поменьше. А сзади — ковш, как у экскаватора. Этот трактор может и дорогу расчистить, и песок сгребать в кучу, и канавы копать. В общем, механизмов на нем навешено много, но отец для трактора все время что-нибудь новое изобретает. Один раз изобрел захват, чтобы столбы для проводов брать с земли и в ямы устанавливать. За это ему премию выписали. Но не успел он премию получить, как захват сломался, да еще вместе с ковшом. За это его премии лишили, неделю он трактор ремонтировал, и еще мама ему выдала так, что он два дня в нашей с Людкой комнате ночевал.

Но изобретает отец только вечером и когда выпивши. Днем он просто работает.

Он и расписание для меня изобрел вечером. Я точно помню, как раз в тот день получка была.

Сидели мы на кухне, ужинали. Только мы поужинали, отец говорит:

— Витек, давай карандаш и бумагу.

— Зачем? — спрашиваю.

— Расчет сделать. Расчет твоей жизни. Много времени зря тратишь, вхолостую она у тебя вертится.

Я говорю:

— А у меня времени хватит. Куда мне его девать?

— Это тебе теперь так кажется. А вот будет тебе сорок восемь, как мне, тогда узнаешь, хватит или не хватит. Я тебе сейчас математически докажу.

Мама внимательно так посмотрела на отца и спрашивает:

— Небось в столовую заходил? Портвейн пил разливной?

— Ну да еще…

— Что ж тогда тебя на арифметику потянуло?

— Да не пил я портвейна!

— Завтра ведь все равно узнаю!

— Завтра… — сказал отец, — завтра, завтра не сегодня, так лентяи говорят. Тащи, Витек, принадлежности.

Принес я ему. Он говорит:

— Считай и записывай. Значит, так… Один умножь на триста шестьдесят пять.

Я говорю:

— Это трудно. Мы еще высшую математику не проходили.

— Ты не остри, а записывай. Дели теперь на двадцать четыре.

— Разделил.

— Теперь еще на тридцать дели. Сколько получается?

— Пятьсот семь тысячных.

— Вот так, — с удовольствием сказал отец. — Если в сутки ты проспишь только один час лишний, то… Умножаем на триста шестьдесят пять — это часы… делим на двадцать четыре — сутки… делим на тридцать — месяцы. Сколько там?

— Пятьсот семь тысячных.

— Вот. Пятьсот семь тысячных! Считай — полмесяца в год псу под хвост ты выбрасываешь, если спишь лишний час. Считай, что эти полмесяца ты не живешь, они у тебя из твоей жизни вычеркнуты. А за всю жизнь года три набежит.

Мама убирала со стола и не обращала внимания на нашу арифметику. Но когда она услышала, что один час превратился в три года, то заинтересовалась. Она присела возле отца и заглянула в бумажку.

— Вычислил-то правильно?

— Ага… — сказал отец. — Поняла теперь? Математически можно учесть абсолютно все.

— Давай тогда мою задачку реши, — попросила мама.

Отец обрадовался, заулыбался. Мама на его математику всегда — ноль внимания. А тут — сама просит!

— Ну, ну… — говорит отец. — Каковы условия задачи?

— Таковы…

Мать усмехнулась, и я сразу понял, что сейчас она ему выдаст. А отец ничего не заметил, потому что портвейн он, конечно, по дороге все-таки выпил.

— Вот мои условия, — сказала мама. — Сначала ты двенадцать умножь на два.

— Двадцать четыре, — бодро ответил отец.

— Нет, ты запиши.

— Запишем, — согласился отец и вывел на бумаге двадцать четыре.

— Теперь так… Если считать от двадцати лет и посейчас… Это будет тридцать. Умножай все на тридцать.

— Семьсот двадцать.

— А теперь умножай еще на рупь пятьдесят.

— На один и пять десятых? — спросил отец.

— Нет, на рупь пятьдесят, — твердо сказала мать.

— Одна тысяча восемьдесят рублей.

— Вот тебе и арифметика, — сказала мама. — Вот тебе и портвейн с получки. Тысячу восемьдесят рублей ты только на этом из семьи вынул за все годы. А если считать между получками, да праздники, да Ваську Соломонова, да остальных забулдыг, которых ты поишь… Тут на три умножить — еще и мало. Ну, пускай на три… Тут я и сама вычислю. Три тысячи двести сорок рублей — с ума сойти! Дом можно купить!

— Дом у тебя есть, — возразил отец.

— Значит, на другое бы что полезное пошло!

— Мопед «Рига», например, — намекнул я, — всего сто девяносто рубчиков.

— Всего! — возмутился отец. — Ты их заработай сначала, сто девяносто!

— Ты же обещал.

— Обещал — будет.

— Когда?

— Своевременно.

— Когда помру?

Отец посмотрел на меня с какой-то, мне показалось, обидой. И меня сразу будто кольнуло. Зря я, наверное, вякнул насчет мопеда. Получается, что все мы против него одного. Как будто он нам вредитель. И всегда во всем виноват. А тут еще Людка! Сидела все время тихо, только глаза таращила, а теперь сообразила.

— А сапожки всего пятьдесят стоят.

Людка старше меня на три года, но я ее как хочу зажимаю.

— Ты сиди, — говорю, — повариха. За эти сапожки ты еще сто раз перекувырнешься.

Людка на меня не смотрит, а обращается к маме. Тянет таким капризным голосом, будто у нее соску отняли.

— Мам, — говорит она, — Витьке, значит, мопед можно, а мне даже сапожки нельзя?

— И думать не мечтай! — отвечает мама. — Пятьдесят рублей! С ума совсем посходили! И за десятку поносишь, не развалишься.

— А Витьке…

— И Витьке ничего не будет. Велосипед есть — и хватит. Тоже еще моду взяли — с пеленок на моторе ездить.

До чего же у Людки характер подлый! Сказала про сапожки — и сиди молчи, знает, что все равно купят. Так нет, обязательно нужно еще про мопед вякнуть. Это она чтобы не ей одной плохо было.

Двинул я Людку ногой под столом и говорю:

— Между прочим, Кольке купили, а у него отец меньше зарабатывает.

— Он меньше и пропивает. — Тут мама посмотрела на отца.

— А ну вас к черту! — рассердился отец. — Все вы на деньги переводите!

Отец вылез из-за стола и ушел в комнату.

Мне отца вроде бы опять жалко стало. Что на него все набрасываются?! Отец у нас нормальный, не хуже, чем у других. Даже еще получше: ни с кем не ссорится, нас с Людкой никогда пальцем не тронул. Он и с мамой не ругается, а только слушает. И на вино для себя он мало тратит. Просто он добрый. Когда у него деньги есть, за ним целый хвост таскается, а он всех угощает.

Отца мне, конечно, жалко, но и мопед купить тоже было бы не вредно. «Рига» — классный мопед, почти как мотоцикл. Мы с Колькой на нем вдвоем по асфальту на полсотни зашпариваем.

Вылез я из-за стола и пошел к отцу в комнату — выяснять насчет мопеда. Я, конечно, не дурак, чтобы сразу к нему приставать, если он только что рассердился. Я говорю:

— Пап, а насчет этого лишнего часа ты здорово придумал. Может, мне и правда на час раньше вставать?

Отцу если хорошее что скажешь, он сразу верит.

— Ага, — говорит, — понял все-таки?

— Понял.

— Значит, варит у тебя котелок, — говорит отец. — Знаешь, Витек, я ведь на тебя надеюсь. Уж ты-то школу не бросишь после восьмого, как Людка? Будешь дальше учиться? Правда, десятилетки в нашем совхозе нет, но ведь до Приморска на автобусе всего двадцать минут.

— На мопеде пятнадцать минут, — говорю я.

— Вас понял, перехожу на прием, — засмеялся отец.

— А когда будет прием? — спросил я.

— Летом, — сказал отец. — Летом что-нибудь сообразим. У меня премия наклевывается, и мать маленько потрясем. Ты только год закончи получше, без троек.

— У нас не заржавеет, — сказал я. — А на час раньше я могу хоть с завтрашнего дня вставать.

Отец посмотрел на меня и вдруг задумался.

— А что ты с этим часом делать будешь?

— Так ты же сам говорил?!

— Говорить-то говорил. А сейчас вот подумал: к чему тебе этот час в твоем детском возрасте?

— Вообще-то ни к чему, — говорю я. — Уроки у меня всегда с вечера сделаны.

— А хочешь, я тебе, наоборот, так рассчитаю, что ты будешь полчаса лишних спать?

Я жутко обрадовался. Но обрадовался внутри. Снаружи ничего не показал. В таких делах человека лучше всего на «слабо» брать. Против «слабо» никто устоять не может — ни большие, ни маленькие. Ну, может, только самые маленькие, грудные, которые еще ничего не понимают…